Татьяне Павловне Филипповой 72 года. Она сестра милосердия, главная сестра Свято-Димитриевского сестричества. В больничный храм она пришла в 1991 году.
О себе
Родилась в Магаданской области, на Колыме. Мы жили в геологическом поселке. Нексикан. Сейчас этого поселка нет. Папа был профсоюзный работник, а мама – начальник отдела кадров в геолого-разведочной экспедиции. Я выросла в многодетной семье, у родителей нас было пятеро. Я – средняя. Младший брат умер, а остальные – живы.
Мечтала стать врачом. В Москву приехала 1960 году. В медицинский не попала, на каком-то из первых экзаменов получила тройку. Пошла в техническое училище в Рязани по специальности слесарь-сборщик. Единственный свой станок я собрала для сдачи экзамена.
Потом я работала на рязанском заводе «Красное знамя» токарем-револьверщиком. В 1963 поступила в Московский геолого-разведочный институт. Стала геологом. Вернулась на Север, на Колыму. У меня как у молодого специалиста была зарплата 110 рублей, это было немного. Моя специальность – «Поиск и съемка». Мы ездили в экспедиции, делали карту, смотрели, какие в этом районе отложения, каков их возраст, по ним вычисляли места, перспективные для полезных ископаемых. В районе, который мы изучали, искали в основном рассыпное золото. Работу свою я любила. Работала до 1971 года. После рождения сына я уже мало ездила в экспедиции, работала, в основном, в институте.
О вере
И мама, и папа были верующими людьми, но никогда об этом не говорили. На Колыме храмов не было, но на Пасху мы всегда красили яйца, мама пекла куличи. Я смотрела и удивлялась: «Что значит Х В?»
Мы были воспитаны в социалистическом духе. Но не зря моральный кодекс строителя коммунизма был списан с заповедей Божьих. Нас учили быть честными, справедливыми, не обманывать, не лгать, не красть.
Я крестилась в 1986 году. Это – заслуга мамы, она меня крестила незадолго до своей смерти. Мне было 45 лет. Я сильно заболела. Узнала, что мою болезнь можно лечить голоданием. Когда я сказала маме, что я хочу поголодать 40 дней, она ответила: «Ты даже не крещеная! Сначала покрестись». Я покрестилась. 40 дней голода не выдержала, только неделю. Болезнь не прошла, она и сейчас при мне, но перешла в другую стадию. А я с тех пор я стала ходить в храм.
Сестричество
В Даниловом монастыре я увидела объявление: «В больничном храме на Ленинском проспекте открывается училище сестер милосердия, дневное и вечернее отделения. Приглашаем православных христиан от 17 до 50 лет».
Пришла на собрание сестер милосердия, написала заявление в сестричество. Узнала, что нужно уволиться с работы, устроиться санитаркой в больницу и тогда меня примут. Правда, требовалось разрешение мужа. Я работала в университете Дружбы народов заведующей лабораторией и еще подрабатывала по договорам, зарплата моя была в семье не лишней. Она была приличная, а санитарка получала минимум. Я пришла домой рассказала все мужу. Муж ответил: «Пока еще рано. Нам твоя зарплата нужна, Дима еще учится».
Я тогда не стала поступать в училище, но в храм стала ходить. Настоятель больничного храма стал моим духовником. Муж – вернувшись из очередной экспедиции, увидел у нас на кухне иконки. Сказал, что их надо убрать.
О семье
Мой муж, Виктор Петрович – тоже геолог, мы вместе учились в институте, он до сих пор работает в Центральном научно-исследовательском геологоразведочном институте. Нашему сыну 48 лет. Живет в Голландии. Он химик. Внук у нас уже большой, окончил университет, тоже химик, как папа.
Ни внук, ни сын, ни сноха у меня неверующие. К вере относятся настороженноМой муж покрестился по моей просьбе, чтобы нам повенчаться, когда мы отмечали 25-летие нашей свадьбы. Сейчас он верующий человек. Когда я начала работать в сестричестве, было непросто. Уходила с утра и дома появлялась поздно вечером. Кому это понравится? В субботу я тоже работала, а в воскресенье шла на службу. Но, несмотря на все трудности нашей тогдашней жизни, Виктор Петрович пришел в храм, исповедовался и причастился. Это была большая радость. Я думаю, что это и есть проявление любви друг к другу и терпения.
Новая жизнь в 48
90-е вспоминаются как кошмар. Все разрушилось. Возвращаясь с дачи, подъезжая к Киевскому вокзалу, я видела груды мусора и стаи ворон над ними. Дул ветер и мусор летел. Я говорила духовнику: «Мне кажется, что город – это исчадье ада». А он мне ответил: «Нет, Татьяна Павловна, ну что вы! Иерусалим – тоже город».
