В деревне Малый Турыш под Екатеринбургом социальная предпринимательница Гузель Санжапова решила помочь отцу и дать хоть какую-то работу жителям деревни: «Горько было смотреть на мужчину, который вышел на пенсию и собрался стареть в неполные 50 лет». Отец стал собирать на собственной пасеке мед, а бабушка Гузель и три ее соседки – лесную землянику.
За прошедшие годы бизнес развернулся – сегодня у Санжаповой 12 постоянных и более 200 сезонных сотрудников, которые собирают травы и ягоды. В линейке продуктов появились варенье, сладости, чай из трав, эко-косметика. Начиная с 2020 года в Турыше, не только делают эко-товары, но и шьют чехлы для подушек и картхолдеры ИКЕА.
Параллельно в деревне развивалась социальная сфера: Гузель построила детскую площадку, затем запустила строительство общественного центра на 800 кв м – новый формат сельского клуба, в котором будет гостиница, библиотека, пространство для культурных мероприятий, лекций и даже пекарня, а также медицинский кабинет.
Мы все хотим гордиться своим домом
– В одном из интервью ты сказала, что подобный бизнес невозможно вести иначе, чем через личную историю. Насколько твоя история, рассказанная в 2013 году, отличается от той, что звучит сегодня?
– Это теперь я понимаю, что все сложилось просто и вместе с тем умно: мы показали сразу три поколения, чтобы каждый клиент мог ассоциировать себя с кем-то и видеть что-то свое. Кто-то думал: классно, бабушки хотят хорошо жить и зарабатывать, им не нужно подачек, они хотят трудиться, как могут. Кого-то задело другое: здорово, вот дочь встает рядом с отцом, хочет ему помогать. Для каждого человека в этой истории была своя зацепка, но я тогда ничего не выдумывала, просто рассказывала все так, как на самом деле. Сегодня лично для меня это история про мое взросление. Про то, что ты берешь на себя кусочек ответственности, понимаешь, что классно и берешь на себя еще и еще.
– Если речь о личной истории, встает вопрос – насколько можно и нужно раскрываться перед публикой? Есть ли придел откровенности?
– Для меня откровенность – одно из самых трудных испытаний. Когда в 2014 году СМИ стали писать о нас, поднялась огромная волна. Я читала все комментарии и узнавала очень много «нового» о себе. Вроде такого: «Иди, девочка, лучше мужа себе найди и борщ вари, это не женское дело деревню поднимать». А я и была девочкой – тогда мне было 25 лет, да и не сильно я с тех пор изменилась, меня иногда вообще за 14-летнего подростка принимают.
Конечно, слова поддержки тоже были, но вот ведь штука – мы не умеем принимать похвалу, чаще обращаем внимание на негатив. Помню, я тогда много плакала, было обидно – за что меня так? Вроде я никого не зову под транспаранты, просто говорю: чуваки, смотрите, мы делаем мед и помогаем бабушкам, хотите с нами? Я не давила на жалость, мы просто показывали жизнь такой, какая есть. Но оказалось, кому-то даже это не нравится. Сейчас, к счастью, негатива почти нет, нас в основном поддерживают.
– Раскрываться пришлось не только тебе. Как деревенские бабушки согласились – сниматься в роликах для соцсетей, общаться с журналистами?
– Знаешь, мне гораздо сложнее было объяснить необходимость этих съемок папе. Моя бабушка Хамаира – ей тогда было уже за 80, пошла на контакт гораздо быстрее. Посмотрела на оператора, которого я привезла с собой, и заявила: «Не вопрос, сейчас чего-нибудь расскажу», а потом еще ходила за ним по пятам и подсказывала: вот это сними, и вот тут еще у нас интересное.
