На первый взгляд казалось, что в 1917 году в России происходят противоречащие друг другу события – избрание главы Русской Церкви после продолжительного синодального периода (1721–1917) и приход к власти партии большевиков, провозгласивших атеизм государственной идеологией. Это – если судить по линейной логике. Но в Божьем промысле нет противоречий.
У Русской Православной Церкви началась новая история – история осмысления всего произошедшего и история мученичества. У государства тоже началась новая история – попытка построения социальной справедливости в обществе, где вера в Бога становилась преступлением, а провозглашалась вера в человека как кузнеца своего счастья.
Сегодня, про прошествии много лет длившегося этого социального эксперимента, мы видим, что веру в Бога уничтожить не удалось. Церковь пережила эту эпоху.
Как повлиял на это патриарх Тихон?
Предлагаем три наших текста с самой важной информацией о святителе Тихоне – как человеке, как главе Церкви и как молитвеннике с сокровенной жизнью, доверявшем свои мысли лишь самым близким людям.
«Буду страдать вместе со своим народом»
18 ноября 1917 года Русская Церковь на Всероссийском поместном соборе, после почти 200-летнего перерыва, избрала своего патриарха. Им стал архиепископ Московский Тихон (Беллавин).
Святитель Иоанн (Поммер), будущий новомученик, участник Собора, вспоминал: «Когда собрался в 1917 году Всероссийский Церковный собор, когда заблистали на нем архипастыри, пастыри и церковные люди, кто ученостью, кто красноречием, кто громким именем, Тихон не блистал, был солидно деловит, скромен и смирен. Московичи благодушно острили про него: «Тих он». Однако когда стали перебирать кандидатов на Всероссийский Патриарший престол, неизменно стали называть и имя митрополита Тихона».
Новоизбранный предстоятель понимал, к чему ведет такое избранничество.
«Когда я думаю о патриархе, я вспоминаю два выражения его лица: одно – какой-то жертвенной обреченности, которое соединялось у него с пониманием своего служения как крестного подвига. Другое – доброй и кроткой улыбки», – отмечал князь Георгий Трубецкой, присутствовавший на Соборе.
Мало кто знает, что в 1923 году власти предлагали патриарху Тихону выехать на постоянное место жительства за границу, на чем бы закончились его страдания, на что он ответил: «…никуда я не поеду, буду страдать здесь вместе со своим народом и исполнять свой долг до положенного Богом предела…».
А долг патриарха в революционной коммунистической России был, мало сказать, что важный. Впервые в истории Русской Церкви ее предстоятель пытался найти формы жизни Церкви в окружении враждебной ей власти и решить вопросы: допустим ли вообще такой компромисс? Если да, то где его границы?
В какой форме возможна жизнь и организация Церкви в государстве, где Церковь на словах «отделена», а в реальности уничтожается? Именно в этом было одно из главных отличий гонений первых христиан от их собратьев ХХ века в России: в Риме с определенного времени христиане считались врагами согласно закону, и поэтому их убивали. В советской России закон провозглашал «свободу совести», а на деле была диктатура атеизма.
У патриарха Тихона не было никакого исторического примера, никакого прецедента, на который можно было бы опереться или как-то учесть.
С 1922 года патриарх Тихон находился под домашним арестом. Ему ставили в вину контакты с Западом (имелись в виду призывы патриарха Тихона к христианам Запада о помощи голодающим) и антибольшевистские воззвания (анафема тем, кто грабит и убивает, защита священных церковных ценностей и т. д.).
А в 1923 году патриарх пишет известное обращение к верующим «Я советской власти не враг». Что его побудило к этому? Как дальше развивались его отношения с советской властью? К каким убеждениям, так важным для истории Церкви, пришел предстоятель Русской Православной Церкви за время опыта отношений с атеистической властью? Читайте об этом в статье Степана Абрикосова «Святитель Тихон: правила жизни».
