Бездомные – люди наименее интересные для благополучных граждан. Многим кажется, что с бездомными все более-менее ясно – они «сами виноваты», «не хотят работать»… Список стереотипов можно продолжить. Санкт-Петербургская благотворительная общественная организация «Ночлежка» уже много лет занимается не только оказанием помощи людям, оставшимся на улице, но и ведет просветительскую деятельность, благодаря которой обычные горожане узнают о причинах бездомности много нового. И поддерживают «Ночлежку», а также другие общественные организации, работающие в этой сфере. Но о том, насколько трудно российскому бездомному выбраться из ситуации, в которую он попал, по-прежнему задумываются немногие. О ресоциализации бездомных рассказывает директор «Ночлежки» Григорий Свердлин (Минюст РФ признал Григория Свердлина иноагентом).
– Каков процент из обращающихся за помощью в «Ночлежку» возвращается к нормальной жизни? И сколько это человек за год?
– Если говорить о людях, которых мы заселяем в наш приют, то потом не возвращаются на улицу приблизительно 60% наших подопечных. Некоторые из этих людей устраиваются на работу и начинают снимать жилье – сначала это может быть койка в общежитии, потом комната в коммунальной квартире, а дальше по-разному, как у всех.
Есть люди, которые уже взяли квартиру в ипотеку. Есть также люди с инвалидностью 1-й и 2-й групп, уже нетрудоспособные, порой, очень пожилые – таких мы устраиваем в дома инвалидов. Дом инвалидов – это, конечно, далеко не предел мечтаний, но это гораздо лучше, чем жизнь на улице.
Есть люди, которые восстанавливают отношения с родственниками и уезжают к ним. То есть из тех, кто заселяется в наш приют, не возвращаются на улицу около 200 человек в год. Но кроме них, многие обращающиеся к нам люди берутся нашими социальными работниками на сопровождение. То есть люди приходят в нашу консультационную службу с самыми разными вопросами – по поводу восстановления или оформления документов, устройства в медицинские учреждения, трудоустройства.
Иногда бывает, что человек приходит просто за едой и одеждой, а в процессе разговора с соцработником выясняется, что у него давно нет паспорта, и он даже не знал, что кто-то может помочь ему паспорт восстановить. И единовременно у нас на сопровождении приблизительно 150 человек.
За год примерно сотне людей получается помочь вернуться к нормальной жизни без заселения в приют. Ведь в приюте всего 52 места, средний срок проживания в нем нашего подопечного – 4,5 месяца, но в зависимости от того, какой сложности проблему человеку надо решать, он может прожить у нас 2 месяца, а может и полтора года.
Я думаю, что процент возвращающихся к нормальной жизни был бы гораздо выше, если бы государство предоставляло бывшим бездомным социальное жилье. Например, на три года за минимальную арендную плату человеку предоставляется какое-то жилое помещение – то есть на то время, пока он устанавливает или восстанавливает какие-то социальные связи среди обычных людей. Понятно, что это сложно, но к этому надо двигаться. Такие программы есть во всех странах, где власти серьезно занимаются решением проблемы бездомности.
– А российские или хотя бы наши городские власти как-то всерьез рассматривают возможность появления таких программ?
– Подобных, к сожалению, пока не рассматривает. У нас есть постановка на очередь на так называемое социальное жилье, но это только если человек прожил 10 лет в Санкт-Петербурге и может это доказать. И это очень малое количество людей – мы только трех-четырех наших подопечных в год ставим на такую очередь. Правда, надо сказать, что это отдельная очередь, и там действительно довольно быстро люди жилье получают – через год или два.
– Расскажите о механизмах ресоциализации в России. На что бездомный может рассчитывать в любом случае?
– Если говорить о какой-то системе помощи людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации, то тут ответ простой: такой системы нет. Есть отдельные инициативы в нескольких российских городах, когда бездомным людям оказывают не только разовую гуманитарную помощь, но и помощь в возвращении к обычной жизни.
Но вот, например, во Франции или в Германии существует множество государственных, общественных, религиозных, светских организаций, у многих из них своя специализация (женщины с детьми, мужчины-инвалиды, мигранты из стран Северной Африки и т.д.), и все эти организации взаимодействуют между собой. Человеку достаточно обратиться в любую из этих организаций, чтобы узнать, куда именно ему лучше обращаться.
