Каждый четверг в храме святого благоверного царевича Димитрия проходят молебны для добровольцев. 2 июля, когда праздновалась память небесного покровителя добровольцев святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Фрацисского, молебен был особенно торжественен, а после него состоялась встреча с духовником службы добровольцев «Милосердие» протоиереем Аркадием Шатовым.
Он рассказал о том, какое дело главное для добровольцев.
Помолиться о помощи Божией в деле добровольческого служения, а также о здравии своих подопечных, пришло более пятидесяти человек. Кто хотел, тот взял текст службы и подпевал хору. Часть добровольцев старается ходить на молебны каждый четверг, поэтому они уже выучили слова. В проповеди после молебна отец Аркадий рассказал о том, что святитель, несмотря на большую загруженность, всегда находил время для посещения больниц и тюрем.
Также отец Аркадий поделился радостью неожиданного завершения истории с иконой Божией Матери «Всех скорбящих радосте», подаренной почившим Патриархом Алексием II больничному храму в день его освящения. Эта икона дважды была украдена из храма. Если в первый раз ее случайно увидел в ювелирном магазине прихожанин, покупавший там кольца для венчания, то во второй раз найти ее не удалось, несмотря на все предпринятые усилия. И, вот, 30 июня в храм пришла женщина и принесла икону. Она сказала, что в Первой Градской больнице лежала бабушка Екатерина, за которой ухаживали сeстры милосердия. Когда Екатерина умирала, она завещала свою фамильную икону храму. Это оказалась икона Божией Матери «Всех скорбящих радосте».
Три причины
После молебна отец Аркадий рассказал о том, что он считает главным делом добровольца:
«Дорогие друзья, мы с координаторами добровольческого движения постоянно думаем о том, каким может стать наше движение. Ради чего мы собрались, какая цель стоит перед нами, как нас объединить и как лучше выполнить то, что мы хотели бы сделать?
Зачем люди приходят в добровольческое движение? Во-первых, мне кажется, нас сюда привело то, что мы все с вами одиноки. Мы не до конца осознаeм своe одиночество. Я читаю книжку одного умного человека. Он замечательно пишет про одиночество: «Ад обозначает одиночество, в которое уже не может проникнуть слово любви. И который, поэтому, равносилен абсолютной изолированности существования. Кому не вспомнится в этой связи, что философы и поэты нашего времени полагают, что все встречи между людьми остаются, по существу, на поверхности; и ни одному человеку не дано доступа во внутренние глубины другого. Считают, что никто не может проникнуть в истинную глубину другого человека, и любая встреча, какой бы ни казалась она прекрасной, таит в себе неисцелимую рану одиночества». Эта рана – рана нашего греха, рана первородного греха, углубленная и нашими грехами. Она, как зияющая дыра в нашей душе, которую мы хотим всe время чем-то заполнить, а всe туда проваливается, исчезает, и как бы не удовлетворяет нас. Ни любовь к семье, ни любовь к детям не насыщают, не закрывают эту страшную дыру. И человек всe равно остаeтся одинок. «Если же так, то в глубочайших недрах нашего существования гнездятся ад и отчаяние – одиночество столь же неизбежное, сколь и невыносимое».
Помню, меня лично привело к Богу такое событие в моей жизни, которое как раз явило, что такое ад. Я пережил совершенно страшное состояние. Это было ночью, но это был не сон, конечно же, – такой силы снов у меня никогда в жизни не было – и никогда больше не были так реально явлены мне силы зла и состояние моей души. Я падал в бездну, которая не имела дна. Меня окружала абсолютно непроницаемая тьма. И страшило меня (как я это теперь понимаю) не только то, что я падаю куда-то и разобьюсь – я знал, что дна нет, и я никогда его не достигну, это какая-то бездонная пропасть – а страшило меня как раз то, что я отрываюсь от всего, чем я жил, что мне дорого! И потом меня как будто какая-то сила подняла наверх и вытолкнула из этой бездны. Когда я отошел от этого сна, мир, который окружает нас, показался мне ненастоящим. Как будто все это нарисовано на листе картона.
Я был тогда некрещеным и не верил в Бога, потому что я никогда не видел Его и думал, что если бы можно было как-то Его увидеть, ощутить Бога, тогда я бы крестился, и пришел бы к Богу. Но поскольку я не мог этого сделать, я не мог узнать кто – Бог, Он не открывал Себя мне, я в Него не верил.
