Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

Ф.Найтингейл. Записки об уходе (2)

Нам известен следующий случай. Рабочий получил сильный ушиб с ранением позвоночного столба; болезнь была продолжительная и тяжкая и окончилась смертью. Перед самой кончиной он выразил страстное желание взглянуть на мир Божий, т.е. посмотреть в окно. Две сиделки исполнили его просьбу и таким образом усладили его последние страшные минуты расставанья с жизнью; но одна из них жестоко поплатилась: больного, конечно, пришлось держать на руках и притом очень осторожно; она надорвалась и сама заболела тяжкою, почти неизлечимою болезнью. Такова, впрочем, участь очень многих добросовестных сиделок

Глава 4. О шуме и беспокойстве
Шум, наиболее вредный для больного, — тот, который его по тем или иным причинам волнует; при этом сила звуков, которые он слышит, имеет сравнительно небольшое значение. Так, например, громкий шум, производимый стройкой, будет гораздо меньше тревожить больного, чем говор или шепот в соседней комнате, когда больной сознает, что там говорят люди ему близкие.
Конечно, есть больные, в особенности страдающие мозговыми болезнями, которым в тягость всякий шум, тем не менее и в этих случаях шум постоянный, но нимало не интересующий больного, беспокоит и волнует его меньше, чем шум временный, неожиданный. Далее наблюдения показывают, что во всех случаях шум, благодаря которому больной пробуждается от сна, гораздо вреднее постоянного шума, к которому он успел привыкнуть.
Первым правилом рационального ухода за больными является устранение всего, что могло бы помешать сну больного, — будь эта причина постоянная или случайная. Больные обыкновенно спят очень чутко и, будучи раз разбужены, засыпают с большим-трудом; как это ни странно, но тем не менее не подлежит никакому сомнению, что больной, будучи разбужен после нескольких часов сна, засыпает легче, чем больной, разбуженный спустя несколько минут, после того, как он уснул. Это объясняется тем, что во время сна прерываются страдания больного, а вместе с тем и раздражительность его мозга, так что если больной поспал несколько часов, то этим достигнуто гораздо больше, чем может быть достигнуто простою отсрочкою сна, потому что при отсутствии сна раздражительность значительно сильнее, а вместе с тем сильнее и страдание. Вот почему сон играет такую важную роль при всех болезнях и почему разбуженный больной с таким трудом засыпает вторично; если же ему часто мешают уснуть, он может совершенно лишиться сна. Для здоровых может считаться общим правилом, что если они спят днем, то будут хуже спать ночью; у больных же наоборот: чем больше они спят, тем сон их продолжительнее.
Сведущая сиделка умеет распорядиться таким образом, что уход ее не причиняет больному никакого беспокойства: ни перемена согревательных кувшинов, ни подавание пищи и лекарств не производят никакого шума и не нарушают не только сна, но даже и легкой дремоты. Это искусство довольно трудное, и очень многие сиделки делают непростительные ошибки только потому, что, как они говорят, не смели побеспокоить больного. Просто поразительна та беспечность, чтобы не сказать жестокость, которую обнаруживают врачи и посетители: они громко разговаривают и шумят в комнате, соседней с тою, в которой находится больной, ожидающий, когда они войдут, или, если они уже были у него, сознающий, что речь идет о нем и старающийся расслышать, что они говорят. Если пациент терпелив, он сам постарается отвлечься и направить свое внимание на что-нибудь другое; но усилия воли при этом действуют крайне возбудительным образом, возбуждение же имеет следствием упадок сил. Возмутительною жестокостью является разговор, ведомый шепотом в самой комнате больного, так как при этом последний неизбежно старается расслышать каждое слово, что стоит ему неимоверных усилий. По тем же причинам никоим образом не следует входить в комнату больного на цыпочках или, производить тихо какую-нибудь работу; ходить нужно твердым шагом, но как можно быстрее и