Что проще и дешевле для государства – воспитать ребенка в детском доме или попытаться сохранить для него маму? До сих пор в России консультированием матерей-отказниц занимаются психологи благотворительных фондов, государственные службы, занимающиеся профилактикой отказа, начали появляться совсем недавно. Наш корреспондент побеседовал с психологом фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Дианой Зевиной, координатором проекта «Теплый дом» и попросил ее рассказать о своей работе с женщинами-отказницами и семьями, попавшими в трудную жизненную ситуацию.
– Вы давно работаете в фонде? В чем заключается ваша работа?
– Работаю с 2010 года. У фонда есть договора с родильными домами Москвы и области, сотрудники роддомов сообщают о женщинах, которые собираются отказаться от ребенка, и мы выезжаем для консультирования. Это происходит, когда сама женщина сказала, что хочет отказаться, когда она произнесла это вслух, и кто-то из сотрудников роддома это услышал. А еще бывают признаки, говорящие, что есть вероятность, что она откажется или сбежит, медики эти признаки знают.
– Эти признаки секретные?
– Нет, совершенно не секретные, но они – косвенные. Бывает, когда это совершенно ни о чем не говорит, но медики часто перестраховываются. Например, женщина поступила без документов. Один из вариантов – схватки начались на улице или в магазине, у женщины с собой документов не было. Но в таком случае их быстро приносят родственники. Если этого не произошло, медики настораживаются. Отказницы часто сбегают из роддома после родов, чтобы не оформлять документов. Если женщина никому не звонит и ей никто не звонит, если она выходит поговорить по телефону так, чтобы ее не слышали, возможно, она собирается сбежать. Когда женщину никто не навещает и никто ею не интересуется. Иногда женщина поступает не только без документов, но и совсем без вещей, выясняется, что она не взяла с собой самого необходимого – расчески, например. Когда медики это видят – вызывают нас. Бывает, что тревога ложная – женщина смотрит на нас «квадратными глазами»: «Вы что? Я просто потеряла паспорт, а регистрация у меня в другой области, и я решила до родов туда не ездить». А бывает, что мы действительно приезжаем по адресу.
– С какой мотивацией вы пришли на эту работу? Изменилась ли она сейчас?
– Профилактика отказов – это не единственное направление деятельности нашего фонда. Я занимаюсь также помощью семьям с детьми, которые попали в сложные жизненные ситуации, настолько сложные, что есть риск, что ребенок попадет в сиротское учреждение.
Мы работаем с семьями, где есть риск изъятия детей, потому что родители не совсем справляются со своими обязанностями. Когда я пришла, то просто хотела помогать семьям, детям, которые попали в сложные ситуации, но не очень понимала, что можно сделать. Мотивация сформировалась в процессе работы. Я поняла, что большой процент детей, которые попадают в сиротские учреждения, могли бы расти в своих родных семьях, где их на самом деле любят, просто их родители в силу разных причин, не могут полноценно заботиться о своих детях.
– Как это выглядит на практике? Вы приходите в семью и видите… что?
– Нужно оговориться, мы не работаем с семьями, где у родителей, есть химические зависимости – алкогольные, или наркотические. Мы не видим ужасов, которые бывают в семьях законченных алкоголиков, когда в квартире все разрушено, а дети абсолютно не ухожены, забиты. У наших клиентов такого нет. Как правило, наши подопечные – бедные семьи, в 9 случаях из 10 – это одинокие мамы с детьми. Как правило, такая мама сама выросла в неблагополучной семье или в детском доме, часто ей не хватает элементарных знаний и умений, потому что у нее в детстве не было опыта нормальной семейной жизни. Среди наших подопечных большой процент родителей, которые сами выросли в семьях алкоголиков. Они не пьют, но выросли в такой среде, поэтому у них определенные трудности с адаптацией в обществе. Как правило, бедная обстановка, бедная квартира.
– Насколько бедная? На что не хватает?
– По-разному. Бывает, не хватает на еду. Бывает, давно не было ремонта. Но во всех «наших» семьях дети привязаны к родителям, а родители – к детям. И для детей полезнее вырасти вместе с мамой, чем попасть в детский дом. И мы боремся за то, чтобы сохранить семью. Это достаточно длительная работа. Когда нужно сделать ремонт – понятно, нужно просто собрать денег. Но бывают и более сложные ситуации, скажем, когда у мамы нет жилья и грудной ребенок.
Для таких мам у нашего фонда есть приют. Кстати, он работает по профилактике отказов. Всех женщин, которых удается отговорить, которые меняют решение и забирают ребенка, мы можем отвезти в приют, если у них причина отказа в том, что некуда идти и негде жить. Через некоторое время наши подопечные привыкают к ребенку и, как правило, становятся хорошими матерями.
