Кто есть кто в российской благотворительности? Мы продолжаем публикацию интервью с руководителями благотворительных фондов. Предыдущие выпуски
«Все мы родом из детства», но когда мы смотрим на фотографии взрослых людей, нуждающихся в помощи, мы обычно забываем, что они тоже когда-то были 3-х, 4-х, 6-ти летними малышами, которым мы привыкли помогать.
Взрослые в отличие от детей или стариков не внушают жалости. Именно по этой причине на взрослых мужчин и женщин так плохо собираются деньги, а, следовательно, так мало фондов, которые организуют эту помощь. Два года назад руководители московского благотворительного собрания «Все вместе» Екатерина Бермант и Татьяна Тульчинская пришли к выводу, что, что в России необходимо создать специализированный фонд помощи людям от 18 лет и старше. Так, в сентябре 2010 года появилась благотворительная организация «Живой», а ее руководителем стала Татьяна Константинова, в прошлом – активный донор. Мы встретились с Татьяной, и она рассказала нам о том, как работает первый и пока единственный в России фонд помощи взрослым.
– Занимались ли вы раньше благотворительностью?
– Только как частный благотворитель: сама была донором. Пять лет назад я переехала в Москву (до этого жила в Тольятти) и так совпало, что попала в среду людей, которые занимаются благотворительностью – они были волонтерами. Я увидела, что здесь это развито. В общем-то, организованной благотворительностью я до Москвы не занималась, но при этом наша семья всегда помогала нуждающимся, моя мама этим активно занималась, и нам с сестрой это было привито. В Москве я стала постоянным донором, причем никому об этом не говорила – семья долго не знала. Как частный донор я придерживалась принципа: «Делай добро и бросай его в воду». Постепенно я входила в сообщество людей, которые занимаются благотворительностью, в том числе и сами являются руководителями благотворительных фондов. Я хорошо знакома с Елизаветой Глинка, фонд «Справедливая помощь», и часто была в ее офисе. Так случилось, что там я познакомилась с людьми, пригласившими меня руководить фондом «Живой», которому на тот момент нужно было становиться отдельным юридическим лицом. И я зарегистрировала этот фонд, подала документы, открыла расчетный счет и вот уже год, даже больше, занимаюсь «Живым».
– Это вы подали идею создать фонд для взрослых?
– Идея фонда «Живой» возникла в целом у благотворительного сообщества, потому что в какой-то момент обращения взрослых людей в детские фонды за помощью переваливали ту критическую отметку, после которой стало ясно, что этой проблемой никто не занимается. И, после того, как стало понятно, что детям худо-бедно помогают (оставим сейчас момент – насколько эта помощь достаточна), а взрослыми не занимается никто. Тогда пришла идея, что нужно создавать специализированный фонд помощи взрослым людям. «Живой» был создан осенью 2009 года и работал сначала как благотворительная программа от благотворительного собрания «Все вместе». Хорошо, что благотворительное сообщество сейчас понимает, что из разрозненных благотворительных фондов нужно создавать общее информационное и рабочее поле и контактировать, сотрудничать между собой. Так образовалось благотворительное собрание «Все Вместе», которое включает в себя, я думаю, лучшие фонды. И вот яркий пример – сейчас мы с вами сидим, разговариваем, а я позвонила ребятам из «Предания», Володе Берхину и мы с ним придумали как совместно оплатить недостающую сумму больной женщине из Ташкента.
– Кто является учредителем «Живого»?
– Это Катя Бермант из фонда «Детские сердца», Маша Хадеева из некоммерческой организации «Рост» (образование для воспитанников и выпускников детских домов и интернатов), это Таня Тульчинская из фонда «Здесь и сейчас», Оля Пинскер, фонд «Адреса милосердия» – это частные лица. Среди них нет случайных людей. Также есть одно юридическое лицо – это компания из автобизнеса, они нам очень помогают.
– Почему так мало фондов, занимающихся сбором средств для взрослых? Получается, что проблема есть, но все выбирают детские направления.