точно так же не стараться уменьшать шум при производи- мой работе, но заботиться лишь о том, чтобы она была окончена как можно быстрее: сильно заблуждаются те, кто думает, что медлительность и бесшумность являются признаками рационального ухода за больными; напротив, признаком такового является быстрота, причем нужно стараться делать так, чтобы больной мог без малейших усилий по производимому шуму понять, что делается. Если бы окружающие, врачи и знакомые, посещающие больного, могли столь же внимательно наблюдать его, как сиделка, если бы они видели, с каким напряженным вниманием и с каким волнением он прислушивается, даже находясь в лихорадочном состоянии, ко всему тому, что совершается в соседней комнате, то они, наверное, не подвергали бы его тем пыткам, которые причиняет ему их легкомыслие. Когда больной слышит, что разговаривают в соседней комнате, у него тотчас же возникает томительное ожидание, желание, чтобы поскорее вошли; малейшее ожидание донельзя волнует его и потому крайне вредно. Весьма нередко случалось, что подобные бесполезные шумы усиливали лихорадочное состояние больного и вызывали бред. Нам известен случай смертельного исхода болезни, последовавшего непосредственно за продолжительным шепотом в соседней комнате; лица, виновные в этом, совещались о предстоящей больному операции, и его смерть объяснили страхом перед ней; но объяснение это неверно: всем известно, что больные с величайшею покорностью относятся к известию о необходимости подвергнуть их операции, если только сообщение это сделано с над- лежащим тактом и с надлежащею осторожностью. В приведенном нами случае смерть последовала от нервного перевозбуждения, обусловленного, в свою очередь, невыносимо томительным ожиданием, так как больной знал, что в соседней комнате решается его участь и тщетно напрягал все усилия, чтобы расслышать хотя бы одно слово.
Нет ничего хуже неизвестности и нет состояния более тягостного и возбуждающего даже для здоровых, чем пребывание в неизвестности; даже самая горькая истина не может произвести такого удручающего впечатления на человека, как неизвестность; человек по природе своей более или менее скоро примиряется с совершившимся фактом или с роковой необходимостью, но при неизвестности в его душе невольно возникают тысячи предположений, нередко совершенно фантастических, и всегда фантазия рисует ему будущее более мрачными красками; но даже если человек все видит в розовом свете, «то и это состояние его души расстраивает его нервы больше, чем какой бы то ни было совершившийся факт.
Точно так же неосмотрительно поступают те врачи или те посетители, которые сообщают окружающим о цели своего посещения в соседней комнате или в прихожей, но так, что больной может расслышать то, что они говорят. Шепот и вообще всякие перемены голоса столь же неприятны больному, как хождение на цыпочках, потому что больные, будучи всегда мнительны, сейчас же догадываются, что речь идет о них, и, так как говорят шепотом, они тотчас же начинают думать, что их положение опасно, что от них что-то скрывают. Поэтому гораздо разумнее говорить обычным голосом и при том громко, так чтобы больной ни одной минуты не пребывал в неизвестности и в томительном ожидании.
Итак, бесполезный шум и шорох вредны как для здоровых, так и для больных; в особенности они вредны последним ввиду того, что их нервы и без того находятся в возбужденном состоянии. Можно с уверенностью сказать, что отношение больного к ухаживающим за ним главным образом зависит от того, как эти последние поступают в указанном смысле. Сиделка, профессиональная или добровольная, которая постоянно возится и шумит, несомненно возбудит к себе ненависть больного, хотя он, может быть, не будет сознавать, за что он ее собственно не любит. Шуршание шелковых платьев или крахмальных юбок, побрякивание связкою ключей, скрип корсетных костей и башмаков и прочие шумы причиняют больному гораздо больше вреда, чем он может извлечь пользы из всех лекарств, какие только существуют на свете.