Если женщина соглашается дать нам контакты своих родственников, то мы с ними тоже работаем, разговариваем. Дело в том, что когда принимается решение об отказе, женщина находится в состоянии шока. Там и гормональный стресс, и стресс из-за того, что просто некуда идти, и никто не поддерживает. Поэтому родственники могут узнать о рождении ребенка не сразу. Если они этого не ожидали, это известие и у них может вызвать шок, в этом состоянии шока они могут сказать: «Знать ее не хотим, пусть живет, как хочет». Но шок постепенно проходит, и многие начинают помогать. Среди наших подопечных была девушка с Кавказа из мусульманской семьи. Она думала об отказе, потому что ребенок был внебрачный, а его отец другой национальности и религии. Родители ничего об этой девушке не хотели слышать. Постепенно, года через полтора, родственники с ней начали общаться. Сначала сестры стали звонить, потом она съездила к сестре в гости. Сейчас ее ребенку больше двух лет, и она вернулась домой, живет у своего отца, ее мама умерла за это время. Семья эту женщину приняла.
– Среди ваших подопечных много приезжих?
– Очень много, и из российских регионов, и из ближнего зарубежья, бывает и из дальнего. Данные, приведенные в исследовании, похожи на ту картину, которую мы наблюдаем в Москве и Московской области. В общем и целом я могу практически со всем согласиться. Статистика нашей работы свидетельствует о том, что предотвратить удается каждый третий отказ.
– А бывают отказы многодетных, когда детей много, и следующего ребенка в семью уже не принимают?
– Да, бывает, отказ от второго, третьего ребенка. По статистике нашей и наших коллег число таких отказов, к сожалению, растет.
– Почему так происходит? Люди оценивают свои ресурсы и понимают, что им не потянуть еще одного ребенка?
– Чаще всего так. Но есть декларируемая причина отказа, и есть – истинная. В процессе беседы с женщиной становится понятно, какие у нее на самом деле мотивы. Есть определенный набор, который декларируется, обычно говорят, что некуда идти, не на что растить этого ребенка. Но это может не соответствовать действительности. Например, фраза «негде жить» может означать: «нет родственников, нет жилья, из общежития выгнали». Это один вариант. Второй вариант: «негде жить, но есть родственники, которые меня не принимают» или «мама живет в Смоленской области и не знает, что у меня будет ребенок, а я не знаю, как она отреагирует, но предполагаю, что не примет». Возможно много расшифровок одной и той же декларируемой причины. Многие женщины, которые собираются отказаться от ребенка из-за сложной социальной ситуации, колеблются. Когда объясняешь, кто и как может им помочь, они меняют решение.
В основе отказов лежит комплекс причин и социальных, и экономических. Бедных семей достаточно много, но почему-то одни отказываются от детей, а другие – нет. Кто-то ни за что от ребенка не откажется и ищет любую возможную помощь, чтобы быть с ним вместе.
А бывают отказы, когда ребенок просто не нужен, не запланирован. В моей практике были две ситуации, когда женщины отказывались от второго ребенка. В обоих случаях женщины были замужем, имели жилье, регистрацию, работу и какой-то доход. Просто ребенок был не нужен – и все. Отказываются не потому, что нет материальных возможностей, а потому что нет желания растить. У женщин, которые все-таки отказываются от детей, как правило, в детстве сложные отношения были с родителями, с мамами. Мамы их недостаточно любили, не поддерживали, отвергали. Или вообще их не было, если женщина росла в детском доме или у бабушки. Эта категория женщин наиболее тяжелая для работы, их число составляет 5-10%, и их очень сложно переубедить.
Еще одна большая группа – это отказ от детей с врожденными патологиями. Женщины могут быть совершенно разные, а причина в том, что ожидали здорового ребенка, а родился больной. Фактически такая женщина переживает утрату, то есть этот ребенок для нее все равно, что не родился. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, что ребенок другой, что у него синдром Дауна, например, что он не поступит в вуз, не родит детей.
В таких случаях в любой ситуации задача психолога – помочь родителям принять осознанное решение. Решение об отказе часто принимают в состоянии шока. Если родился ребенок с патологиями, то шок не только у матери, но и у родни. Им просто нужно дать время и рассказать, что такое на самом деле синдром Дауна и как с ним живут, как такой ребенок будет развиваться, какие у него есть перспективы, какие есть возможности для того, чтобы получить поддержку и помощь, если они сохранят ребенка в семье. В Москве таких возможностей достаточно много. У нас были ситуации, когда родители меняли решение, забирали ребенка, и дальше у них все было хорошо, хотя синдром Дауна у ребенка, естественно, не проходил.