Менять свою жизнь в 48 лет, когда многие ставили цель доработать до пенсии, это – удивительно. Господь так вмешался в мою жизнь. Моя работа в сестричестве началась с кухни храма царевича Димитрия. Я была сестрой-келарем. На следующий, 1992 год, в училище случился недобор, и духовник благословил поступать учиться.
Сестры ходили помогать в Первую Градскую, в отделение неврологии и в травму. Памперсы тогда уже появились, но их было немного, их получали как гуманитарную помощь. Белья не всегда хватало, сестры кое-что стирали сами, чтобы решить эту проблему. Сейчас больные уже не лежат в коридорах. Да и сами больные изменились, да и жизнь изменилась. Сейчас люди, которые лежат в этом отделении, более социально адекватны, более устроены. Тогда много было больных, которые лишились своих квартир, лишились работы, были совершенно дезориентированы. В травме очень много таких лежало.
Помню Веру Николаевну, которая попала в отделение неврологии с инсультом, пролежала довольно долго, а когда пришло время ее выписывать, оказалось, что ее выписывать некуда, комната, в которой она жила, уже ей не принадлежала. Наши девочки, сестры милосердия, собрали все ее документы и пошли хлопотать. Оказалось, что коммунальную квартиру, где жила Вера Николаевна, расселяют и, если бы не сестры, Вера Николаевна бы ничего не получила, женщине после инсульта решать такие проблемы было не по силам. Эта больная прожила несколько лет у нас в богадельне, где наши сестры за ней ухаживали.
Таких историй в те годы было много, сестры приходили на помощь самым беспомощным, выхаживали, восстанавливали документы, находили родных, порой приходилось отправлять больных в другие города.
О работе и женщинах
Моя должность – главная сестра Свято-Димитриевского сестричества. Внешние связи, контроль, общение с сестрами, поддержка. Сейчас я три дня в неделю сижу в своем кабинете в храме. Хожу в больницу, смотрю, как сестры трудятся. Решаем вместе их проблемы, если возникают. Ко мне приходят люди, каждый со своими проблемами, взаимоотношениями, посоветоваться.
Наши сестры ухаживают за больными на дому, в больницах и в детских домах-интернатах для инвалидов и в ПНИ. Когда организовывалось сестричество, нас было около 50 человек. Сейчас нас около 70, из них 20 на испытательном сроке. Часть – старых, часть – новых.
У каждой сестры – свой путь. Замужние сестры более цельные. У них уже все есть. У них есть муж, дети, дом, у них есть тыл. Они приходят от полноты. А незамужние больше могут посвятить себя служению и как сестры милосердия, и в храме. Замужним приходится делить себя между семьей и служением.
Один врач говорил: «Чтобы разочароваться в женщине, нужно поработать с ней в одном коллективе». Но я так не считаю.
Мне кажется, что с женщинами легче работать – они более послушные, более исполнительные. Каждый мужчина – потенциальный руководитель. С женщинами – не так. Женщины проще подчиняются. Есть, конечно, всякие, есть женщины, которые не хотят подчиняться. Таким нужно найти работу, чтобы они руководили. Это тоже очень хорошо.
Я сама по характеру – не лидер. Когда меня назначили главной сестрой, это было неожиданно. У меня нет лидерских качеств. Начальник сказал: «Это – временно». С тех пор пошел 24 год.
Главное – разумение
Сначала было тяжело слушаться духовника. Сейчас – нет. Наверное, я была не готова к таким требованиям. Работа, службы. Если духовник говорил, что нужно ходить на все службы, то мы старались на все службы ходить, не глядя на свои возможности и обстоятельства. А ведь все надо делать с разумением.
Я ломалась. И чинилась обратно. Были моменты, когда я говорила: «Не могу никого видеть, ни с кем разговаривать и тем более работать». Иногда организм отказывался работать в том режиме, который я ему задавала. Был период, когда у меня пучками выпадали волосы. Но потом как-то все налаживалось, с Божьей помощью и молитвами духовника.
Тяжело было в 2000 году. Моя 90-летняя свекровь сломала шейку бедра. До болезни она жила отдельно, мы ее взяли к себе, и у меня стало меньше времени на храм и больницу. Сначала я некоторое время вообще не работала, а потом пришла работать на три дня в неделю.
Один из священников больничного храма меня спрашивал: «Татьяна Павловна, что главное для православного христианина?» Я отвечала: «Терпение, любовь… и разумение! Самое главное – разумение. Все нужно делать с разумением». Я думаю, что-разумения-то мне не хватало.
