В медицине каждый делает свое дело. Мы занимаемся безнадежными больными. Многие считают, что хосписы экономически невыгодны. Но более выгодного учреждения в нравственном аспекте, который, к сожалению, не рассматривается никогда в нашей стране в комплексе с экономическим, не существует. По данным ВОЗ, каждого безнадежного онкобольного окружает 10-12 близких разной степени приближенности к нему людей – семья, коллеги, друзья, соседи. Без помощи хосписа, оказавшись один на один с проблемой умирающего больного, эти люди вынуждены бросать работу, испытывать бесконечные угрызения совести, чувство вины, страдают канцерофобией (страх заболеть раком). Суммируя эти факторы, можно понять, что хоспис – самое выгодное вложение капитала для государства, которое думает о своих гражданах и о том, чтобы они возвращали затраченные на них государством средства.
На сайте РИА Новости вопросы опубликованы в порядке поступления. Мы позволили себе перегруппировать их, немного проредить и минимально отредактировать. Оригинальный текст размещен тут.
Oтветы на вопросы
– Как решается вопрос о зачислении того или иного пациента? Мест в хосписах, насколько я знаю, очень мало, наверняка много желающих. Для меня страшно звучит, но хочется знать – кому вы отдаете при приеме предпочтение?
Елизавета Глинка: Это самый сложный вопрос, особенно в отношении единственного хосписа на Украине. Очередь действительно существует. Предпочтение (ужасное слово, но другого трудно подобрать) – в первую очередь больным Святошинского района Киева, на чьей территории расположен хоспис, необезболенным больным и больным из плохих социальных условий из любого района Киева, и у меня всегда есть резерв для детей, для чего была создана отдельная палата с резервной койкой. Мы всегда готовы принять любого ребенка, круглосуточно.
Вера Миллионщикова: Одна из заповедей хосписа – за смертью в очереди не стоят, как и «за смерть не платят». У нас есть «очередь» в стационар, но ожидание ее должно и проходит абсолютно безболезненно, ибо в сезонные промежутки (как правило, лето, период отпусков), когда одно из показаний к госпитализации – дать отдохнуть родственникам, выездная служба вместе с добровольцами работает на пределе своих возможностей. Выезжает к больному каждый день, 2-3 раза в день, и обеспечвает все, что можно обеспечить до госпитализации.
– Как долго в среднем пациент находится в хосписе?
Вера Миллионщикова: У нас в среднем пребывание больного на койке стационара хосписа – 17-19 дней. А под наблюдением хосписа он может находиться как угодно долго.
Елизавета Глинка: У нас в Киевском хосписе – 21-24.
– Количество безнадежно больных растет с каждым годом. И это не только люди с онкологическими заболеваниями. Хосписов мало в стране, мест в них единицы. Отсюда несколько вопросов: 1. Как сделать уход за обреченными доступным в денежном плане? 2. Возможна ли организация курсов для родственников? 3. Нужно ли разграничать хосписы по болезням, или в таких учреждениях могут находиться все категории неизлечимо больных?
Елизавета Глинка: 1. Я считаю, что хосписы должны быть бесплатны, и государство должно гарантировать последний уход за своими больными. 2. Я не уверена, что это нужно. 3. В таких учреждениях могут находиться все категории неизлечимо больных. Как это бывает в Америке. Там очень редко встречаются специализированные хосписы.
Вера Миллионщикова: Во-первых, я считаю, что в денежном плане они должны быть бесплатны. Для родственников обязательно должна проводиться работа и обучение, и не только по уходу, но и работе терапевтической, духовной, чтобы справиться с горем, которое испытывают все люди. И это одна из основных целей и задач работы хосписа. Третий вопрос – для цивилизованных стран, здесь Елизавета Петровна совершенно права. Для наших больных – необходимо обеспечить условия хотя бы для онкобольных, но решать эту проблему в России нужно поэтапно. Онкобольные – это единственная категория, у которых отмерено время пребывания в хосписе. А больной, например, после инсульта может жить годами в хосписе, но государство себе этого позволить не может. Дай Бог решать эту проблему пока постепенно. Хотя правильно решать проблему надо так, как это делается в развитых странах.