Заботливая сиделка должна принять меры к тому, чтобы в комнате больного не скрипели двери, не звенели окна и т.д. Это в особенности важно в те часы, когда больного оставляют одного, например ночью. Обыкновенно на эти «мелочи» обращают внимание только тогда, когда сам больной начинает жаловаться; но в таком случае для чего же существуют сиделки?
Особенно важное значение имеют разговоры посетителей, в особенности разговоры серьезные; весьма неразумно поступают те, кто беседует с больным, разгуливая по комнате или, вступая с ним в спор; но столь же неразумно поступают те, кто, хоть и спокойно, но болтает без конца, забывая, что мысли больного слишком сосредоточены на нем самом и что ему чрезвычайно трудно сосредоточить их на чем-нибудь другом. Если приходится разговаривать с больным о каком-либо деле, нужно подсесть к нему, внимательно и спокойно выслушать его до конца, ни разу не прерывая его речи, и затем отвечать коротко и ясно; когда вопрос исчерпан, следует сразу же уда- литься. Подсаживаться к больному надо так, чтобы ему при разговоре не приходилось делать никаких усилий головой или глазами, чтобы смотреть посетителю в лицо. Во время разговора следует по возможности обходиться без жестов.
Никогда не вынуждайте больного к повторению его поручения или желания. Больных, в особенности выздоравливающих, а также и таких, которые могут заниматься каким-нибудь делом, зачастую обвиняют в том, что они слишком требовательны и капризны и слишком много возятся со своими собственными делами. Но обвинение это далеко не всегда справедливо. Приведем пример. Больной поручил сиделке написать письмо, точно изложив ей дело и подробно указав адрес. Когда человек болен, то и такая головная работа требует значительного напряжения и потому изнурительна; но вот содержание письма изложено, адрес сообщен, и больной, считая свое дело оконченным, успокаивается. Проходит 10 минут, и сиделка возвращается и переспрашивает одну подробность; еще через 5 минут она опять является и спрашивает другую мелочь; затем оказывается, что она забыла или перепутала адрес и т.д. и т.д. Спрашивается: не лучше ли, если бы больной сам написал письмо? Это стоило бы ему больших физических усилий, но зато он не испытал бы той досады, тех волнений, которые в тысячу раз хуже всяких физических усилий.
Никогда не следует разговаривать с больным издали или так, чтобы он не мог видеть говорящего, а также в то время, когда он занят чем-нибудь другим. Еще в большей мере эти правила применимы к выздоравливающим, которые вынуждены заниматься своими делами. Если больному, находящемуся в бессознательном состоянии, дать пищу без должных предосторожностей, он может пода- виться; если же предварительно прикоснуться к его губам ложкой и вообще принять меры к тому, чтобы он отнесся к принятию пищи сознательно, опасность будет устранена. То же самое относится и к духовной пище: никогда не нужно волновать мысль больного или выздоравливающего неожиданными сообщениями, задавать ему сложные вопросы, к разрешению которых он не подготовлен, вообще не следует неожиданно заговаривать с больным, так как мысль его в данную минуту может быть направлена в совершенно иную сторону, а всякая неожиданность волнует не только больных, но и здоровых. С другой стороны, не нужно оставлять больных в томительном ожидании. Многочисленные наблюдения показывают, что духовные силы в значительной мере утрачиваются даже у людей совершенно здоровых, если в силу неблагоприятных обстоятельств их жизнь состоит из целого ряда неосуществленных надежд, сопряженных, конечно, с томительными ожиданиями. Что же касается больных, то подобное состояние нередко выражается даже в появлении или возобновлении физических страданий.
Больных, которые уже ходят по комнате, никогда не следует останавливать или перегонять с целью сообщить что-нибудь или пере- дать письмо; это не многим лучше, чем дать пощечину. В этих случаях главную роль играют легкомыслие окружающих, а нередко – и эгоизм, недостаток снисходительности и нежности. Прогулка выздоравливающего или больного по комнате в редких случаях продолжается дольше 10 минут; поэтому гораздо благоразумнее выждать момент, когда он снова ляжет или сядет, и тогда, не торопясь, сообщить или передать ему нужное. Обыкновенно люди не думают о том, какие неимоверные усилия нужны больному и выздоравливающему, чтобы хотя бы на несколько минут остановиться и внимательно выслушать то, что ему говорят.
