Кто есть кто в российской благотворительности? Мы продолжаем публикацию интервью с руководителями благотворительных фондов. Предыдущие выпуски.
Фонд Помоги.орг появился в 2005 году благодаря журналисту и известному блоггеру Антону Носику. Отличие фонда от других организаций в том, что он работает с людьми, независимо от их возраста, заболевания, места регистрации и гражданства. Одними из основных программ Помоги.орг являются поддержка детей, больных муковисцидозом и церебральным параличом, помощь в лечении детей с врожденными пороками сердца и работа с многодетными, малоимущими семьями.
Фонды, о которых мы уже писали: |
|
О том, как они начали сотрудничать с известной русской топ-моделью Ириной Шейк, и в чем состоят трудности работы внутри благотворительной организации – рассказывает соучредитель фонда, Сарра Нежельская.
– Расскажите, пожалуйста, как возник фонд?
– Идея появилась у Антона Носика. К нему очень часто обращались разные знакомые, чтобы он в своем ЖЖ пропиарил какого-нибудь ребенка. Он о них писал, рассказывал, но проверить достоверность информации ему не удавалось, поскольку не было времени и возможности. А там есть такие нюансы: например и ребенок болен и родители честные, но они, например, не знают, что можно взять квоту и прооперировать ребенка бесплатно, то есть или не знают или просто не хотят это делать. Есть определенные тонкости благотворительности и их должны знать специально обученные люди – поэтому Антон решил организовать фонд. У нас оказалась общая знакомая – помогавшая фонду «Доброе дело», где я на тот момент была директором, и она нас свела.
– Вы занимались чем-то подобным раньше?
– Я работала в благотворительном фонде «Доброе дело» . Был такой человек Александр Триф, президент банка БВТ (сейчас банк уже не существует), он решил сделать фонд, маленький, чтобы помогать двум-трем проектам: это были детское отделение онкологической больницы в Балашихе, Краснополянский дом ребенка в Лобне и третий проект, который не успели даже запустить. Иногда помогали детям знакомых, каким-то сотрудникам. Александр, к сожалению, умер от рака, а его сын не стал продолжать это дело.
– Он организовал фонд, уже зная о своей болезни?
| Сарра Нежельская. Cоучредитель фонда «Помоги.орг» |
Когда он создавал фонд, он не знал, что у него рак. Он увлекался всякими высокими технологиями, финансировал экспериментальные разработки российских ученых и создал этот небольшой фонд для себя, для своих друзей, если кто-то хочет помочь. Потом выяснилось, что у него это заболевание, он уехал лечиться в Израиль и, к сожалению, из Израиля не вернулся.
– Как Антон Носик совмещает работу и участие в фонде?
– Он сейчас практически не участвует ни в какой деятельности фонда, но иногда рассказывает у себя в ЖЖ о наших детях. У него просто нет времени.
– Много ли внимания с его помощью привлекается к фонду?
– Вы знаете, очень часто это внимание негативное, к сожалению. У Антона достаточное количество недоброжелателей и я бы не сказала, что это Чулпан Хаматова номер два, отнюдь! (смеется) Наоборот. Некоторые люди не хотят сотрудничать с фондом именно потому, что он его соучредитель. Изначально Антон все сделал, и без него это бы не заработало: он год содержал Помоги.орг полностью, и аренду и зарплаты. Потом это все прекратилось, и сейчас фонд функционирует сам. Но пока он раскручивался, пока все это создавалось – все было на Антоне
– Как вы решаете, кому можете помочь, а кому нет?
– Фонд смотрит документы и решает, сможет ли он «потянуть» этого человека или это невозможно, или можно опять же взять квоту. Но мы обычно больше 40 тысяч евро и не берем, мы не такой крутой фонд как «Подари жизнь» , чтоб собирать по 100 тысяч евро и т.д. Иначе мы будем собирать только на одного человека, а есть дети с ДЦП, с которыми мало кто работает: они некрасивые эти дети, деньги на них собираются плохо, а реабилитация им нужна пожизненная и минимум два раза в год, а лучше четыре. Поэтому, конечно, мы берем таких вот больных детей.
– То есть вы стараетесь помогать тем, кому реже помогают более популярные фонды?
– Мы по большей части берем тех, кого почти не берут другие фонды. Когда в Питере в ДГБ № 1 работал хороший кардиохирург, Любомудров, мы постоянно оплачивали операции для детей из Узбекистана и Таджикистана – потому что московские фонды не берут таких детей на сердечные операции, по уставу не могут. Так сложилось, что по направлению кардиохирургии мы стали работать с ДГБ №1 в Санкт-Петербурге, а в Бакулевский центр стали отправлять реже на сложные сердечные операции, поскольку у них там по многим направления смертность выше, чем в ДГБ №1.
– А как вы выясняете, куда имеет смысл отправлять больных, а куда нет?
– Например, мы приехали в медицинский центр в Кельн, нам сразу дали статистику за последние пять лет: сколько операций и каких (сердечных операций бывает много) было проведено, и какая смертность по ним. И мы сразу понимаем, в какую клинику обращаться, а в какую не стоит. Но у нас получить такие исследования часто невозможно – что уже говорит о том, что это странно, правда ведь? Так же и с ДЦП-шниками. Обычный жертвователь, скорее всего, даст деньги на девочку до 6 лет, блондинку с голубыми глазами, лучше сердечницу, чтоб один раз прооперировали и она была здорова. Некрасивому ДЦП-шнику, который и кривенький и косенький, и которого реабилитировать никто не знает сколько – собирается с трудом, к сожалению. Мы их и берем.
– А со взрослыми вы работаете?
