В 2016 отец Всеволод планировал съездить со мной в гости к Новелле Матвеевой. Он дружил с ней, любил её песни и всегда мечтал нас познакомить, но всё не удавалось договориться.
И вот день был, наконец, назначен, но мне срочно надо было уезжать, и встреча, если не путаю, состоялась без меня. А несколько месяцев спустя Новеллы Николаевны не стало.
В другой раз о. Всеволод пригласил меня на приходскую встречу со своим однофамильцем, человеком уникальной судьбы, фронтовиком, врачом-фониатром, священником и профессором-искусствоведом, специалистом по вокалу, протоиереем Валентином Чаплиным.
Темой беседы должен был стать голос – один из важнейших для меня в жизни предметов. Обязательно нужно было пойти, и ничто этому не мешало, но в итоге возобладала суета. Вскоре отец Валентин Чаплин скончался в возрасте 94 лет, мы так и не повстречались.
Теперь не встретимся на этой земле уже и с самим отцом Всеволодом, хотя он такой живой человек, с таким сильным присутствием, что в это сложно поверить.
Не секрет, что многие воспринимали его и судили о нем даже не то что по его словам, а скорее по самым известным контроверсным репликам-мемам, вне целостного подхода к тому, что он когда-либо писал и говорил, и тем более вне связи с тем, что у Стругацких называется «тайной личности».
Но он сознавал и брал на себя соответствующие риски, посредством своей «неоднозначной» медийной персоны транслируя в мир личное и выстраданное восприятие трагических апорий и головоломок нашего бытия, свои ценности и разочарования, свои крайности и противоречия, свой опыт, вкус, в конечном счёте, свою веру.
Предсказуемый в большинстве случаев «фидбэк» о. Всеволод нередко встречал характерным зычным смехом, как бы не принимая все это слишком уж на свой счет. И в этом громком смехе, при всей его театральности, чувствовалась определенная самоотрешенность и самоирония, как и во всём его облике, жестах, голосе.
На регулярных приходских посиделках, где он, кстати, любил собирать людей самых разных вкусов, взглядов и идеологий, «не разрешалось» говорить о нем или поднимать тост за него. И это абсолютно не выглядело жестом ложной скромности.
Просто о. Всеволоду и правда, казалось, была не особо интересна тема собственной персоны.
По-моему, у него не было вот этого самого пресловутого «ЧСВ», «чувства собственной важности», сверх-серьезности по отношению к себе, нарциссизма или стремления играть на публику, хоть он и был по-хорошему артистичен, «остёр, умён, красноречив», а также умел и любил петь, обладая красивым, хорошо поставленным голосом.
Именно отец Всеволод дал вторую жизнь проекту «АРТ’ЭРИА» в 2012, предоставив его организаторам крипту храма Святителя Николая на Трех Горах, где был в то время настоятелем. Презентация проекта «АРТ’ЭРИА» в крипте одновременно была Инна-Фестом, мероприятием в поддержку Инны Бондарь, нашего друга, певицы, проходившей сложное и длительное лечение после тяжелой дорожной аварии.
И это только одно из многих добрых человеческих и творческих дел, там происходивших. Впоследствии отец Всеволод уже не служил в этом храме, но его поддержка, оказанная в трудный момент, остается решающим событием в истории и судьбе «АРТ’ЭРИА», одного из лично дорогих и душевно близких мне московских урочищ теплого, человеколюбивого искусства.
В 2013 он дал мне почитать свою комическую антиутопию «Машо и Медведи», в которой крайности «либеральной повестки дня» вполне ожидаемо высмеивались с консервативных позиций. Автором значился Арон Шемайер.
Кому-то, может, и надо объяснять этот замысловатый псевдоним, но не тому, кто читал (наверное, в те же годы, что и сам отец Всеволод) странный и тревожный, повлиявший в свое время на Михаила Булгакова роман «Голем» Густава Майринка.
В персонажах этой книги, архивариусе Шемайе Гиллеле и старьевщике Аароне Вассертруме, символически воплощаются полюса добра и зла, которые есть в каждом человеке. Об этой вот полярности, противоречивости и спектральности человеческой души, о ежедневно происходящей в ней борьбе думал отец Всеволод Чаплин, в том числе и в применении к самому себе.
«Машо» внезапно вывело меня из состояния тоски и уныния, заставив несколько раз смеяться естественным, натуральным смехом, а это дорогого стоит.
Мы с о. Всеволодом почти ровесники, и много где могли встретиться в 80-е, 90-е или «нулевые». Но жизнь свела нас не раньше, чем в феврале 2011, то есть в самом начале десятых годов, которые стали в своем роде знаковыми для него, а он для них. И для меня минувшее десятилетие прошло, среди прочего, под знаком этой встречи, научившей многому, прежде всего в аспекте того, как следует воспринимать других людей и самого себя.
Для десяти без малого лет знакомства я встречался с отцом Всеволодом нечасто, о чем теперь жалею, мог бы чаще, но он мне дорог, я всегда чувствовал, что это взаимно, и тех встреч, что были, хватило мне, чтобы запомнить и полюбить его голос.