– Принимают ли хосписы психически больных людей с последней стадией онкологии?
Елизавета Глинка: Да, наш киевский хоспис принимает. Если этот больной без суицидальных наклонностей.
Вера Миллионщикова: В Москве принимают всех.
– Простите, а попытки суицида в хосписах есть?
Вера Миллионщикова: Нет, это было бы поражение хосписа, если бы такое случилось. У нас сейчас лежит больной, у которого была попытка суицида до появления работников нашей выездной службы у него дома. Сейчас он относится к своему поступку, как к глупости, и мы с ним даже это не обсуждаем.
Елизавета Глинка: Буквально месяц назад я писала в своем дневнике о поступившей больной с тремя суицидальными попытками. И эта больная, проведя у нас полторы недели, сказала, что начинает новую жизнь, и больше к этому вопросу мы не возвращались.
– А вы принимаете больных из глубинки? Ведь хосписы если есть, то, как правило, в крупных городах. Как быть с этим жителям отдаленных от городов районов?
Елизавета Глинка: Да, принимаем. По направлению городского отдела здравоохранения, получить его не трудно. Жителям отдаленных городов и районов – надо, видимо, пытаться договариваться с администрацией о создании местных хосписов.
Вера Миллионщикова: По направлению Департамента Здравоохранения, которое всегда можно получить в этом департаменте. А создание хосписов на местах – самая большая проблема.
– Может ли заболевший гастарбайтер стать пациентом хосписа?
Вера Миллионщикова: Да, может, по направлению департамента здравоохранения.
Елизавета Глинка: То же самое.
– Мама два года назад перенесла правосторонний инсульт. Только начинает говорить, правая рука не действует. Часто плачет. Нанимали сиделок с ней сидеть. Существует ли в Москве хоспис, где принимают подобных больных.
Вера Миллионщикова: К сожалению, хосписы в Москве все онкологические, но распоряжением департамента здравоохранения Москвы все крупные городские клинические больницы с 2005 года организовали социальные отделения (до 60 коек), куда можно поместить вашу маму.
– Я не совсем понимаю, чем хоспис принципиально отличается от дома престарелых, объясните, пожалуйста.
Вера Миллионщикова: Тем, что это не дом престарелых, ибо возраст заболевших – от детей до пожилых людей.
Елизавета Глинка: Также принципиальное отличие заключается и в том, что продолжительность жизни наших больных составляет преимущественно до 6 месяцев. Это одно из условий поступления в хоспис и паллиативной медицины – прогноз жизни 6 месяцев и меньше. Хотя бывают и исключения.
– Хосписы – поправьте меня, если я ошибаюсь – призваны обеспечивать безболезненное существование безнадежных больных. Здесь неизбежно встает вопрос привыкания к болеутоляющим веществам. Я понимаю, что в двух словах не опишешь, но все же поясните, какая политика у хосписов по отношению к этому сложному аспекту проблемы – наркотическому?
Елизавета Глинка: Во-первых, наши больные не успевают привыкнуть к назначению наркотических препаратов. В ЕС и в США понятия максимальной дозы, например, морфина не существует. Доза принимается не до того момента, пока чиновнику нравится эта доза, а пока не будет снята боль, боль диктует дозу. Для примера могу сказать, что сегодня утром я консультировала ребенка из США, которая находится на взрослой дозе морфина, потому что только такая дозировка обеспечивает ей обезболивание. Ребенок болен давно, меньшая доза не снимает ей боль.
Вера Миллионщикова: Если больные не пришли к нам наркоманами, то ими не станут, потому что изначально задачи у них разные, наркоман ловит кайф, а наши пациенты снимают боль. И за то короткое время пребывания они не успевают привыкнуть. В моей практике было два наркомана – что делать, и они тоже болеют, но им было не до кайфа.
– В положении, в котором находятся люди в хосписе – страшная вещь мысли, если они только о смерти и о горе. Организовывается как-то досуг в хосписах? Предпринимаются ли какие-то попытки занять мысли людей чем-то, что сделало бы небессмысленным их оставшийся кусочек жизни?