– Мы берем взрослых людей, но гораздо меньше. Просто потому что на них собираются деньги гораздо, гораздо медленнее. Если мы выстроим очередь из ДЦП-шек на 30 человек – она рассосется за полгода, если у нас будет та же очередь из взрослых – то это на три года. Чувствуете разницу? У них часто операции более серьезные, например, какая-нибудь атрофия мышечная – мы два раза на нее собирали, и это ужасно – просто не собирались деньги. Хотя девочка там 23-24-х лет умерла бы… есть такая мышечная атрофия Верднига – Гофмана – человека скручивает и под тяжестью костей сдавливает органы, и он умирает. А хирурги ему вставляют каркас металлический и хотя, конечно, прямым человек не становится и, может, даже ходить не начинает, но по крайней мере продолжает жить, хоть и в инвалидной коляске – и это очень важная операция, боли прекращаются… Но наши люди очень плохо на это жертвуют. Благотворительность в России – на самой, самой начальной стадии развития.
– Как по-вашему, по сравнению с 2006 годом, когда вы открывались, люди больше стали участвовать в благотворительности?
– Да, больше. Во-первых, сарафанное радио играет роль: когда человек прислал нам деньги и увидел, что деньги появились на сайте. А на сайте отражается все максимально: например, жертвователь прислал деньги, а на ребенка деньги уже собрались, мы пишем, на кого деньги были переведены. Мы все пишем на сайте, это удобно, видно и, конечно, из-за сарафанного радио, когда люди рекомендуют друг другу, жертвователей стало гораздо больше. Да и жертвовать люди стали больше сами по себе.
– На одного ребенка, как правило, собирает один фонд или могут сразу несколько?
– Да, мы стараемся так, сами, потому что потом там не найдешь концов. Единственное, на Пашу Митичкина, на пересадку легких кто только ни собирал, но там 200 тысяч евро были нужны – сумма вообще неподъемная для нас, да и ни для кого, наверное, поэтому собирали все, всем миром. Но это, скорее, исключение, чем правило. Есть «Московское благотворительное собрание» (куда мы входим) и на этих встречах мы стараемся такие вопросы друг с другом проговаривать, контактировать, потому что это не есть хорошо – собрали мы, собрал другой фонд. Ладно, если это ДЦП-шник, мы можем разделить – одну реабилитацию мы, другую – другой фонд. Но если операция одна? А деньги целевые, и куда мы их денем? Скажем: «Ой, извините, тут оказалось, что другой фонд уже собрал, и мы отдали Саше Иванову эти деньги»? А человек скажет: «Что же это за фонд такой, и какие там люди работают, что не могли узнать, что на Машу Иванову уже кто-то собирает деньги». Поэтому есть предварительные договоренности друг с другом.
– А что такое «Московское благотворительное собрание»?
– Изначально мы все его организовали, нас было фондов пять примерно, и мы замучались всем объяснять, что мы честные, что мы не воруем, и выяснять друг у друга, кто ворует, а кто нет. И в итоге мы зарегистрировали «Московское благотворительное собрание». Туда входят фонды, с которыми мы лично знакомы и опять же, чтобы к нам попасть, нужно получить рекомендации других фондов, которые работали с ними и готовы поручиться, что там честные люди, что там действительно собирают деньги и что это не какие-то непонятные отмывалки. Есть сайт wse-wmeste.ru, и там перечислены все наши фонды и для обычных людей объясняется, какой фонд каким заболеванием занимается и как он может вам помочь.
– Помоги.орг также зарегистрирован в США. Для чего это нужно?
– Антон сделал это сразу, чтобы как-то пытаться работать на территории США, потом понял, что туда его руки не дойдут, и все заглохло. Потом мы познакомились с Ириной Шейк – это модель достаточно известная, топ-модель. Она русская, из Челябинска, вернее даже из Еманжелинска под Челябинском. Очень красивая девушка… Нас познакомил один жертвователь, и она предложила помогать, быть лицом фонда. У нее пока не очень получается, как у Наталии Водяновой и Чулпан Хаматовой, потому что больше внимания приходится уделять карьере, работе. Но она помогла провести аукцион на Молотке (у нас на сайте есть эта история), сфотографировалась в майке с нашим логотипом. Она-то как раз и предложила реанимировать фонд в Америке для того, чтобы она могла (она живет практически всегда в Америке, а в Европу ездит только на съемки) собирать на благотворительных вечерах пожертвования. А американцам легче переводить деньги на американские счета в плане налогов. Теперь ее юристы реанимируют американский фонд, это происходит не очень быстро, потому что у Ирины, видимо, не очень много времени, но, тем не менее, дело движется, так что вполне возможно американский Помоги.орг тоже заработает.
– С какими проблемами сталкивается сейчас фонд?
– Нам недавно подняли арендную плату на 10 тысяч, и в этом месяце у нас проблема с ее оплатой: мы пока не нашли адресного жертвователя.
– Расскажите про работу с многодетными семьями?
– Многодетным семьям тоже мало кто помогает, потому что большинство жертвователей рассуждают так: если нет материальной возможности растить детей – то не нужно их и рожать. Но это ведь не так, а кроме того, у всех ситуация разная: иногда кормилец заболевает или даже умирает, и семья остается без поддержки. Мы же долго помогали именно многодетным, а сейчас хотим попробовать новый проект – помощь многодетным семьям, в которых есть отличники. То есть, если в твоей семье есть отличник (а это уже не мало), она может получить стипендию. В общем, мы буквально на днях перешли на эту схему работы, и вот-вот начнем принимать заявки.
Беседовала Алена ГЕТМАН
Предыдущие выпуски:
В помощи нуждаются все дети подопечных нам отделений, а не вот эта девочка с голубыми глазками
Кто и как в России заботится о социальных сиротах?
Владимир БЕРХИН, фонд «Предание»