Когда же я узнал это состояние одиночества, то понял: раз есть такое зло и это абсолютная реальность – и реальность гораздо более глубокая и сильная, чем та, в которой мы с вами живем – когда я ее ощутил, погрузился в нее, я понял, что есть, конечно же, и Бог. И после этого я решил креститься, и завершился мой путь, или, вернее, начался мой путь к Богу, путь церковный.
Возможно, кто-то из вас не пережил этого чувства так ярко. И слава Богу! Может быть, одиночество – удел современных не совсем здоровых людей. О трагедии одиночества очень много пишут западные писатели, философы новейшего времени, очень ярко ее описывают поэты. И я, принимая исповедь, знаю, что многие люди, даже окруженные детьми, семьей, все-таки остаются одинокими. Очень страдают от одиночества девушки, для которых не находится достойной пары.
«Жизнь – это одиночество,
никому не познать другого.
Каждый – один.
На поверку, несомненно только одно: существует ночь, в заброшенность которой не достигает ни один голос; существуют врата, в которые каждый из нас может войти только в одиночку: врата смерти. И любой страх в мире, в конечном счете, есть страх перед этим одиночеством», – продолжил цитировать отец Аркадий и прокомментировал: – Мы могли бы делать добрые дела и в одиночку: можно найти нуждающихся, бомжей подбирать на улице… Но в одиночку это делать тяжело, поэтому мы стараемся делать это вместе.
Следующая причина сходна с одиночеством. Это чувство того, что в нашем мире не хватает любви. И люди стараются явить любовь, обрести ее, стараются помочь другим. Им хочется кого-то любить. И хочется, чтобы их тоже любили в ответ. Это вторая причина.
Последняя причина, это то, что в мире есть страдание. Неизбывное, может быть, страдание. Есть смерть, боль, несправедливость. Есть люди брошенные, всеми забытые, преданные. Брошенные дети, старики; никому не нужные больные в больницах, которым не помогают врачи и которых обижают сестры; бездомные, которые находятся на улицах и ждут только своей смерти. То, что есть эта боль, это страдание, на которое люди часто не обращают внимания, это тоже приводит нас сюда. Помогая другим, мы стремимся решить проблему страдания. Если мы видим, что кому-то помогли, уменьшили чью-то скорбь, то мы видим преодоление страдания в мире. Эти три причины тесно взаимосвязаны.
Одиночество не преодолеть?
И вот я думаю, дорогие друзья, что же должно быть нашим главным делом, таким, чтобы оно могло решить проблемы одиночества, нехватки любви, страданий? Автор цитировавшейся книги пишет, что одиночество преодолеть нельзя. И я думаю, что как бы мы с вами ни помогали людям, что бы мы ни делали, мы не преодолеем ни своего одиночества, ни одиночества этих людей. Чем больше мы помогаем какому-нибудь старику или старушке, тем больше они капризничают. Очень часто эти люди похожи на старуху из сказки Пушкина про рыбака и рыбку. Наш приход иногда только растравляет их одиночество. Мы делаем что-то для них, их существование выходит на другой уровень, но степень их страданий не уменьшается… Они привыкают к тому, что есть, принимают это как должное, но им всё равно плохо. Что им не сделай, им всё равно плохо. Только покупая лекарства, готовя еду, ухаживая за больными, мы с вами ни свою, ни их проблему не решим.
Конечно же, очень трудно любить других людей. Может быть, ваши подопечные полюбят вас, может быть, вы тоже кого-то будете жалеть, но мы же не можем всем помочь, мы не можем свою любовь распространить на всех людей. В 90-е годы в одном отделении реанимации постоянно возникали проблемы из-за нехватки оборудования: к ним привозят девять больных, а в наличии только три аппарата искусственного дыхания. И надо выбирать – кому дать аппарат, кому не дать. И у нас: количество людей, которые обращаются к нам за помощью, значительно превышает то, что мы можем для них сделать. Есть люди, у которых сменилось 20 добровольцев, и нет новых, потому что часто это одинокие люди с очень тяжелым характером. Есть синдром выгорания. Наша человеческая любовь, к сожалению, очень переменчива: сегодня у нас одно настроение, завтра другое, сегодня есть силы, завтра нет. Поэтому добровольцы у нас как море колеблются, как веемые ветром – приходят и уходят. Это, может быть, естественно и нормально для добровольческого движения. Но с этим, всё равно, как-то не хочется соглашаться. Хочется чего-то основательного. Хочется решить эти три проблемы, которые нас сюда привели. Но ухаживая за этими людьми, мы эту проблему решить не можем, у нас не хватает любви. Проблема того, что в нашем мире не хватает любви, не решается таким способом.