Вера Миллионщикова: Вы считаете, что осмысленным сделать можно оставшийся кусочек жизни, организовав досуг? Жизнь устроена и сложнее, и проще, на мой взгляд, учитывая мой 20-летний опыт работы с такими больными. Они все знают, они ближе к той таинственной черте подведения итога жизни, поэтому они намного мудрее нас, поэтому они позволяют себе такую роскошь, как не думать о смерти и о горе. Они умеют отвлекаться, умеют сосредоточиться, они очень мудры, и нам, сотрудникам хосписа, надо иметь очень большое сердце, очень большие уши и очень большие глаза, чтобы все это увидеть, услышать и научиться принимать с достоинством все, что нам грядет, и этому мы учимся, в основном, у наших пациентов.
– Я так понимаю, в хосписе лечат преимущественно душу, нежели тело, и каким-то образом ищут вместе с пациентами путь к смыслу. Это так? Звучит достаточно привлекательно, но как это выглядит в повседневной жизни? Таких людей, которые изо дня в день будут отдавать себя – такой персонал ведь очень сложно подобрать. Как принимают на работу в хоспис, чем мотивированы сотрудники, достойная ли у них зарплата, в конце концов? Спасибо.
Елизавета Глинка: В Хосписе лечат и душу, и тело. Путь к смыслу, на мой взгляд, искать поздно. В повседневной жизни это выглядит как тяжелая работа, как психоэмоциональный и физический труд. За день сотрудник поднимает до одной тонны тяжелого веса. На работу в хоспис в Киеве принимают с испытательным сроком, и за 4-6 недель мы присматриваемся друг к другу, смотрим на отношение пациент-персонал и принимаем на работу в зависимости от результатов наблюдений. Сотрудники мотивированы, наверное, в зависимости от предпочтений. Санитарки – неплохой заработной платой, часть людей работает, потому что им нравится их работа, все, как в жизни. Но в настоящий момент заработная плата работников хосписа по киевским меркам достойная. И мы также стараемся получить дополнительные льготы для наших сотрудников, которые заключаются в длительном отпуске – 30 рабочих дней, и сейчас ставим вопрос о раннем уходе на пенсию.
Вера Миллионщикова: В хосписе оказывается медикаментозная, психологическая, юридическая, социальная и духовная помощь как пациенту, так и его семье. Поэтому говорить о преимуществе лечения души перед телом я бы не стала. Персонал действительно очень сложно подобрать, и Первый московский хоспис делает это так: каждый человек, изъявивший желание работать, должен отработать минимум 60 часов добровольцем после предварительного собеседования и тестирования. После этого выносится вердикт всем персоналом, на службах которых побывал доброволец, и в необидной форме мы отказываем или принимаем добровольца с трехмесячным испытательным сроком. Если он проходит этот срок, то заключаем контракт на год. То есть мы все время растягиваем временной промежуток, чтобы понять истинные мотивы прихода в хоспис. И только по прошествии года мы продлеваем договор бессрочный. Но все равно текучесть кадров – приблизительно 40%. Это средний и младший персонал, на который ложится самая сложная работа. Это тяжелая проблема, но другого решения подбора персонала в хоспис мы не находим и считаем его правильным. Зарплата у нас достойная, с учетом того, что ни в Киеве, ни в Москве поборы с родственников больных не осуществляются. То есть люди получают чистую, прозрачную зарплату, состоящую из бюджетных средств и большого социального пакета. Это оплата проезда на работу, бесплатные обеды для сотрудников и добровольцев, это частичная оплата коммунальных услуг, это бесплатные оздоровительные лагеря для детей сотрудников, ну и материальная помощь.
– Может ли в хосписе хоть в каком-то смысле человеку быть хорошо? Бывают ли случаи, когда умирать лучше дома?
Елизавета Глинка: Это цель и смысл хосписа, чтобы человеку было хорошо. Надеюсь, что у нас это получается. Умирать, конечно, лучше дома.