Самый добрый архиерей
Из трех претендентов на патриарший престол на Соборе 1917–1918 годов архиепископа Антония (Храповицкого) называли «самым умным», архиепископа Арсения (Стадницкого) – «самым строгим», а митрополит Московский Тихон прослыл как «самый добрый» архиерей.
Выбрали самого доброго.
До патриаршества святитель Тихон почти 10 лет пробыл в Америке. Все это время будущий предстоятель Русской Церкви жил в стране, где любая Церковь де-юре и де-факто отделена от государства, что промыслительно готовило его к патриаршему служению при советской власти.
А после американский имидж сослужил святителю Тихону славу самого демократического епископа: именно он, став епископом Ярославским, упразднил трехкратные земные поклоны священников перед архиереем, которые в то время были обязательны.
Борис Царевский, который был учеником святителя во время учебы в Псковской семинарии, вспоминал, как Василий Беллавин пришел в гости к его родителям. Когда Василий ушел, хозяева стали обсуждать молодого преподавателя.
– Ты заметила, какие у него глаза? – спросила у дочери, молодой девицы и сестры Бориса, мать. – Чистые, как у голубя.
– От него веет добродушием, и он такой умный, – подхватила девушка.
Догадавшись, к чему идет разговор, отец заявил:
– Расчеты на него как на жениха плохи. Вы не смотрите, что он говорун и весельчак. Василия, когда он был студентом, прозвали патриархом, и дорога ему одна – в монахи.
Каким человеком был святитель Тихон? Каким начальником? Как относился к людям? Об этом читайте в тексте Ксении Орабей «Патриарх Тихон: незавершенная история главного вопроса Церкви».
Внимателен, ласков, ровен
Следующая статья построена на материалах книги священника Дмитрия Сафонова «Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, и его время», в которой собраны подробные сведения о патриаршем служении святителя Тихона от момента его избрания на Патриарший престол в 1917 году до кончины в 1925 году.
В книге освещаются самые разные события из жизни патриарха.
Например, рассказывается о покушении на патриарха: 12 июля 1919 года женщина из толпы ударила его ножом в бок. Благодаря кожаному ремню все закончилось хорошо.
В лаврских покоях святейший добродушно описал случившееся, рассказав, как испуганное духовенство бросилось к экипажу раненого патриарха и как один священник поднял над головой окровавленный нож, громко воскликнув: «Православные, патриарх ранен!» Святитель Тихон признался, что он очень испугался за этого протоиерея, решив, что толпа подумает, что это батюшка пырнул его ножом и его поколотит!
В этом отрывке патриарх Тихон предстает как человек, полностью преданный воле Божией: жить ли ему, или умереть. И как совершенно беззлобный – это отмечали все, в том числе его враги, например, из отдела по борьбе с религией. В нем проявлялось достоинство человека, знающего свою позицию, но никогда – ненависть или высокомерие к оппонентам как к людям. В дискуссиях патриарх Тихон никогда не старался кого-то унизить.
Когда патриарх Тихон находился в заключении в Донском монастыре, его охраняли красноармейцы, среди них комсомолка Мария Вешнева. Она, неверующая, враждебно настроенная лично к патриарху, к концу пребывания рядом с ним говорила так:
«Умом я понимаю, что он враг и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным».
Советская власть постоянно шантажировала патриарха, грозила оклеветать его перед верующими, подорвать авторитет. Патриарх однажды ответил: «Пусть имя мое погибнет в истории, лишь бы Церкви была польза».
Сегодня многие историки отрицают факт подписания патриархом Тихоном документа, известного как «Декларация о лояльности», как ее называли большевики. По мнению священника Дмитрия Сафонова, «когда Святейший умер, опубликовали последний из вариантов, который ему приносили и который он, как и все предыдущие, не подписал. К тексту приложили факсимиле ранней подписи патриарха – перед смертью, в 1925 году, его почерк был уже совсем другим. А в 1927 году самый первый вариант этого текста, наиболее просоветский, предложили подписать митрополиту Сергию, и он согласился».
Подробности – в тексте Марии Хорьковой «Умом я понимаю, что патриарх Тихон враг. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую».
