Сегодня я причащал неходячих больных – насельников Дома-интерната для инвалидов и престарелых. Причастил примерно 110 человек – в двух корпусах… Помогали мне, как всегда, две матушки (всего у нас матушек таких пятеро). Они не монахини и не попадьи, но свое наименование заслуживают вполне – немолодые прихожанки Спасского собора, безвозмездно возящиеся с инвалидами: кому принести святой воды, крестик, продуктов, кому Евангелие почитать, письмо написать, просто навестить, поговорить, приготовить к Причастию, и все такое. К этому делу кого только ни пытались привлечь, и молодых, и сильных, – увы, не выдерживают… Одну даму, помню, в полуобмороке пришлось чуть ли не выносить из 3 корпуса, самого «неблагополучного», где лежат самые тяжелые больные, невменяемые, безродные, пьющие и т.д.; и накурено там невпродых – потом подрясник и все прочее долго смердит табачным перегаром, и когда возвращаешься в собор, работники храма сразу приветствут: «В инвалидке были, батюшка?» Другая, помню, дама , к концу посещения палат уже на первом из трех этажей сего корпуса в голос твердила некие заклинательные молитвы – есть там у меня парочка человеков, отборно лающихся матом и отпускающих всякие явно демонические замечания на появление христиан… Ни та, ни другая более прийти не захотели – ну и ладно, мы и так управляемся, Богу содействующу. У меня там, в третьем корпусе – моя маленькая Галилея. Бываю я там с такими массовыми требами нечасто, раза два в месяц, выхожу оттуда без физических рук и ног, зато – на крыльях весенней радости, честное слово.
К галилеянам, как известно, чистопородные иудеи относились свысока, больно уж много в Галилее язычников проживало… Для нас с вами Галилея – символ юности и любви, цветущая страна отрады, какой, видимо, она была и для Спасителя во дни земной Его жизни.
Больничный храм Воскресения Господня при доме инвалидов. о.Сергий: «Несколько лет назад нам выделили в хозблоке какой-то склад, буквально за неделю прихожане все там устроили, работали деннонощно, помогал кто чем мог… Вот теперь служим; хорошо там, тихо…»
Обо всех насельниках третьего корпуса написать невозможно. Это самый, так сказать, православный корпус. В других, более благополучных отделениях, народ более разборчивый, настороженный, плененный житейскими заботами; более фарисейски благополучный, если можно так сказать. Нет, есть и там замечательно верующие люди – но в 3 корпусе батюшку ждут все. «Не бывает атеистов в окопе под огнем», конечно, и можно съязвить, что радость их вымучена – что еще остается, мол, безногим-безмозглым, рады всему!.. Нет, не так они всеядны. К слову же, еще из радостей жизни им остается сакраментальная водка – пенсию-то все получают, в день ее приноса и два дня после трезвых почти нет, кроме некоторых деревенских бабушек (есть такие особые, светлые, сухонькие, чистые, бесконечно милые «деревенские » бабушки. Они всегда тихо сидят на своих коечках, среди смрада, ора радио и телевизоров, как птички на ветке чужого им дерева, всегда в платочках, кончиками которых утирают одинокие свои слезы). Сказать, что религия им – один свет в окошке, нельзя… Есть там и такие, кто не прочь поспорить со священником (один, когда выпьет, все предъявляет громогласные претензии ко Христу : «За что?! Где справедливость?! Он сирота – и я сирота! а вот Его прославили – а я гнию?!!» – и потрясает култышками довольно могучих рук). Есть один очень сердечный и умный «атеист в третьем поколении»; и «свои» – тоже всякие…
Слава – церебральный паралич с детства – никак не может причаститься, плачет и мучается: как причастие – так он датый, деньги водятся, вот и дружки вокруг вертятся… пою его святой водой в таком состоянии. Не смог сегодня причаститься Александр – один из самых сурьезных наших прихожан: тоже с утра выпил, даже на глаза не показался, стесняется. Помню, как его крестил: буквально за несколько минут до моего прихода (а креститься он хотел давно) кто-то ударил его по голове в какой-то разборке… Захожу – все в кровище, медсестра обрабатывает рану… Вот в такой фронтовой обстановке и крестился: его тошнит, я держу ему тазик одной рукой, другой – крещу, говорю : «Терпи!», а он хрипит: «Терплю, батька! я всю жизнь терплю!» А с какой радостью встречают меня Валентина и Надя. Валентина немая, громко и радостно мычит на весь корпус, бежит по коридору, вся светится, как новогодняя елка; а Надя лежит вся скрученная, как макаронное изделие, тоже немая + ЦП, с мужскими чертами лица, небольшой бородкой и огромными выразительнейшими очами («глаза» не скажешь!..), и мычит, и плачет такими слезами, которые не помещаются в спичечный коробок. А бабушка Катя, которая истово ходила и к нам, и пятидесятников слушала, и баптистов, и всех подряд, – любое живое слово о Боге впитывала… Нет, обо всех нет возможности рассказать. А сколько похоронил – больные люди, мрут, что поделаешь… Идешь по палатам, санитарки, когда-то ернические и недобрые, сейчас все – свои (у кого ребенка крестил, у кого – проблемы в семье, у кого что), подошвы местами чвакают, прилипают к пролитой моче, дыма уже не замечаешь, и голоса нет, и молитвы выходят всякие разные, некалиброванные, и всех охота прижать к себе, посадить в карман, ей-Богу, иначе не знаю как и сказать, чтоб избежать сентиментальных и выспренних соплей, которых недолюбливаю…
И вот сегодня: сколько раз я нарушил всякие каноны и правила? Бессловесные исповеди принимал? – принимал. Именословным перстосложением мусульман благословлял, а они радовались? – и то, и другое. Тётю Аду, урожденную католичку, причащал, без Чина присоединения из ереси латынской и проч., и с Пасхой поздравлял? – поздравлял. С атеистом соглашался, что Бог – где-то возле сердца? – соглашался. Всполошенную бабулю, плачущую, что по неведению ходила к иеговистам, разрешал и причащал, опять же безо всяких епитимий? – было дело. И еще всякого!…Господи, помилуй Ты меня, грешного. И спасибо Тебе, Господи, что дал – в который раз, и всегда одно и то же! – переступить лень, неохоту, тоскливую обреченность: мол, да сколько же их!.. – дать самому себе пинка, а Ты уж в полете перехватил, и направил, и все управил, и слава Тебе за всё.
Словом, Галилея языческая, как есть Галилея, страна любви.
о.Сергий с больничной паствой
P.S. Может сложиться мнение, что жизнь насельников нашего дома инвалидов ужасна, и проч. Хочу объясниться: ничего подобного. Живут они вполне приемлемо (знаю по отзывам людей, имеющих возможность сравнить), дирекция вполне сносно о них заботится – и всякие мероприятия устраивает, и кормят хорошо, и лечат, и пластиковые окна и ремонт во всех корпусах, и к нашему храму хорошо относятся, помогают… Ну, а что «от мочи подошвы прилипают» – ну, наверное, невозможно приставить к каждой палате по санитарке и вытирать эту мочу ежеминутно, есть у них по расписанию уборки…
Вообще, не об этом я писал. Это – внешнее. Я о людях писал. Ну, вот ТАК они живут. Люди ведь вообще по-разному живут. Ну и что, к чему я все это говорю? Да к простому: слава Богу за всё.