– То есть, в хорошем случае у вас бывает happy end, как в индийском кино? И все родственники вместе забирают маму с ребенком из роддома?
– Да, и так бывает очень часто. Когда ребенок с патологиями из нормальной семьи, даже чаще получается отговорить от отказа, потому что там есть материнские и отцовские чувства. К тому же в таких семьях и условия для жизни нормальные.
Наши мамы становятся более ответственными, более взрослыми. Например, мы помогали девушке, которая не хотела отказываться от ребенка, но идти ей было некуда, она из ближнего зарубежья, там выросла в детском доме, в раннем детстве ее забрали у пьющих родителей. Она окончила школу, приехала в Москву на заработки. Ее обманули, она осталась без жилья, потеряла документы и не могла их восстановить, для гражданки другого государства это непросто. Потом родила ребенка. В этот момент мы и познакомились. Она прожила у нас в приюте больше полугода, мы помогли ей восстановить документы. Эта девочка стала очень ответственной и хорошей мамой. Мы отправили ее на родину. Сначала она там тоже жила в приюте, но как выпускница детдома, должна вскоре получить жилье. Нельзя сказать, что это happy end, жилья и работы у нее пока нет, но уже больше года ребенок с мамой и она не чает души в своей дочурке.
– Считается, что отказ от ребенка – это грех женщины, но, как правило, она оказывается просто последним звеном в цепочке? Что можно сказать о роли отцов?
– Бывает такое, что папа ребенка не готов. Чаще всего мужчина уходит раньше, чем женщина родила, он никак не участвует в решении судьбы ребенка. Но бывает, что именно он настаивает на том, чтобы женщина отказалась от ребенка, бывает – наоборот, когда не хочет этого, а иногда занимает нейтральную позицию и говорит: «Решай сама».
– Обобщая, можно сказать, что ваши клиентки – женщины, которым некуда и не к кому нести новорожденного ребенка?
– Как правило, да. На момент рождения ребенка они, как правило, одиноки, хотя у многих были длительные отношения с отцом ребенка, кто-то даже несколько лет вместе жил, но сейчас это в прошлом. А есть ситуации, когда отношения с родственниками и до беременности женщины были очень сложные. И на их восстановление нужно время, и не факт, что получится. Бывает по-разному. Но и без поддержки родственников можно растить ребенка, пока он подрастет – мы помогаем. Если надо – то и до 3-4 лет и даже дольше. Мы помогаем, пока женщине нужна помощь. Какая именно, мы решаем вместе с женщиной.
Одна из первых женщин в нашем проекте – выпускница детского дома, рожавшая в Подмосковье, вообще была из другой области. Нас вызвали «на отказ». Завотделением посмотрела карточку, увидела, что это первая беременность, первый ребенок, маме 20 лет, и она из детского дома. Поговорила с ней и вызвала нас. Это был один из моих первых выездов. Эта наша подопечная изменила решение буквально минут за 15, как только я сказала, что ей помогут. За это время родился второй ребенок, старшему сейчас три года, эта женщина живет в той области, откуда она приехала. Мы ей помогли получить жилье, потому что по закону там была ситуация на грани – с одной стороны, жилье за ней было закреплено, как за выпускницей детдома, с другой стороны, оно было признано аварийным, и поэтому другого ей давать не хотели. Но мы через суд смогли доказать, что она нуждается в жилье, ей дали домик и она живет, растит двух детей. Она очень хорошая мама. Со вторым ребенок там и не было мысли об отказе. У детей есть папа, на момент рождения первого ребенка он устранился, сейчас приезжает и помогает. Эта женщина вышла на работу и между декретами успела поработать, как только переехала на родину. Жизнь у нее наладилась. В год в наш фонд за поддержкой обращается более 40. семей
– Что бы вы сказали беременной женщине, которая думает об аборте или об отказе от ребенка?
Всегда будут какие-то трудности, и когда мы считаем, что ситуация неподходящая сейчас, мы точно не можем знать, что будет с нами через полгода, год или пять лет, и будет ситуация подходящая когда либо на самом деле. Может, она будет хуже или намного лучше, и те вещи, которые кажутся нам трудностями, через пять лет уйдут, допустим. Скажем, студентка может закончить учебу и получить высокооплачиваемую работу, а ребенок за это время подрастет, и проблемы бедности у нее не будет. Поэтому, на мой взгляд, важно, не выбирать обстоятельства, а решать, чего мы хотим и менять обстоятельства в зависимости от своих потребностей. По своей практике я вижу, что это возможно.
Мы не знаем своего будущего, более благоприятное время может не наступить никогда. Если сейчас Бог или судьба дают нам ребенка, есть смысл задуматься, что, наверное, сейчас – самое время для его рождения.