Те же правила сиделка должна соблюдать и в том случае, когда она сопровождает больного или выздоравливающего: она не должна ни задавать ему вопросов, ни вступать с ним в разговоры, всегда по- мня, что ходьба стоит больному не только страшных физических усилий, но и величайшего духовного напряжения, что при ходьбе усиленно работают не только сердце и легкие, но и головной мозг.
Нередко можно слышать мнение, что гораздо лучше совсем не ухаживать за больными и выздоравливающими, совершенно предо- ставив их самим себе. Но так думают те, кто не имеет никакого понятия о рациональном уходе, и при таком окружении больному приходится напоминать обо всем самому и самому же выражать свои желания, свое неудовольствие и пр. Нередко больные начинают так недоверчиво и недружелюбно относиться к сиделкам и вообще к окружающим, что совершенно перестают выражать свои желания и с величайшими усилиями исполняют все сами, будучи оставлены без присмотра.
В момент, когда больной намеревается перебраться с кровати на стул, перейти из одной комнаты в другую, спуститься с лестницы и т.д., малейшая помеха или отвлечение внимания может крайне вредно повлиять на него. Все эти действия стоят ему величайших усилий и чаще, чем 2 раза в день, он вряд ли в состоянии совершить что-нибудь подобное. При этом нужно заметить, что больные — на- род очень постоянный: обыкновенно действия их повторяются периодически в один и тот же час, и ухаживающие за больными должны с точностью знать это. Всегда нужно помнить, что каждое действие больного стоит ему величайших усилий. Некоторые больные могут ходить, но не могут стоять или сидеть прямо. В особенности сильно утомляет их стояние. Вечером, пожелав больному спокойной ночи, уже не следует больше ничего делать в его комнате, иначе он наверное проведет ночь беспокойно. Если же разбудить его окончательно, можно с уверенностью сказать, что он проведет всю ночь без сна.
Всем окружающим больного не мешает запомнить следующее: о состоянии больного надо судить не по тому, как он держит себя во время разговора, а по тому, как он чувствует себя час спустя; точно так же весьма важно знать, как он провел ночь после разговора. Это правило основано на том, что следствия перевозбуждения обнаруживаются всегда не сразу, а спустя некоторое время; так, напри- мер, обмороки всегда происходят спустя некоторое время после чрезмерного напряжения, но не во время его.
Многочисленные посетители, являющиеся к больному, нередко являются причиною его смерти, хотя сами они глубоко убеждены, что, посетив его и поболтав с ним полчаса, они исполнили христианский долг. Пишущая эти строки старая, опытная сиделка серьезнейшим образом предупреждает, что подобные посетители и их болтовня крайне опасны для больных. Весьма часто бывает, что больной даже после одного подобного посещения бредит всю ночь; посетитель же вынес убеждение, что больному «гораздо лучше». Некоторые люди считают своим долгом посещать больного чуть не каждый день; они глубоко убеждены, что делают доброе дело, так как, по их мнению, больной больше всего нуждается в развлечении. В сущности такие господа думают прежде всего о самих себе, и причины, побуждающие их к частому посещению больных, ничего общего не имеют с человеколюбием.
Само собою разумеется, что не всегда последствия докучливых посещений и разговоров непосредственно выразятся в бреде или в чем-нибудь еще худшем; последствия эти могут долгое время оставаться скрытыми, и только опытная сиделка может заметить их. Иногда даже сам больной не сознает их, и, во всяком случае, никогда не сознает их тот, кто является виновником зла.