– Потому что детишек жальче и потому что они первое, что приходит на ум, когда говоришь о помощи. Потому что помощи в нашем понимании достойны только слабые, те, кто меньше тебя ростом (смеется) и те, кто зависит от тебя. А традиции благотворительности…они были, в общем-то, до революции, а потом целый пласт людей выбило всеми этими событиями: тех, которые понимали, что такое благотворительность, что такое жертва, что это процесс естественный, а не прерогатива каких-то сумасшедших, либо людей с нимбами на голове и этим, в общем-то, легко заниматься любому человеку. Так же трудно, с пробуксовкой идет сбор помощи бездомным. У нас собачкам и кошечкам суммы собираются зачастую быстрее и больше, чем людям. Это я не к тому, что сейчас хочу сказать: «Собачкам и кошечкам не давайте» – им надо давать. Я, например, регулярно читаю специализированное сообщество по кошкам, и с ними порой происходят леденящие кровь истории. Животные совсем беззащитные: если у взрослого или ребенка еще есть язык и он может что-то сказать, то кошки-собаки полностью зависят от человека. Но на примере этого сообщества виден сам механизм благотворительности: помогают из жалости, чаще всего спонтанно, сев на этот эмоциональный крючок. Первый порыв – жалко – надо помочь денежкой. Осознанная благотворительность – когда ты совершенно сознательно включаешь в свои расходы отчисления в благотворительные фонды, отчисления в общество. Такого у нас в массовой форме пока нет, возможно, будет.
– Когда вы только создали фонд «Живой», как вы находили первых подопечных?
– Ой, они сами находились – вот с этим проблем не было вообще. Во-первых, до этого «Живой» существовал как благотворительная программа. Я пришла в мае 2010, и на тот момент уже были люди, которым помогли и те, кому нужна была помощь – и уж с чем-чем, а с этим проблем с этим не было.
– Кто был вашим первым подопечным?
– Когда я пришла, первым человеком была Алена Кузнецова. Она прекрасный человек, мы дружим до сих пор. Это, наверное, мое первое близкое общение с подопечным фонда, мы были у нее в загородном доме в гостях год назад, общались…Я очень желаю ей выздоровления.
– Со многими просителями складываются неформальные отношения?
– Если есть такая возможность, я стараюсь этого не делать, потому что это всегда эмоции, всегда привязка – это очень тяжело. И я считаю, как в любой работе, техника безопасности должна быть и в нашем деле – и с помощью некоторой дистанцированности я себя оберегаю – честно скажу, потому что иначе можно «измочалиться» в очень короткий срок.
– А как люди выходят на ваш фонд, ведь он довольно молодой?
– Им говорят в интернете, им говорят врачи (они как-то уже знают про фонд), им говорят в других фондах, которые помогают детям. Был очень смешной случай, когда мне позвонила женщина, и я у нее спросила: «Откуда вы о нас узнали?» (я не всегда спрашиваю, но тут мне стало интересно), и она рассказала историю про то, как сидела на вокзале и разговорилась с сидящей рядом женщиной, и та дала мой телефон – удивительно (смеется)!
– У вас, наверное, большая очередь людей, ожидающих помощи. Как вы решаете – кому в какой очередности собирать средства?
– Все в порядке обычной очереди. Либо если у меня появился человек на сайте и к нему сразу пришло пожертвование – тогда понятно, что вся сумма есть, и мы сразу оказываем помощь. Либо бывают такие случаи, что человек обратился за помощью, а у меня есть для него готовый спонсор, который хотел бы именно такую историю. Есть люди (их ни в коем случае не следует осуждать) не готовые жертвовать деньги, допустим, на реабилитацию инвалидов, когда понятно, что человек не встанет, но деньги нужны на то, чтобы облегчить его существование. Есть люди, которые не готовы заниматься благотворительностью для онкологических больных. Некоторым хочется пожертвовать деньги, сделать доброе дело и при этом увидеть конечный результат – вот человек болел, ему сделали операцию и он выжил. Это здорово и такие случаи у нас тоже были.
– Сколько человек у вас «стоит» в очереди, помимо тех, кто есть на сайте?
– У нас сейчас 12 историй на сайте и очередь – человек 6. Это только из тех, кто собрал и подготовил все документы. Знаете, парадоксальная история: люди просят помощь и при этом негативно и как-то неохотно откликаются на то, чтобы предоставить все необходимые документы, которые я прошу. А некоторые даже «слетают» на этом этапе: они звонят или пишут, говорят: «Мне нужна помощь», ты их отсылаешь на сайт, говоришь: «Там пакет документов, присылайте, будем рассматривать». И все. Люди больше не пишут, не появляются.
– Наверное, не так сильно нуждаются?
– Ну, наверное, хотя по письму, в котором куча восклицательных знаков и слова «спасите, помогите» этого не скажешь.
– С какими заболеваниями мы работаете?
– Мы работаем со всеми заболеваниями, но только в тяжелой их форме. У нас есть список заболеваний, которыми мы не занимаемся: это гепатит, ВИЧ, алкогольная зависимость и наркомания, психические заболевания – на сайте фонда «Живой» есть таблица с заболеваниями, которые не включены в финансирование благотворительной программы «Живой».
