Фабр, чучело, Эрмитаж. Фото с сайта rbc.ru
К примеру, я могу о ней выносить суждения потому, что я на нее не пойду. На выставку Фабра меня ничем не заманишь. Я не выношу вида чучел. Я – лично я – не понимаю, как я могла бы прикоснуться к искусству, глядя на мертвые тела, подвешенные на крюках. Однако принимая во внимание субъективность своих претензий, я бы посоветовала зоозащитникам отправить туда рабочую группу, а потом высказать свои ощущения. Вдруг кого-то искусство проймет.
Художник (а если бы я оценивала Фабра только по тем фото с конкретной выставки, которые я видела в соцсетях, то назвала бы его чучельником таксидермистом) подкладывает под свои экспонаты социальный контекст – это сбитые на дорогах животные, и он хотел бы, чтобы люди с большей ответственностью относились к собакам и кошкам и прочей живности. Ой, ну знаете, Эрмитаж – это не самый быстрый и далеко не самый эффективный способ изменить отношение к животным.
Вот в моей ленте Саша Добрый, основавший приют в Дебальцево во время войны, выкладывает такие фото сбитых, брошенных животных, что те одним взглядом разрывают сердце у человека, глядящего на экран гаджета, а через человека разрывают пространство и прямиком уходят наверх – в виде чистого страдания. И Саша всегда в процессе – вот он подбирает сбитое животное на дороге, вот он у хирургического стола держит кота или пса за лапу. Но это – понятно, не искусство.
И я – не тот человек, который сильно разбирается в искусстве, но в чувствах я разбираюсь. И я не собираюсь отнимать у искусства его социального значения и влияния, только потому что есть другие более эффективные инструменты, нет. Но если при помощи социального контекста мне пытаются подать чучела Фабра, как великое сострадание, то я – как зритель – не принимаю их с этой смысловой нагрузкой.
У меня появляются неприятные ассоциации – а что, для того, чтобы водители были осторожней на дорогах, нужно набивать опилками погибших людей и подвешивать их где-то в людных местах на крюках? Избавьте меня, пожалуйста, от этих ассоциаций. А сделать это просто – не показывайте мне висящие трупы.
Недавно я была в детском хосписе, и основавший его священник рассказывал – когда у них умер первый ребенок и приехала специальная служба его забирать, священник был потрясен тем, как обращались с мертвым телом. Его сунули в черный пакет и бросили на дно машины. Он спрашивал – «Но если мы при жизни человека ценим его тело, то почему же мы обращаемся с ним без уважения, когда душа ушла?». Он говорил о том, что очень важно именно для самих живых сохранить в себе уважение к мертвому телу – так и себя самого в первую очередь сохраняешь.
Можно рассуждать, конечно, о любви к чучелам – то есть о ее индивидуальности. Если я их не люблю, это не значит, что все должны их не любить. Но, как по мне, то мертвая оболочка, не преданная огню или земле, приносит тебе – смотрящему – холодок жути, нехорошее ощущение смерти, которое вторгается в жизнь, когда ты-то еще жив.
Жизнь надо воспевать через живое. И мне не кажется, что люди, которых сейчас возмущают эти чучела, как-то посягают на свободное искусство. Они посягают на подвох, отказываются от этого холодного червя жути, который вползет в душу на выставке. Они отмахиваются от социального подтекста и имеют право – а вдруг кому-то придет в голову взять пример с чучельника и подвешивать животных на крюках? Он разве может быть уверенным в психологической устойчивости всех тех, кто на выставку придет?
И еще раз – люди не посягают на искусство, а, скорее, не могут ясно выразить своих мыслей и чувств. По-моему, их недовольство к искусству и к его свободе не имеет никакого отношения.