Сегодня бабушки с нами нет, она умерла не так давно. Сейчас я все чаще думаю о том, сколько всего она нам дала. Это был огромный кредит доверия. Ее смело сказанное «да» сыграло очень важную роль, потому что изначально жители деревни категорически не хотели показывать свое лицо. Знаешь почему? Боялись «опозориться». Говорить вслух о том, что есть какие-то проблемы, у нас не принято. А сейчас они между собой решают, кто кому интервью дает. Иногда бабушка Зухра что-то рассказывает голландцам, а бабушка Марьям что-то показывает немцам, это они между собой распределили.
И сейчас не составляет труда договориться, потому что они понимают, что вообще-то это не позор, а большая гордость. «Мой дом показывали по телевизору». Они понимают, что их деревня чем-то примечательна, гордятся, что про нее рассказывают. Потому что мы все хотим гордится своим домом. Это нормально.
Каждый новый товар запускаем через краудфандинг
– Было легко уговорить жителей Малого Турыша работать у вас? Ты же была «своя» – бабушка в этой деревне жила, тебя все знали.
– Ну что ты, совсем наоборот! Поначалу с трудом находила сотрудников. Последние 30 лет работы в деревне не было вообще. Да что там работы – соседи почти не общались между собой. Зачем им работать, о чем говорить друг с другом? Есть пенсия, есть огород, свой участок и высокий забор – и не нужно ничего больше. Они уже привыкли за 90-е годы, что всюду обманывают. Мне они тоже не особенно верили поначалу – думали, что я набираю себе репутацию, чтобы выдвигаться… не знаю куда, в президенты, наверное (улыбается). Люди не привыкли, чтобы о них кто-то заботился.
– Заботился? В каком смысле?
– В какой-то момент я поняла, что для того, чтобы наладить отношения, нужно сделать для деревни что-то хорошее и нужное. Так появилась идея построить детскую площадку, мы объявили краудфандинговую кампанию. Когда площадку построили, люди думали разное, но в основном: «Хм, а у нее есть деньги, много денег». Но именно в тот момент ко мне стали приходить и говорить: «Мы тоже хотим у вас работать». Или вот в 2016 году была засуха, в деревне пересох единственный колодец, и люди пришли к нам на производство за водой. Это параллельные процессы: с одной стороны, у тебя есть социальная миссия, с другой – бизнес, но все связано и существует неразрывно. Когда мы открывали детскую площадку, у нас было чаепитие, и жители Малого Турыша меня благодарили… Ну вот угадай, за что?
– Ну как за что? За площадку, наверное?
– Нет. Они говорили: «Гузель, спасибо, что мы все вместе собрались впервые за 30 лет». И вот тогда я поняла – лед тронулся.
Вообще все строилось на самых простых бытовых мелочах. Детская площадка. Вывоз мусора. Вода. В какой-то момент люди поняли, что их слышат и делают то, о чем они просят. Не важно, где мы живем – в деревне или в городе, нам всем хочется, чтобы нас слышали и чтобы мы могли принимать какие-то решения.
На этом, кстати, строится наш краудфандинг – ведь каждый новый товар мы запускаем именно через сбор. Что интересно: в каждой кампании порядка 30% спонсоров – это люди, которые поддерживают нас с самого начала. Они как будто смотрят сериал: вот не было ничего, потом появились первые цеха, потом все стало развиваться. Нас поддерживают, потому что понимают: видимо, и мы что-то решаем, пусть даже в этой маленькой деревне.
«Думаю, бабушка где-то там улыбается, глядя на это»
– Если раньше в прессе писали в основном о мёде, то сейчас гремит твое сотрудничество с компанией ИКЕА по пошиву чехлов для подушек и картхолдеров. Кто кого первым нашел и предложил?