Обыкновенно имеет место следующее: больной или выздоравливающий перестает заниматься своими обычными делами, что совершенно понятно ввиду общего упадка сил; окружающие не понимают этого и глубоко убеждены, что нужно развлекать больного разговорами, забывая, что душевное состояние его значительно отличается от нормального. В особенности вредны продолжительные беседы на ночь.
Далее: никогда не следует садиться, облокачиваться на кровать, а тем более толкать ее, так как все это совершенно нестерпимо для больного. Конечно, все эти замечания не относятся к ипохондрикам; но опытная сиделка должна уметь отличать истинно больных от мнимых и умело обращаться как с первыми, так и с последними, хотя уход за мнимо больными диаметрально противоположен уходу за больными настоящими. Многие из нижеописанных признаков принадлежат к числу тех, по которым можно отличить одних от других.
Мнимо больные сплошь и рядом, находясь в одиночестве, делают то, чего никогда не сделают на глазах сиделки. Среди них встречаются такие, кто решительно отказывается от пищи, как бы ни упрашивали их; но если спрятать что-нибудь съедобное в стол или в шкаф, они ночью съедят все, что найдут. При этом они руководствуются боязнью, что если обнаружат аппетит, то им не поверят, что они больны. Истинно больной, наоборот, всегда старается похвастать перед врачом или сиделкой, сколько он съел в такой-то день или какую работу произвел.
Никогда не следует давать больным уклончивые или двусмысленные объяснения или ответы; в случае сомнения в каком-нибудь деле отнюдь не следует выказывать его даже в мелочах — в мелочах в особенности. Сомнение всегда надо оставлять при себе, а с больным разговаривать всегда уверенно. Люди, которые склонные размышлять вслух, всегда находящие доводы и за и против, не должны уха- живать за больными; еще лучше совсем не допускать их к больным.
Женщины, перенесшие тяжелые роды, сообщали нам, что степень их выносливости безусловно зависит от степени уверенности врача или акушерки. Малейшее сомнение, выражающееся во взоре, интонации, покачивании головой, тотчас же вызывает упадок духа. То же самое наблюдается при всех других тяжких болезнях; волнение врача или растерянность сиделки иногда имели следствием смертельный исход.
Вообще ни один больной не выносит равнодушно нерешительности и, если замечает таковую в окружающих, то иногда собирается с последними силами, чтобы проявить решимость. Всяческие колебания, относятся ли они к вещам серьезным вроде предстоящей операции или к мелочам, несравненно больше волнуют больного и хуже сказываются на его состоянии, чем самая печальная уверенность. Затем нужно заметить, что у большинства больных сильно работает воображение; поэтому, замечая в советах и указаниях тех, кто ухаживает за ними, неуверенность и противоречия, больные тотчас же начинают подозревать, что их обманывают, что от них что-то скрывают, их начинают волновать самые мрачные мысли. Всем известно, до какой степени вредно не только больным, но и здоровым подпасть под влияние воображения и сознавать, что окружающие хитрят или вообще неискренни. Ни одна духовная сила не действует столь изнурительно, как сила воображения, потому что оно не имеет границ. Состояние больных, подпавших под действие этой силы, весьма быстро и заметно ухудшается.
Ввиду всего этого окружающие и ухаживающие за больными должны обладать большим тактом. В их действиях не должно проявляться ни торопливости, ни волнения, ни нерешительности. Чрезвычайно трудно указать в подробностях, в чем именно заключается правильное отношение окружающих к больным, — это скорее дело чутья, не поддающегося подробному анализу. Одинаково нехорошо, например, как врываться неожиданно в комнату больного, огорошивать его каким-нибудь неожиданным известием, так и ходить на цыпочках, боязливо посматривая на него и обнаруживая во взгляде неуверенность и робость. Правильный уход заключается в середине, но с точностью указать, в чем эта середина заключается, чрезвычайно трудно.