И там человеку действительно дают определенный сервисный план: например, полгода надо делать то-то и жить вот там-то, дальше еще на год предоставляется вот такое-то жилье и надо следовать таким-то программам. В случае, если человек выполняет эти условия, ему гарантирована ресоциализация.
У нас этого пока нет и даже какого-то прообраза такой системы нет. Есть только отдельные инициативы. Вот в Санкт-Петербурге есть государственные дома ночного пребывания. И очень здорово, что они появились – 10 лет назад не было и их. Если человек может доказать, что он бывший житель Санкт-Петербурга и что он теперь бездомный (это тоже надо доказывать), если он зарегистрировался в городском пункте учета бездомных, предоставив все необходимые документы, то он может претендовать на койку в доме ночного пребывания.
На сегодняшний день общее количество мест в этих домах ночного пребывания – 221. На весь город. Койка предоставляется сроком на три месяца. Несмотря на всю абсурдную, кафкианскую процедуру заселения, койка в доме ночного пребывания – это хорошо. Но никакого социального сопровождения в эти три месяца человеку в доме ночного пребывания не предоставляют. Если человек сам – очень мотивированный, пробивной, если у него есть способные ему помочь знакомые, то, может быть, он успеет за три месяца восстановить документы, найти работу, получить первую и вторую зарплаты и снять жилье. Но для этого надо быть уникальным человеком… Вот то, что может предложить Санкт-Петербург. Надо сказать, что многие другие российские города не предлагают и этого. Ленинградская область, кстати, этого тоже не предлагает. Так что, при всех моих критических замечаниях, для нашего города это большой шаг вперед.
Если говорить о «Ночлежке», то мы стараемся работать с человеком систематически. То есть вместе с нашим подопечным мы составляем сервисный план: например, два месяца отводим на восстановление паспорта, еще три месяца – на трудоустройство и получение первой и второй зарплат, еще месяц – на съем жилья. За эти полгода мы берем на себя одну часть работы (например, составление заявлений), человек – другую (ходить в учреждения и относить нужные бумаги, взять в центре занятости вакансии, звонить по телефону).
Все, что можно поручить непосредственно подопечному, мы стараемся ему поручить – потому, что это тоже важная часть ресоциализации. Если что-то идет не так не по вине человека, а по другим причинам – например, паспорт делают дольше, чем мы рассчитывали, то, конечно, мы этот срок продлеваем. Если мы видим, что человек сам не мотивирован (такое бывает, это те самые оставшиеся 40%), то сначала мы с человеком разговариваем, а если это не помогает, то, к сожалению, мы просим его съехать из приюта – значит, его место больше нужно другому. Именно потому, что мы видим свою основную задачу в том, чтобы помогать людям вернуться к нормальной жизни.
– Это единственная ситуация, при которой человек может из вашего приюта вернуться на улицу?
– Да, это единственная ситуация, но у нее бывают разные варианты. Например, человек может всячески подтверждать свою мотивированность, ходить по инстанциям, но при этом в приюте он начинает употреблять алкоголь. Мы по-разному подступались к этой проблеме и пришли к выводу, что заниматься социальной реабилитацией пьющих людей – это не в наших силах. Во-первых, сам человек ничего не достигнет, пока пьет, во-вторых, он может начать спаивать своих соседей по приюту.
Поэтому сейчас у нас простое правило: если человек проносит алкоголь в приют, то в первый раз мы его предупреждаем, во второй раз мы его выселяем. Если еще на стадии заселения мы видим, что у человека есть проблемы с алкоголем, и, что самое важное, он сам это осознает и хочет с этим справиться, то мы сначала устраиваем его в реабилитационный центр «Дом надежды на горе».
28 дней человек там живет, потом возвращается к нам и поселяется в специальной комнате нашего приюта, которая называется «Дом на полдороги». Это отдельный проект, рассчитанный на 10 человек. Живя в этой комнате, люди вместе с социальным работником следуют по тем же самым ступеням сервисного плана социальной реабилитации, но при этом еще и двигаются по программе для анонимных алкоголиков «12 шагов».
Каждый вечер у них проходят собрания, которые ведет человек, уже прошедший через эту программу, плюс два раза в неделю у них проходят собрания, которые ведет психолог. Естественно, все это совершенно добровольно. Человек может в любой момент отказаться.