– 1,5 года назад я познакомилась с представителями компании на Форуме по устойчивому развитию в Сколково. Выслушав мое выступление, в котором я делилась опытом в Малом Турыше, они сказали: «Давайте попробуем сделать что-то вместе». Процедурно все это заняло год: переговоры, утверждение, прохождение аудита, поскольку компания ИКЕА подходит к процессу очень ответственно. Сейчас мы, наконец запустились, и чехлы из коллекции ОТЕРСТЭЛЛА (по-шведски это значит «восстановление, возрождение») уже продаются в Москве, в магазине ИКЕА Белая дача. Надеюсь, скоро они появятся и в магазине в Екатеринбурге – тогда мы с моими сотрудницами сядем на автобус и поедем смотреть, как это происходит. Чтобы все было максимально наглядно и понятно.
– Когда вы начинали сотрудничество с ИКЕА, многие ли в деревне знали, что это такое?
– Если только молодые сотрудницы, бабушки, конечно, не сильно в этом разбираются. Это мы тут в городе понимаем, что такое подписать договор с таким гигантом, как ИКЕА, насколько это круто. Но когда я показала им рекламу, фото и видео, где они позируют со сшитыми ими чехлами, до наших сотрудников потихоньку стало доходить, что это классно. Границы мира для них расширились – вот они, жители маленькой деревни на Урале, а вот шведский гигант, который известен на весь мир, и мы делаем что-то вместе. В мире всего 28 подобных проектов, в рамках которых компания ИКЕА сотрудничает с соцпредпринимателями. И мы – один из таких проектов. В какой-то момент я стала осознавать, что я вообще все могу, если захотеть и если мне это нравится.
А еще сотрудничество с компанией ИКЕА – тоже немного личная история, потому что чехлы наши сотрудницы шьют…в доме моей бабушки. С тех пор, как она умерла, мы туда не заходили – было неимоверно сложно. Когда контракт наконец был подписан, я набралась смелости и сказала: а давайте мы дадим этому дому новую жизнь. И теперь там, где жила моя бабушка, люди шьют, дом наполняется жизнью и смыслами. Думаю, бабушка где-то там улыбается, глядя на это.
Хочу повысить финансовую грамотность подростков
– Ты социальный предприниматель – это два слова. И если с «предпринимателем» более-менее понятно: вот бизнес, вот доход, то как быть с социальной частью? Чем ее измерить?
– Ее все-таки можно померить в деньгах, потому что я знаю наши средние зарплаты. Мои сотрудники получают 12-16 тысяч, и это хорошие деньги. Для сравнения, те, кто работает в соседних деревнях, получают всего около 6-8 тысяч. А у нас в высокий сезон – обычно это последний квартал, перед Новым годом, когда есть спрос на корпоративные подарки, люди и по 40 тысяч могут зарабатывать.
Но дело не только в зарплатах. Например, есть сезонные сборщики трав и ягод. Когда-то мы начинали с 4 бабушек, а в 2018 году их было уже 230 человек, люди приезжают из соседних деревень и даже городов. Приходят семьями, все поколения, начиная от 6-летних детей и заканчивая бабулями. Очень много подростков – меня даже часто то ли в шутку, то ли всерьез начинают обвинять в том, что я эксплуатирую детей.
Вот с подростков-то все и началось. Меня волнует, что будет с тем поколением, которому сейчас 12-14 лет, если предпринимательства в деревнях практически нет, а значит и работы тоже. Откуда они возьмут деньги, где заработают? Я поняла, что могу придумать для этих ребят не только детскую площадку, но и то, что попутно научит их делать готовый продукт и продавать его через интернет. Вот почему мы сейчас строим в Малом Турыше общественный центр. Надеюсь к лету его открыть.
А еще я понимаю, что этих ребят нужно учить планированию финансов, своей жизни – это навыки, которых им очень не хватает. Простой пример: подростки летом собирают для нас ягоды. И одна мама приходит потом и благодарит: «Спасибо, эти деньги очень кстати, я на них тетради для школы куплю». А потом приходит другая мама, и я вижу, что на заработанные ее сыном деньги она купила ему дорогой смартфон. В кредит. А у нее еще трое детей, и зарабатывает она всего 500 рублей в день, перебирая картошку. Общественный центр нужен как раз для этого – чтобы люди научились планировать.