Громадное значение имеет также аккуратность. Никогда не следует заставлять больного ждать. Лучше совсем не иметь сиделки и оставаться без всякого присмотра и ухода, чем иметь сиделку не- внимательную, рассеянную и забывчивую.
Весьма распространен обычай читать больным вслух для развлечения. Относительно этого мы решительно не согласны с ходячими воззрениями. Многолетний опыт убедил нас в том, что больные, которые не в состоянии читать сами, в большинстве случаев не выносят также, когда им читают другие. Это, конечно, не относится к тем больным, которые не могут читать только по слабости зрения вследствие болезни глаз, к неграмотным, а также к детям и вообще ко всем тем, кто сам не может читать по тем или иным внешним причинам. Что же касается обыкновенных больных, то чаще всего от чтения у них делается бессонница и усиливается лихорадочное состояние. Те, кто просит, чтобы им читали вслух, не особенно больны. Весьма нередко нам приходилось наблюдать, что у больных, которым читали вслух, ночью появлялся бред и общее состояние ухудшалось.
С уверенностью можно установить следующие общие правила. 1. Если уж приходится читать больному вслух, то следует читать медленно. Совершенно ошибочно думают, что чтение утомит его тем меньше, чем скорее окончить его. Известный фокусник Гуден однажды справедливо заметил: все искусство сделать так, чтобы какой-нибудь длинный рассказ показался очень коротким, заключается в медленном чтении. Во всяком случае это правило следует соблюдать безусловно при чтении вслух у постели больного. Нередко при плохом чтении окружающих или сиделок больные просят, чтобы им лучше рассказали содержание книги, больные дети в особенности. Это недовольство является результатом слишком быстрого и невыразительного чтения, причем многие обладают еще привычкой читать скороговоркой или бормотать места малоинтересные, вместо того чтобы, предварительно ознакомившись с книгою, прямо пропускать их. В особенности неприятно и даже положительно вредно действует на больных чтение невнимательное, с остановками, с пропусками, с зевотою, с повторениями уже прочитанного. Вообще очень мало людей, которые обладают искусством хорошо читать или, по крайней мере, читать так, как говорят: люди, которые говорят отчетливо и плавно, нередко при чтении захлебываются, глотают слова, нечисто выговаривают, мычат и т.д.
Чтение вслух больным требует особого искусства, и незнакомые с ним пусть лучше не берутся. Чтение должно быть отчетливым, каждое слово должно быть отчеканено; по возможности чтение должно походить на разговорную речь; лучше читать слишком мед- ленно, но не нараспев. Весьма важно также, чтобы чтение не было монотонным; огромное большинство людей читают быстро и без перемены интонации, так что из другой комнаты чтение вслух представляется иногда каким-то однообразным отчитыванием. Всегда нужно сообразовываться с силами больного и его темпераментом, не читать слишком долго. Что касается выбора книг для чтения вслух, то здесь надо безусловно учитывать личность больного, его духовные потребности, взгляды, вкусы и степень развития. Во всяком случае чтение не должно производить чрезмерного возбуждения мыслей и чувств, но лишь занимать больного, т.е. развевать его мрачные мысли и отвлекать его внимание от собственного состояния.
2. Крайне бестактно поступают те, кто читает про себя в комнате больного и прочитывает ему только те места, которые, по мнению читающего, должны заинтересовать его, но на самом деле интересны только читающему. Спрашивается: что же делать больному во время антрактов? Не подлежит никакому сомнению, что они ему крайне тягостны, и вряд ли при таком способе чтения состояние его духа может улучшиться.
Скажем еще несколько слов о шуме вообще, столь вредном для больных, в особенности для тех, кто отличается нервностью. Современная постройка домов решительно не позволяет избавиться от постороннего шума, производимого в соседних квартирах, на лестницах и т.д. Иногда даже для здоровых людей все это крайне неприятно, для больных же это прямо вредно. В большинстве случаев этому горю помочь нельзя. Заметим лишь, что если в данном помещении уж слишком беспокойно и нельзя принять никаких мер против этого, то лучше поместить больного в больницу несмотря на все преимущества домашнего лечения, выздоровление последует очень медленно, а иногда может и совсем не последовать, если боль- ной будет испытывать постоянное беспокойство, если его сон будет постоянно нарушаться шумом и, еще хуже, если потолок и стены будут дрожать.