Вера Миллионщикова: До сих пор в ЦАО очень много коммуналок. И попадаются старые москвички, для которых пребывание в хосписе – это как пожить в хорошей гостинице по сравнению с их домом. А так как онкологический процесс в их возрасте протекает медленнее, то бывает, они несколько раз попадают в хоспис. И начинается: говорили на месяц, Вера Васильевна, а сейчас только 22-й день. И везут бабушку на выписку, а она кричит – караул, выписывают! Милиция! Бывает, что они специально ухудшают свое состояние накануне выписки, чтобы не уходить. А насчет того, где умирать – конечно, лучше дома, в окружении родственников, заботы близких, в своей постели, в своих стенах, и не забытым государством.
– Скажите, пожалуйста, поддерживает ли хоспис родственников после кончины больного, как долго?
Вера Миллионщикова: По уставу 1-го московского хосписа мы поддерживаем родственников, если они в этом нуждаются, что решается коллегиально (социальный работник, доброволец, врач, медсестры) минимум год после утраты, кончины близкого человека. Помощь неназойливая – звонки на 9, 40 дней, годовщину, часто навещаем родственников, чтобы оказать психологическую помощь, снять чувство вины, вытаскиваем их прогуляться, в кино, в театр приглашаем и к нам в хоспис. И самое трогательное для нас, когда все даты, связанные с усопшим в нашем хосписе, родственники хотят отметить у нас.
– Требуется ли платить за пребывание в хосписе? Забирают ли в хосписе пенсию, квартиру?
Вера Миллионщикова: Этот вопрос вызван недоброжелательными слухами. Так вот, в первом московском хосписе не то, что пенсию, копейку не то, что не берут, а мы наоборот помогаем всемерно.
Елизавета Глинка: Мы с Верой Васильевной работаем БЕСПЛАТНО для больного.
В Украине такое количество малоимущих больных, что два года назад в устав моего фонда внесены изменения, и теперь я хороню до 16 умерших в год. Землю купила специально.
Вера Миллионщикова: Сейчас взорву бомбу. Родственники наших пациентов очень плохо информированы. Есть закон о погребении и похоронном деле в г. Москве от 25.02.2004 № 8, где пенсионеры, имеющие инвалидность 1 и 2 группы, инвалиды детства и другие инвалиды, ветераны войн – все ритуальные услуги для них, включая погребение и памятник, осуществляются за счет московского бюджета бесплатно.
– Сколько стоит облегчить больному человеку таким образом закат жизни?
Вера Миллионщикова: Если считать по бюджетным и внебюджетным источникам, то пребывание больного на койке хосписа обходится государству приблизительно 2,5 тыс рублей в день. С учетом всех бюджетных статей расходов. Но вопрос ценообразования – очень сложный, каждый решает его по-разному. Когда делишь отпущенные средства на количество больных, получается, сколько стоит больной в день.
– Может ли существовать хоспис в условиях мегаполиса?
Вера Миллионщикова: Конечно, может, даже сложнее хоспису существовать за городом. В условиях мегаполиса они и существуют, худо-добро. Конечно, прекрасно было бы иметь хосписы в пригородных зонах, если бы была обеспечена инфраструктура, удобные подъезды, возможность посещать круглосуточно и прочее. Но хосписы существуют в мегаполисах, и Москва, и Санкт-Петербург, и Свердловск, и Киев тому подтверждение.
– B чем состоят главные препятствия «движению» по развитию хосписов?
Елизавета Глинка: Я думаю, что на Украине главное препятствие – это просто недостаточная осведомленность о хосписном движении и паллиативной медицине как у врачей, так и у общественности. В Москве хосписов не так мало. А Питер вообще полностью обеспечен. Просто об этом мало говорят.
– Правило, что если больного нельзя вылечить, это не значит, что для него ничего нельзя сделать, не всегда находит отклик у медперсонала обычных больниц. Можно услышать, что задача медицины – лечить и возвращать к полноценной жизни, а проблема неизлечимых больных – это не к ним. Вы сталкиваетесь с непониманием вашей работы в среде своих коллег? Что вы им отвечаете?