– Про тебя говорят, что ты вернула к жизни умирающую деревню. Есть универсальный рецепт «воскрешения»?
– Людям нужно, чтобы о них заботились, и не важно, кто это будет – государство или частный инвестор. Это было просто и это мы деревне дали: и работу, и налаженную инфраструктуру.
Дальше начинается самое интересное. Чтобы деревня не чувствовала сама себя умирающей, у нее должны быть связи – и это не только уехавшие в город дети. Сидящая у окна бабушка должна видеть, что все время происходит «движуха». Вот автолавка с продуктами приехала, вот волонтеры, туристы. Если сама бабушка не может выехать из деревни, пусть мир сам приходит к ней. У нас так и произошло – однажды в Малый Турыш «пришла» почти вся географическая карта.
В 2018 году мы устроили в деревне концерт группы «ЧайФ» – Владимир Шахрин и Дмитрий Гройсман откликнулись на мою просьбу о помощи и всей группой приехали, чтобы сыграть благотворительный концерт и помочь нам собрать средства на строительство общественного центра. К нам приехало около 600 человек – для деревни в 50 жителей это очень много. Помню, смотрела на эту толпу и узнавала: девочка прилетела специально из Великобритании, мои друзья приехали из Нижнего, были ребята из Москвы, из Тюмени. Вместе с нашими бабушками они пели «Пусть все будет так, как ты захочешь». И тогда я поняла: «О, кажется, история про забытую умирающую деревню больше не существует».
– Может быть поднять Малый Турыш удалось, потому что это татарская деревня? Пьют, наверное, меньше?
– Пьют везде. В Турыше все-таки осталось очень мало мужчин, которые пьют в первую очередь. Но случается, и судить по национальному признаку я бы не взялась. Пьют люди в первую очередь от безделья и безнадеги.
– Как ты думаешь, можно сделать нечто подобное в центральной России? Вот, говорят, под Костромой деревни вымирают…
– Я скажу, что надо пробовать, результат зависит от многого. Кто ты, какие связи с этой деревней ты имеешь, что ты собираешься делать? Я не могу однозначно ответить на этот вопрос, и не отвечу, пока не попробую. Но в принципе, ничего невозможного нет.
«Я поняла: у нас правда прекрасная страна»
– Гузель, в чем твое «топливо», что заставляет продолжать дело?
– Как и для всех – видеть результат. Мне порой хватает трех минут поговорить с кем-то в деревне или на производстве и увидеть в глазах то, чего раньше не было, заметить, как расправились плечи, поднялся подбородок – человек гордится тем, что он делает. Это на уровне ощущений. Еще вчера он говорил: «Ой-ой, мы никому не нужны, всеми покинуты». А потом ты вдруг слышишь: «Я тут подумал и решил…», – и ты понимаешь, что у человека есть планы на будущее, он живет. Вот у нас одна сотрудница купила себе стиральную машину – событие деревенского масштаба. Другая построила дом, вернулась в Малый Турыш из города, потому что она работает у нас, и тут ее родина. Такие события дают мне силы.
– За эти шесть лет что ты поняла о людях и о себе?
– Я поверила, что у нас и правда прекрасная страна. Страна – это люди, она великая своими людьми. И я уверена, что рано или поздно они поймут: надо объединяться не против чего-то, а за.
Еще я поняла, что очень многие в нашей стране боятся. Мы боимся открыть себя и прячемся за разными масками. За эти годы я поснимала очень много масок, которые казались страшными, и обнаружила за ними суперфей. Когда ты начинаешь с ними разговаривать, они и сами удивляются: а что, я правда такая? Так можно было? Ты сам себе придумываешь потолок. У меня его нет.
Нам просто не хватает положительных примеров. Я готова быть таким примером, но, поверьте, таких, как я, очень много, просто кто-то еще не решается заявить о себе. Так вот сейчас – самое время.