И еще остается проблема страданий. Помогая, мы видим, что кто-то выздоравливает, кому-то делается лучше, а кто-то умирает – это тоже избавление от страданий. У меня в больнице гораздо больше радостных моментов связанно со смертью, чем с выздоровлением. Были такие чудесные случаи, когда человек исповедовался в тяжелых грехах, плакал, и после этого умирал. И я знаю, что он покаялся, и мне за него легко молиться. Я знаю, что жизнь его кончилась, он уже больше не согрешит. А другой больной исповедовался в тяжелых грехах, вышел из больницы и пропал. Может он ходит в храм, а может – нет, я не знаю. Но как-то на сердце неспокойно. Я чем-то помог ему, но я может не все сделал? Не подсказал ему храм, куда можно ходить, или, может быть, не уделил должного внимания, не нашел книгу, которую дать ему почитать – не знаю. Пропал человек. А если он умер – все в порядке.
У меня замечательный случай был с одной женщиной. Она лежала в кардиологии. Она была врачом-гинекологом, заведующей отделением. И в жизни сделала очень много абортов. Ей предстояла операция шунтирования. Я пришел ее исповедовать. Она сказала, что кается в этих грехах, но продолжает работать заведующей гинекологическим отделением. Я ей сказал: если вы в этом каетесь, это значит, что вы никогда больше не должны этого делать. Она согласилась: «Я сама этого делать никогда не буду, я начальница – мне это делать не нужно». Я ответил, что она не может в этом участвовать никак. Она сказала, что раз она заведующая отделение, она должна подписывать документы по направлению на аборт. Я остался, мы ней беседовали долго, часа полтора. И в конце концов договорились, что она будет предупреждать каждую женщину, что аборт – грех, что делать его нельзя, что может быть еще хуже, что она участвовать в этом не будет. То есть она согласилась со мной во всем и пошла на операцию. И умерла на следующий день во время шунтирования. И я очень рад, что ей не пришлось потом возвращаться к своей работе. Неизвестно, удержалась бы она или нет. Все-таки Господь взял ее покаявшуюся в грехах. В Бога она верила, и я думаю, она была искренна, мы с ней долго говорили.
Конечно, таких радостных случаев мало. Мы постоянно видим какое-то зло, причем это зло мы никак не можем уничтожить. Оно присутствует в этом мире. Все равно существует несправедливость, Беслан, смерть детей, насилие, всякая гадость, которая существует не только вне меня, но и во мне.
Что это – страдание? Зачем страдание в мире, почему оно существует, почему нельзя без него обойтись? Хочется, чтоб все было хорошо. Чтобы сидеть всем вместе, пить чай, беседовать о чем-то хорошем и не вспоминать про все эти проблемы. И мы идем к людям, и, помогая им, мы стараемся уменьшить количество страдания в мире. Но все равно оно есть! И сколько бы мы ни пытались что-то делать, страданий все равно много. И людям, которым мы помогаем, мы не можем помочь до конца. Мы пришли вечером к какой-то бабушке, а ночью она осталась одна. От смертельной болезни не спасет никакой врач. И умирать очень тяжело. Умирать, пройти через эту последнюю болезнь – это очень трудно.
Наш уход за людьми не решает наших внутренних проблем. Мы не получаем ответа на вопрос: зачем нужно страдание? И поэтому, дорогие друзья, я думаю, что главным делом добровольца должно быть что-то другое.
Общее Дело
Мне кажется, что все-таки нам с вами надо заниматься главным Делом, Делом общим для всех. Делом, которое являет Любовь. Мы говорим о дефиците любви в мире, но на самом деле мир Любовью преисполнен. Делом, которое объясняет нам смысл страданий. Делом, которое избавляет нас от страшного одиночества, заполняет ту адскую бездну, которая присутствует в каждой душе. И если мы с вами не будем делать это общее Дело, то мы рано или поздно отсюда уйдем. И тогда все что мы делаем – это «суета сует и всяческая суета». Это все не имеет ровно никакого смысла, вы меня простите, что я так говорю. Но мне кажется, что есть другое, самое главное Дело, которое мы с вами должны совершать. Это участие в Божественной литургии.