Вера Миллионщикова: действительно, такое мнение существует у большинства моих коллег, мы, конечно, сталкиваемся с непониманием. И ответить я могу только одно, что каждый делает свое дело. Коллеги лечат, а я занимаюсь безнадежными больными. Многие считают, что хосписы экономически невыгодны. Так позволю себе заметить, что более выгодного учреждения в нравственном аспекте, который, к сожалению, не рассматривается никогда в нашей стране в комплексе с экономическим, не существует. По данным ВОЗ, каждого безнадежного онкобольного окружает 10-12 близких разной степени приближенности к нему людей – семья, коллеги, друзья, соседи, то есть разной степени травмированности грядущим горем и этой болезнью. Без помощи хосписа, оказавшись один на один с этой проблемой, проблемой умирающего больного, эти люди вынуждены – бросать работу, испытывать бесконечные угрызения совести, чувство вины, страдают канцерофобией (страх заболеть раком). Суммируя эти факторы, хоспис – самое выгодное вложение капитала для государства, которое думает о своих гражданах и о том, чтобы они возвращали затраченное на них государством.
– Какие общественные организации вам помогают?
Елизавета Глинка: Первая организация в России, которая мне помогла – это «РИА Новости», которая полгода назад вывесила мой баннер и устроила эту конференцию.
– Сколько в Москве сейчас хосписов, и сколько, на Ваш взгляд, необходимо. Из какого расчета определяется необходимое количество – например, столько-то хосписомест на 10 тысяч населения? В каких регионах России потребность в этих учреждениях самая острая?
Вера Миллионщикова: Их 8, осталось открыть 2, и будет в каждом административном округе к 2008 году. Их достаточно. Расчет делается так: на 60 000 населения должно быть 20 стационарных коек. В Москве хосписов будет 10 по 30 коек. На сегодняшний день мы удовлетворим потребность в хосписе для этой категории больных, учитывая то, что каждый хоспис имеет выездную службу, хоспис на дому. С нее начинается хоспис вообще. И многие наши пациенты и их родственники не хотят помещения в стационар. Таким образом, с выездной службой и стационаром в Москве уже почти полностью удовлетворена эта потребность. Самая высокая потребность в России – как правило, в промрегионах, Урал и Зауралье, где экологические проблемы стоят наиболее остро и где заболеваемость выше.
Елизавета Глинка: Я с удивлением узнала, что в Калининграде нет ни одного хосписа вообще. Я обращалась к Боосу, а также неоднократно к сенатору Калининградской области, фамилия которого – Ткач. Ответа я не получила.
– На какие средства содержатся хосписы за границей?
Елизавета Глинка: Смешанные бюджеты. Есть еще сугубо частные хосписы, но абсолютно бесплатные для больных.
– А на какие средства существуют ваши хосписы?
Елизавета Глинка: Киевский хоспис финансируется как из городского бюджета, так и из благотворительного фонда хосписов Vale. Смешанный бюджет: примерно 60% государство, 40% фонд. Должна добавить, что минимум, необходимый для содержания больных, обеспечивает государство. А все остальное, что создает дополнительный комфорт больным – дополнительное питание, удобные коляски, питание, памперсы, ряд медикаментов, цветы, животные, фрукты – это делает фонд. Для того, чтобы создать обстановку, максимально приближенную к домашней, и нужна помощь благотворителей.
Вера Миллионщикова: Первый московский хоспис тоже существует из смешанного бюджета, сейчас на 80% его финансирует государство, и на 20% – благотворительные фонды и спонсорские средства. Даже бюджет вполне позволяет достойно жить, но благотворительность очень нужна. Для создания домашней атмосферы денег всегда должно быть много, и на это их всегда не хватает. Смешанное финансирование – одна из самых удобных форм, и у государства должна быть большая доля, тогда понятно, что мы живем в цивилизованном обществе и государство правильно понимает свою роль.
– Как вы относитесь к идее создания частных хосписов?
Елизавета Глинка: Как альтернатива бюджетного – очень хорошо. Но сначала – гарантированное право получить помощь государства, а потом создание частных хосписов, чтобы обеспечить пациенту выбор, соответствующий его возможностям, финансовым в первую очередь.