– Почему только в тяжелых формах? В других случаях не требуется много денег?
– В других формах не надо так много денег, потому что не нужно высокотехнологичное лечение, часто необходимое при тяжелых случаях. С более легкими формами люди худо-бедно справляются сами, со своей зарплатой. Я сейчас не скажу точно, какой это был источник, но, согласно статистическим исследованиям, средняя заработная плата россиянина за 2010 год составляет 20 тысяч рублей. На мой взгляд – это сильное преувеличение. Наверное, люди не выезжали за пределы московской кольцевой дороги, или может быть считали с поправкой на зарплату топ-менеджеров Лукойла, Газпрома и прочих организаций, потому что у нас подавляющее большинство людей в глубинке получает 5-6 тысяч рублей. А для сравнения – высокотехнологичное лечение, допустим, рака стоит около двух миллионов, иногда больше.
– А больным гепатитом, например, вы по каким причинам не помогаете?
– У нас и так «поляна» огромная, и мы поняли, что лучше чем-то одним сейчас заняться. Будет возможность – будем брать людей с гепатитом, людей с другим гражданством, будем может быть расширять возрастные рамки – потому что мы сейчас помогаем людям от 18 до 60 лет.
– Почему вы остановились на 60-ти годах?
– После 60-ти лет начинается пенсия, и есть фонды, которые помогают пенсионерам. Я считаю, что это тоже, в общем-то, натяжка, потому что можно с этим поспорить, сказать: «Ребят, ну а после 60-ти что, ползи на кладбище?» Жизнь не заканчивается на этом возрасте. Но с другой стороны мы сейчас четко понимаем – нельзя охватить не охватываемое, надо начать с чего-то.
– Руководители других фондов рассказывали, что взрослым людям деньги сбираются очень медленно и очень плохо, это правда?
– Чистая правда. Повторюсь: на моих глазах на бедных котят собирали быстрее и больше, чем на наших подопечных. У нас сейчас есть двое подопечных с раком крови, которым необходима пересадка костного мозга (их истории висят на сайте с осени). Ни одной из них не пришло ни одного адресного пожертвования. Это тоже о чем-то говорит. Возможно, кто-то считает, что помощь в подобного рода заболеваниях бесперспективна.
– Есть ли тенденция, что девушкам, например, жертвуют лучше, чем молодым людям?
– Лучше собирают те, кто красиво выглядит… кто относительно молод (может быть до 40 лет) – это тоже эмоции: красивых жальче. У меня есть сейчас среди подопечных женщина-пенсионерка, у которой совершенно не привлекательное фото, и я понимаю, что если я другими путями не найду денег – на нее не пожертвуют. На наш сайт заходят люди, которые более или менее «в теме», они осознанные благотворители, а если вывешиваешь объявление о помощи на каких-то сетевых ресурсах, куда массово ходит народ, там просто весь принцип виден: если человек привлекателен внешне, то может быть помогут. И то: из двадцати комментариев в пятнадцати будут писать: «А что, почему? А почему государство не помогает? Вот, все на яхты Абрамовичей ушло». Или там «Держитесь!», и 20-й только комментарий: «Ребята, все здорово, конечно, но давайте по рублю-то хоть скинемся, чтобы человеку было на чем держаться».
– Я смотрела истории людей, которым вы уже помогли, и там были больные, которым собрали средства за одно пожертвование.
– Да, такое есть. История Оли, у нее был инсульт (нужна была операция на головном мозге) – это как раз та история, когда у меня был жертвователь, который хотел заплатить кому-то за операцию, чтобы человека спасли. Девочку нужно было срочно оперировать: у нее был большой риск разрыва сосудов головного мозга с серьезными последствиями. Девочка была из глубинки, приехала в Москву, встретила здесь мальчика, влюбилась в него, тетя этого мальчика вместе с ним бегала и просила за эту девочку. Там была очень трогательная история любви. Ее прооперировали, и теперь все у нее в порядке.
– Как вам удалось найти жертвователей, передающих сразу крупные суммы?
– Если говорить об этом конкретном спонсоре, то мы делали мероприятие на годовщину фонда, и он просто пришел забрать свою жену. Мы с его супругой общаемся, давно дружим в интернете. Он приехал ее забирать и заодно посмотреть, что это за люди, к которым ходит его супруга (смеется). И ему понравилось, мы видимо внушили ему доверие, после этого через свою жену он передал, что готов тоже в чем-то участвовать.
– Расскажите про ваше участие в пикнике «Афиши» в прошлом году?