Оно избавляет нас от одиночества. Потому что, когда в душу человека приходит Христос, одиночества нет, нет этой дыры. Она потом появляется опять, потому что мы опять грешим. Нет страданий. Потому что если мы со Христом (мы знаем, что Христос, Сам страдав, освятил страдание, сделал его святым), то страдать вместе с ним не страшно, а даже радостно. Пусть это не совсем удачный пример, но мать с радостью пойдет страдать за своего ребенка, лишь бы он не пострадал. Когда есть любовь, страдание теряет свою силу, теряет свою власть над нами. Оно уже нам не страшно. Если мы воодушевлены любовью, то страдание как бы исчезает, его нет. Мы его чувствуем, но оно не имеет власти над нами.
И когда мы с вами приходим на таинственную встречу со Христом, когда Господь приходит и пребывает с нами, когда Он нам дает Свое Тело и Кровь, когда Он соединяет нас с Собой, когда открывает нам тайну страданий, являет нам любовь, избавляет нас от одиночества, только тогда все то, что приводит нас сюда, все наши проблемы: боль, страдание, одиночество, отсутствие любви, только тогда это все исчезает. И наша общая молитва на Литургии о тех людях, о которых мы заботимся, беспокоимся, намного важнее, намного больше может совершить, чем все наши дела. Потому что есть Бог, и Он может сделать все, что не можем сделать мы. И если мы молимся вместе об этих людях, тогда они получают от Бога гораздо большую помощь.
Я часто говорю, что дело монахов молиться, а дело мирян совершать дела милосердия. Это совершенно не означает, что если монахи молятся, они должны всех, нуждающихся в заботе, пинками из монастыря выгонять. Монахи на Афоне, всех принимаю с любовью. В настоящих монастырях монахи очень гостеприимны. И когда бывали какие-то трудности, Свято-Троицкая Сергиева Лавра всех принимала у себя. Во время польского нашествия монахи встали на стены монастыря, сражаясь с польскими интервентами. На святую гору Афон пустили женщин и детей во время гражданской войны в Греции. Бывают ситуации, когда и монахи занимаются делами милосердия. И монахи обязательно принимаю тех, кто к ним приходит. Конечно, дело мирян помогать другим: мы живем рядом друг с другом, и поэтому мы должны являть любовь. Мы должны помогать тем людям, которые страдают. Но самым главным делом и для монахов, и для мирян, и для патриархов, и для священников, и для царей, и для воинов, и для женщин, для детей, для младенцев, для всех тех, кто верит в Христа – является совершение Литургии.
…и как его «делать»
Что я понимаю под совершением Литургии? Разные люди понимают это слово несколько по-разному. Я вспоминаю одного моего прихожанина, очень милого, доброго, замечательного хорошего человека. Когда я рассказывал о том, что Литургия – это наше главное дело, он меня спросил: «Батюшка, а чего там на Литургии делать-то надо? Ну стоишь-стоишь, молишься, а делать-то чего»? И для многих Литургия, к сожалению, неинтересна, малозначима, трудна, тяжела, не является радостью. Это страшная беда. Литургией человек живет только тогда, когда он понимает, что для него это самое главное в жизни. Он соглашается с этим, он верит в это, он понимает, что Литургия являет собой присутствие Христа в мире. Господь сказал: «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Вот сейчас Он с нами, Господь. Мы верим в это…но все-таки не чувствуем. Вот отец Аркадий стоит что-то нам рассказывает, вот стул, вот девочка сидит. Это все мы видим, а где же Господь, мы как-то не чувствуем…
Когда мы приходим на Литургию, там каждый раз совершаются одни и те же действия. Литургия это не театр, который показывает красочные картины каких-то событий, быстро движущиеся, с новыми завлекательными словами, с новым смыслом. В ней все примерно одно и то же. Поэтому не нужно обращать внимание на внешнее. Нужно постараться увидеть, что являет собой Литургия. Слова и священнодействия при совершении Литургии являют нам ту любовь, которая создала весь этот мир. Любовь, которая переполняет вселенную. Любовь, которую не может вместить бескрайнее пространство космоса. Любовь, которая в каждое мгновение времени, в каждой точке пространства, в каждом атоме вещества, в каждой живой клетке, в каждом существе, является основой бытия. Эта любовь, которую от нашего взора закрывают наши грехи. Любовь открывает себя взыскательному уму, душе, обращенной к Богу в молитве, ищущему сердцу. В той мере и степени, в которой мы готовы осознать и довериться ей. Литургии нужно довериться всецело, Литургии нужно отдать всего себя. Нужно все слова Литургии воспринять как обязательные для исполнения мною. В каждое слово нужно вникнуть. Каждое слово нужно связать со своим сознанием, со своим умом. Каждое слово должно проникнуть в наше сердце. Это работа, которую человек должен делать всё время, если он хочет познать тайну общего Дела, если он хочет в нем участвовать.