Вера Миллионщикова: Полностью присоединяюсь. Но хочу добавить, что частный хоспис – не обязательно платный хоспис. Это может быть хоспис, созданный на благотворительные средства, где принимают пациентов на бесплатной основе. Сейчас в Подмосковье такой хоспис организуется. Люди хотят свои деньги вложить. Но пусть просчитают, насколько их хватит, не случится ли экономического кризиса, чтобы не пришлось выселять пациентов.
– Знают ли сами больные о своем состоянии, в частности, сколько, по прогнозам медиков, им осталось? Какую часть этой информации им сообщают?
Вера Миллионщикова: Это очень большой вопрос. Это все не так просто спрогнозировать, потому что участие принимают как болезнь, так и лечение, и прежде всего – психологическое состояние больного. Бороться, не бороться или прекратить борьбу.
Елизавета Глинка: Больные о своем состоянии, конечно, знают, но не всегда хотят его обсуждать как с врачами, так и с родственниками. А прогнозировать можно, только когда началась агония.
– Oчень хотелось бы узнать Ваше отношение к эвтаназии.
Вера Миллионщикова: Отрицательное. Я бы не занималась врачебной деятельностью и не работала бы в хосписе и не организовывала бы их.
Елизавета Глинка: Категорически против. Это – убийство. Мы говорим сейчас об онкологических больных, т.е. о тех, с которыми мы работаем.
– В литературе и в кино часто используют такой заход сюжета: если человек узнает, что ему осталось немного, он успевает за это время сделать самое важное в своей жизни. Были ли подобные случаи в вашей практике?
Елизавета Глинка: Да, конечно, бывают такие случаи. Должна добавить, что это бывает не только в отношении больных, но и в отношении их близких, которые успевают сделать что-то очень важное за отпущенный срок – помириться, пожениться…
Вера Миллионщикова: Когда умирает пожилой человек, он как правило, уже все в этой жизни сделал. Он разрешил себе уйти, примирился со своей судьбой, настрадался.
– Каких пациентов у вас больше с точки зрения религиозных убеждений и почему?
Елизавета Глинка: На Украине 90% – это православные. Наверное, это просто сложилось исторически. Хотя в нашем хосписе бывают и иудеи, и протестанты, и католики. Но за 5 лет – только один мусульманин, потому что по Шариату – грех отдавать своего больного родственника в приют.
Вера Миллионщикова: Я считаю, что хоспис – не религиозное учреждение, поэтому меня как главного врача менее всего интересуют религиозные убеждения, для меня все равны. Но соглашусь с Елизаветой, что мусульмане бывают крайне редко, иудеи все чаще, но это больше относится к национальному признаку. Я думаю, что религиозность граждан нашей страны и Московской Руси очень преувеличена. В основном пациенты – даже не атеисты, а безбожники.
– Прошла информация, что в Киевском хосписе храм Московской Патриархии передают Киевской. Это так? и если да – с чем это связано?
Елизавета Глинка: Информация не соответствует действительности. Часовня Святой Варвары принадлежала и принадлежит Московской Патриархии и будет ей принадлежать. По благословению Митрополита Всея Украины Владимира была произведена замена священников. Хочу добавить, что церковь отделена от хосписа, как и от государства.
– Что предопределило ваш приход в хоспис?
Елизавета Глинка: У меня это был сознательный выбор, первый хоспис я увидела 20 лет назад в США, и по сути это определило мою дальнейшую работу, потому что моей мечтой стало создание таких же хосписов не только на моей Родине, но и в странах постсоветского пространства. Потому что 20 лет назад мне трудно было представить, чтобы люди уходили из жизни достойно.
Вера Миллионщикова: Выбор хосписа был, я могла бы честно сказать, случайным, но как-то я анализировала свою жизнь и поняла, что это была красивая закономерность. Я начинала свою врачебную деятельность акушеркой и заканчиваю ее в хосписе, и считаю, что я прошла правильный путь. Это красиво.
– Вам ведь наверняка тяжело морально, как вы с этим справляетесь?