Кстати, пример взаимодействия «Ночлежки» и «Дома на горе» – это, мне кажется, как раз то, что должно в будущем появиться между разными организациями по всей России. Если бы таких организаций было не две, а 22, или, скорее, в масштабах пятимиллионного города – 222, то в принципе можно было бы помочь любому человеку, который оказался на улице и мотивирован на то, чтобы с улицы выбраться. А таких людей среди бездомных большинство.
Как нам хочется верить, «Ночлежка» в значительной степени приближается к тому, что должно быть. Должны быть социальная и психологическая составляющие этой реабилитации. О социальной мы уже поговорили. Но ведь многие люди приходят к нам в состоянии серьезного стресса, очень тяжело идут на контакт и давно не питают надежд на изменение своего положения. Возможно, именно с этим связано обывательское впечатление, что бездомные не хотят возвращаться к нормальной жизни.
Просто, как правило, бездомный постучался лбом уже не в один десяток дверей, и побился, как рыба об лед, полгода, год… В какой-то момент у человека внутренний ресурс заканчивается, руки опускаются. И поднять эти руки снова тяжело. У нас в организации сейчас на волонтерских началах работают семь психологов, каждый из которых ведет несколько жильцов приюта. Сейчас у нас подопечного ведет команда – психолог и социальный работник. У такой пары может быть 10-15 подопечных. Это не мы придумали, это распространенная мировая практика.
Надо помогать человеку как-то освоиться в мире обычных людей, ведь нормальные социальные навыки постепенно утрачиваются за время жизни на улице, замещаются навыками выживания – и человек уже совсем иначе реагирует на многое. Например, бездомный может по-другому воспринимать время, ему бывает трудно договориться прийти на следующий день куда-либо к определенному часу. Его социальные связи – знакомые, друзья, те, на кого он может рассчитывать – это все тоже бездомные. Так что ему мало просто найти работу, ему нужно обзавестись социальными связями в другой среде.
– Бывает ведь, что люди, прошедшие через жизнь на улице, становятся вашими сотрудниками или начинают как-то еще помогать бездомным.
– Да, и таких историй довольно много. Вот, например, у нас есть сотрудник – в свое время он вышел из мест лишения свободы и обнаружил, что его родственники не горят желанием принять его обратно. Потом он приехал в Петербург на заработки и оказался на улице – такие истории часто случаются. Как-то раз он пришел в один из наших пунктов обогрева, там узнал про наш приют, пришел сюда. Когда освободилось место, мы поселили его в приют.
За время проживания у нас он поработал на нескольких работах, накопил денег и в кредит купил подержанный автомобиль, после чего начала зарабатывать на жизнь грузоперевозками. Потом он женился, и они с женой купили квартиру в ипотеку. А теперь он работает у нас координатором пунктов обогрева.
– Все-таки в нашем обществе до сих пор существует стереотип: бездомные сами хотят так жить и не хотят работать. Как вы это прокомментируете?
– Я думаю, во многом этот стереотип обусловлен защитной реакцией на непредсказуемость мира, в котором мы все живем. Потому, что если допустить, что бездомный оказался в таком положении не по своей воле, то это значит, что и я могу оказаться на улице не по своей воле, и мои близкие. А это очень страшно – признавать свою незащищенность. Поэтому людям проще прятаться за такими стереотипами и говорить: «Бездомные – сами виноваты, заключенные – у нас зря не посадят, изнасиловали – сама провоцировала» и так далее.
– На недавней пресс-конференции, посвященной проблеме бездомности, начальник отдела социальных программ Комитета по социальной политике Санкт-Петербурга Сергей Мацкевич сказал, что «Ночлежка» отказалась отправлять своих подопечных на общественные работы. О чем шла речь?
– У Комитета по труду и занятости населения действительно есть программа трудоустройства инвалидов. И несколько лет назад мы двух или трех человек смогли с их помощью трудоустроить. Но, к сожалению, это было связано с таким обилием бумаг – заявок, отчетов и прочего, что для нас оказалось гораздо проще трудоустраивать людей без помощи этой программы.
С тех пор Комитет по труду и занятости населения каждый год спрашивает нас, не хотим ли мы снова воспользоваться этой программой, и мы каждый год отвечаем, что не хотим. Но, увы, Комитет по социальной политике любит использовать эту историю как аргумент в пользу того, что бездомные якобы не хотят работать. Хотя большинство тех, кто приходит в консультационную службу «Ночлежки», обращается именно с просьбами о помощи в трудоустройстве. И каждый год мы помогаем трудоустраиваться приблизительно 200 людям.