Литургией нужно жить, и Литургия – это дело, которое совершает не один человек. Здесь нужно сказать, как правильно участвовать в Литургии. Потому что некоторые говорят: «Вот, батюшка, я же хожу иногда, причащаюсь, год назад я причащался и ничего, а почему нужно чаще?» Литургию раньше совершала церковная община. И жизнь в Церкви – это всегда жизнь в общине, всегда жизнь вместе с другими людьми, которые идут ко Христу. В этой общине мы учимся любви. Есть общины совершенные и менее несовершенные. В советское время церковь была под гнётом, она была сдавлена, суть ее оставалась той же, но форма существования Церкви была далека от правильного состояния. Но кончилось это гонение, и Церковь стала свободной, она постепенно расправляется. В Церкви всегда, с самого начала, были общины. Каждый человек, пусть даже он не знал этих слов, чувствовал себя частью Церкви. Какая-нибудь бабушка добрая, для неё все в Церкви были близкими, родными людьми. Батюшка был батюшкой. Отношение к священнику конечно тоже очень важно. Относиться к священнику как к отцу, учителю, который являет собой Христа при совершении Литургии. Я со стыдом говорю эти слова, потому что я, конечно, не достоин быть священником. Но нужно стараться всё-таки даже и во мне грешном увидеть другой образ.
Община всегда возглавляется священником. Если у человека нет духовника, то нельзя сказать, что он живёт жизнью общины. Нельзя сказать, что он совершает главное Дело правильно. Без духовника этому научиться нельзя…
«То делай и этого не оставляй»
Нам, конечно, не нужно оставлять наших подопечных. Не нужно переставать ходить в детские дома. Не нужно всем уходить в монастырь. Может кто-то и пойдёт, но все не смогут. Но нужно обязательно, являясь добровольцами, участвовать в этом самом главном Деле, думать о нем. Если вы хотите, чтобы дело добровольческое развивалось, каждый из вас должен стать членом церковной общины. Каждый из вас должен найти себе духовника. Каждый из вас должен часто исповедоваться и причащаться. Каждый из вас должен читать Евангелие. (Литургия состоит из двух частей: мы принимаем Тело и Кровь Иисуса Христа в причастии святых Таин и мы читаем Евангелие). И если вы не понимаете Евангелие, вы должны подходить к вашим духовникам и говорить: «Батюшка, Вы нам Евангелие растолкуйте, мы не понимаем ничего. Мы знаем всё, но как-то непонятно, не трогает сердце: «нищие духом» (Мф. 5,3), «трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19, 23)». Митрополит Антоний (Сурожский) всегда свои проповеди строил на Евангелии. Он говорил о том, как Евангелие отозвалось в его сердце. И поскольку его сердце было чистым, и он был человеком духовным, то слова эти были очень важны для людей, которые приходили к нему. Изучать Евангелие можно и вне Литургии и нам этим нужно с вами заниматься обязательно.
В послании к Ефесянам святого апостола Павла есть слова, которые как бы подводят черту и говорят о том, что такое главное Дело добровольца. Господь «поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова» (Еф. 4, 11-12). Созидание тела Христова здесь на земле и является главным нашим с вами общим делом. Тело Христово – это Церковь. Созидая Церковь, созидая самих себя, соединяясь в причастии друг с другом и со Христом, мы совершаем это главное Дело. Помогая, ухаживая за другими, мы являем любовь Христову, которая должна являться через нас, если мы с вами христиане. Молясь о них, помогая им, смиряясь перед ними, мы с вами тоже созидаем Тело Христово. Мы должны этих людей привлечь ко Христу. Конечно, это не значит, что мы сейчас все должны пойти и сказать: «Дорогая Марья Петровна, Ксения Ивановна, нам батюшка объяснил, что мы должны тебе не помогать, а про Христа рассказывать. Садись, вот тебе Евангелие – читай. Завтра батюшка приходит – готовься. Вот тебе список грехов, кайся во всем!» Это только оттолкнёт человека от цели, если он не готов.
Но помните эту цель, помнить о нашем главном Деле – надо, эта цель должна быть всё время перед нами. Мы накормим, оденем – это нужно делать обязательно, но это человек (старушка, злая, как в сказке Пушкина или ребенок несчастный, который курит, пьет, еще что-то делает нехорошее в интернате) все равно может пропасть. Накормить и одеть – не галвное, главное – привести его ко Христу. И это дело – дело созидания Тела Христова является самым главным нашим Делом.
Кирилл МИЛОВИДОВ
Фото автора