Вера Миллионщикова: Приобретается профессиональное отношение к проблеме. Оно делает нас более циничными, но это охранительное ограждение. Мы сопереживаем, мы сострадаем, мы любим, но не умираем с каждым. Есть золотое правило – мы должны помогать не единицам, а тысячам тысяч, поэтому должны себя беречь и сохранить. Вот этого мы должны достичь и, кажется, достигаем.
Елизавета Глинка: Мы стараемся домой не приносить эти проблемы, иногда у нас это получается, иногда не очень. А вообще полностью согласна с Верой Васильевной, что вырабатывается инстинктивная защита.
– Боитесь ли вы смерти? Она ведь всегда с вами рядом…
Вера Миллионщикова: Смерти до смерти боимся с Лизаветой. Все, что таинственно, все страшно.
– Какой процент ваших сотрудников составляют добровольцы и зачем они нужны?
Елизавета Глинка: Добровольцев среди сотрудников нет и не бывает. Добровольцы – это отдельно стоящие люди, которые в свободное от работы время помогают хоспису.
Вера Миллионщикова: В моем хосписе все сотрудники – бывшие добровольцы.
– Кто работает у Вас волонтерами? Остаются ли эти люди работать на постоянной основе? Проходят ли у Вас альтернативную службу молодые люди?
Елизавета Глинка: Обычные люди, которые испытывают потребность в добрых делах, альтруисты. Иногда – остаются. Альтернативную службу у нас не проходят. И не будут проходить. Для меня это принципиальный вопрос.
– Где учат персонал для работы в хосписе? Достаточно ли обычного медицинского образования?
Вера Миллионщикова: Сертификационных курсов для врачей нет в России и на Украине, потому что в номенклатуре врачебных специальностей нет «врач паллиативной медицины». Для сестер медколледжи сейчас вводят курс паллиативной медицины, то есть она становится сертифицированной специальностью. Обычного медицинского образования, конечно, хватает, при условии наличия необходимых личностных качеств – самое главное, милосердия…
– У меня умер родственник в Лахтинском хосписе. Я бы хотела как-то отблагодарить сотрудников. Как это можно сделать?
Елизавета Глинка: Вы можете это сделать, если в данном хосписе существует внебюджетный счет для благотворительной помощи. А если нет, то на эту сумму сделать дар, например, средства ухода для пациентов. Это самая лучшая благодарность.
– В предисловии к вашей конференции сказано, что слово «хоспис» пугает. Кого оно пугает? Меня – нет. Я с ним просто не знаком. Что это такое, простите за невежество? Это учреждение может как-то помочь мне, или я чем-то могу помочь ему? Я на самом деле готов помогать, если увижу, что это принесет реальную пользу и не потребует от меня чрезмерных моральных, душевных и материальных затрат. Расскажите, как это можно сделать.
Вера Миллионщикова: Если Вы хотите, чтобы мы от вас не требовали чрезмерных моральных и душевных затрат, то в хоспис не ходите.
Елизавета Глинка: Поддерживаю Веру Васильевну – не надо вам ходить в хоспис. А на самом деле хоспис в переводе с латинского – странноприимный дом.
Завершающее слово:
Елизавета Глинка: Я хочу всех поблагодарить, кто сегодня участвовал в этой конференции. Я надеюсь, что я смогла ответить на ваши вопросы, насколько это возможно в условиях онлайн-конференции.
Относительно тех, кто хочет помочь хоспису, в Москве обращайтесь по адресу – ул. Доватора, дом 10, м.Спортивная, тел. 245-59-69, http://www.hospice.ru/.
На Украине это – Киев, ул.Верховинная, дом 69, тел. 450-82-40, www.valehospice.org, но я там бываю так редко, что лучше связывайтесь через жж.
Вера Миллионщикова: Спасибо всем, и организаторам, и участникам онлайна. Очень бы хотелось, чтобы информация, которой мы обменялись с вами, не осталась только вашим достоянием, а вы рассказывали о хосписах и не пользователям интернета, потому что всем хосписам очень нужна помощь добровольцев, хосписам нужны благотворители, и чем больше людей о нас узнают с вашей помощью, тем здоровее и нравственнее станет наше общество. Нам нужна ваша помощь!