– В прошлом году мы участвовали не Благомаркетом, как будет сейчас, а просто фондом. У нас была очень активная площадка: мы купили цветы в горшках и выкладывали за пожертвования надпись «ЖИВОЙ», у нас были мыльные пузыри, оркестр из неожиданных инструментов, мы рисовали открытки людям. Главная «фишка» нашей площадки была в том, что мы купили два кулера воды и поили всех желающих практически бесплатно. При этом мы стояли рядом и говорили: «Ребята, мы будем рады любому нашему пожертвованию». И нам накидали в общем-то достаточно денег.
– А что такое Благомаркет? Кто-то приносит свои вещи и вы их продаете?
– Да. Там есть 3 блока вещей: винтажные вещи, которые приносили друзья Наташи Воронициной и друзья наташиных друзей, вещи, которые бесплатно дали российские дизайнеры (их список можно посмотреть на сайте Благомаркета), а третий – это компания «Savage» дала свои вещи. Все винтажные вещи мы привели в порядок: перебрали, погладили, повесили на плечики – сделали так, чтоб это было красиво. Но там будет не только одежда, но и всякие украшения, аксессуары. К слову сказать, те, кто занимались обустройством Благомаркета – очень даже неплохо приоделись за небольшие деньги (смеется). Вообще, Благомаркет – это идея Наташи Воронициной, одной из подопечных нашего фонда. Она большая умница: несмотря на свою болезнь (рассеянный склероз), она не замыкается в себе и очень активно помогает: в прошлом году она координировала тушение пожаров, помимо этого помогает фондам административно. По профессии она журналист, фотограф. Мы с ней списались, начали дружить, и Наташа придумала эту идею с благотворительной ярмаркой. Она для этого привлекала своих друзей, и наш первый Благомаркет прошел очень удачно в конце мая. Теперь мы будем развивать эту идею.
– А где это проходило в прошлый раз?
– В шоу-руме «Оригинал» в районе Китай-города. Там был знакомый Наташи, Алексей Михалин, у которого есть дизайнерская мастерская и шоу-рум, он предоставил свое помещение для нашей ярмарки.
– Как вы придумывали цены на вещи?
– Сами. Из числа наташиных друзей, опять же, пришли девушки, которые разбираются в ценах. Дело в том, что там кроме простых вещей были еще брендовые вещи, и надо было понимать какую цену на них ставить. Вот они пришли и помогали. Коллективный разум такой. Плюс ко всему мы старались ставить небольшие цены, потому что нам не нужны были остатки – нам важно было все продать.
– Насчет участия в Пикнике вы напрямую договаривались с журналом «Афиша»?
– Мы, как и в прошлом году, попали через агентство социальной информации «АСИ» и, соответственно, в этом году «АСИ» нас снова и пригласило на Пикник «Афиши». Напрямую журнал не работает с благотворительными организациями, они с ними контактируют через «АСИ». Те делают целую благотворительную поляну под единым шатром – все это объединяется и координируется агентством. Также они пригласили фонды на «Душевный базар», который был в декабре прошлого года. Мы прекрасно там отработали, были очень довольны друг другом, и сказали, что будем участвовать и дальше. Сейчас вот идут уже первые подготовительные работы к «Душевному базару» в следующем году.
– Как появилась идея устроить благотворительный мастер-класс по грузинской кухне?
– Идея появилась у меня. Во-первых, я сама люблю готовить, и так получилось, что пришла идея сделать на годовщину «Живого» аукцион: связаться с известными блоггерами-кулинарами, попросить их приготовить какие-нибудь блюда и выставить эту еду на аукцион. И эта идея прошла на ура. Я очень боялась, честно говоря, что не сработает. Елена Киладзе, например, на наш юбилей купила кастрюлю, сварила лобио, нарисовала сама от руки открытку, где от руки написала рецепт этого лобио, съездила в специальную пекарню, где пекут грузинский хлеб – и у нас был вот такой лот – аутентичная грузинская еда. Максим Сырников прилетел специально из Санкт-Петербурга и испек большую кулебяку. Алена Спирина наварила кучу джемов, соусов. Когда я увидела, что это очень хорошо воспринимается (сейчас бум на приготовление пищи, все учатся) я подумала, почему бы это не совместить – это было бы очень интересно и мои друзья (теперь я уже могу назвать их так) поддержали эту идею, сказали: «мы готовы», и первый мастер-класс у нас прошел. На этом мы не остановимся.
– Каковы ближайшие задачи фонда «Живой»?
– Нужно находить спонсоров на зарплату и расширять штат. Сейчас я фондом занимаюсь одна вместе с бухгалтером. Помогают волонтеры и конечно очень сильно меня поддерживают учредители.
Беседовала Алена ГЕТМАН