Что я приобрела? Веру в Бога. Когда идешь к больному, очень чувствуешь Божью помощь. Иногда из дому выходишь и чувствуешь, что в больницу не хочется идти. Оттягиваешь этот момент. А потом, когда приходишь в больницу, начинаешь работать, с больными общаться, как-то все налаживается. Выходишь после тяжелого трудового дня и понимаешь, как хорошо, как радостно, с Божьей помощью ты все-таки себя преодолел.
Больные и сестры
Мы пришли в училище для того, чтобы восстановить институт сестер милосердия. Эта профессия в советские годы была утрачена, медсестры и санитарки выполняли технические задачи. Разница – в отношении к больному. У сестры милосердия есть память о Боге. Господь нас по делам будет судить. Можно в молитве лоб разбить, но главное – помог ли ты? У сестры милосердия отчетность – перед Богом.
Качества хорошей сестры милосердия: любовь, милосердие и скромность. Больше думать о проблемах больных, чем о себе. Я думаю, что это главное.
Сейчас уже все понимают, что без ухода трудно больного поставить на ноги. И эта работа очень востребована. Выходить больного после тяжелой операции может только сиделка.
Мне кажется, что все медики должны быть верующими людьми. Потому что им Господь доверяет человека, Свое создание.
Сестра милосердия должна быть как ангел, который спустился с небес, чтобы облегчить страдания больного. Ясно, что сестры милосердия – не ангелы. Обычные женщины с земными страстями и заботами. А больные бывают очень капризные, иногда и терпения не хватает. Это – недостижимый идеал, но к нему нужно стремиться.
Много больных, которые покрестились и воцерковились благодаря трудам наших сестер. Помню, в неврологическом отделении лежала пожилая женщина, очень много курила, кашляла. Я у нее спрашиваю: «Мария Яковлевна, а вы не крещеная?»
– Я же еврейка! – отвечает она.
– Ну и что же? И евреи крестятся.
– Нет, нет, это исключено. Это надо менять всю свою психологию. И потом я курю…
А позже мне девочки говорят: «Татьяна Павловна, а Мария-то у нас покрестилась». Она покрестилась в больнице незадолго до смерти.
О том, что радует
Отдыха на пенсии в моей жизни нет. Люблю путешествовать. Ездила в Иерусалим, куда только ни ездила. С мужем в Афганистане была, когда он там работал.
Радуют женские мелочи. Духи, цветы. Драгоценностей сейчас уже почти не ношу. Кино смотрю меньше, это занимает очень много времени. Люблю ездить на дачный участок.
Очень люблю цветочки. Люблю менять что-то в домашнем интерьере.
Раньше у нас жил боксер, но он умер от старости. Очень добрый был. Звали его Пайк. Люблю читать книги. И духовные и простые, всякие. Шиловского вот с удовольствием читала. Недавно перечитала «Очарованного странника» Лескова и что-то Агаты Кристи.
Про возраст
Иногда я утром встаю и думаю: «Как не хочется на работу!» Но когда прихожу сюда, вижу, что – надо! Пока человек работает, он активно живет.
Что приносит возраст? Разумение. Становишься более терпеливой, снисходительной. Ну, мне так кажется. С возрастом ты знаешь, что ты старый, что ты уже не главный. Главными должны быть все-таки люди среднего возраста, которые уже имеют опыт, но еще имеют силы. – Мне кажется, что до 60-65 лет еще можно быть главным, а потом можно смириться со своим возрастом и отойти немножечко в сторону. Как в псалме…. «дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет». Нужно это вовремя понять и не сопротивляться.
Сейчас другой век, люди активнее, дольше остаются молодыми.
Но и моя мама всю жизнь была очень активная. Она еще за три недели до смерти ходила на работу. Она была на пенсии, жила в Рязани и нашла себе работу в банке, в отделе коммунальных платежей. Она работала по 12 часов через два дня, и вот эти два дня, которые она не работала, она лежала. А потом, когда нужно идти на работу, вставала, одевалась, делала прическу, маникюр и шла на работу.
В последнее время я чаще молюсь не только о здравии, но и о кончине мирной и добром ответе на Страшном суде. Потому что, конечно, пугает встреча с Богом, пугают свои грехи и ответ, который нужно будет дать. Всю свою жизнь начинаешь вспоминать и пугаться. Никто до конца не уверен, даже святые.
– Татьяна Павловна, а вы стремитесь к святости?
– Ну, какой из меня святой, что вы! Даже говорить смешно.