Глава 5. Заботы о разнообразии
Всем, кому приходилось ухаживать за больными или самим пройти тяжелую школу болезни, известно, как тягостно для больного долгое время пребывать все в тех же четырех стенах, постоянно видеть перед собою все те же предметы, одних и тех же людей, вообще одну и ту же обстановку. Больные, страдающие сильными болями, гораздо меньше страждут от этого однообразия, чем те, кто, хотя и не испытывает болей, но чувствует упадок сил. Однообразие очень дурно отражается на состоянии духа и потому вредно влияет на всю нервную систему, подобно тому как однообразная пища вредно действует на желудок. К сожалению, до сих пор еще недостаточно оценено значение для больных приятного разнообразия, вида красивых предметов и цветов. Если сам больной жалуется на скуку, обычно говорят, что он капризничает. Несомненно, это так, если он ежеминутно меняет свои желания. Но многие из его капризов могут дать ухаживающим и сиделкам весьма ценные указания, следуя которым можно ускорить выздоровление. Такие капризы лучше всего предупреждать, как и вообще лучше принимать все возможные меры, . не дожидаясь жалоб со стороны больного.
По личному опыту каждый человек должен знать, как невыносимо лежать на одном месте и видеть перед собой все ту же стену, не имея возможности посмотреть через окно на улицу. В этом отношении в особенности удручающим образом действует больничная обстановка. Стоит сходить в больницу в дни, когда туда пускают посетителей и родственников: эти дни являются настоящими праздниками для больных, даже в том случае, если их навещают лица, с которыми они не в близких отношениях. Вероятно, всем родителям по личному опыту известно, какое наслаждение доставляет выздоравливающим детям в первый раз выйти на улицу.
Отнюдь не следует думать, что разнообразие имеет только духовное влияние, а его значение для тела ничтожно. Это — ошибочное суждение: хотя до сих пор не выяснено, какое собственно непосредственное действие на организм имеют форма, цвет, яркость, блеск и пр., но не подлежит никакому сомнению, что все они не только косвенно, но и непосредственно воздействуют на состояние нашего тела. Поэтому мы считаем одним из важных факторов, содействующих ускорению выздоровления, разнообразие окружающих предметов и смену впечатлений.
Однако такая смена должна происходить с большою постепенностью. Если разнообразие впечатлений слишком значительно, например, если сразу показать больному 10 — 12 разных картин, то это может повлечь за собою упадок сил и лихорадочное состояние; если же менять эти картины 1 раз в неделю или даже еще реже, то подобная смена будет иметь самое благотворное действие на состояние больного.
Поразительные несообразности наблюдаются иногда при уходе за больными. Сиделка, которая заставляет больного томиться в испорченном, затхлом воздухе, не соглашается поставить в комнату вазу с цветами или горшечное растение на том основании, что это «портит воздух». На самом деле от парочки горшечных растений, услаждающих взоры больного, никакого вреда быть не может, потому что того ничтожного количества углекислоты, которое растения выделяют ночью, недостаточно даже для того, чтобы убить муху. Днем же во всяком случае растения поглощают углекислоту и выделяют кислород — следовательно, очищают воздух. Только некоторые из них, например лилии, действительно вредны, потому что раздражают нервы своим острым запахом; но ставить такие растения в комнату нет никакой надобности.
В последнее время много писали о влиянии духа на тело; действительно, влияние это огромно; но не следует забывать и могучее влияние тела на состояние духа. Здоровый человек находит развлечение, проходя по улицам; как бы он ни был озабочен, но все же быстро сменяющиеся перед ним впечатления отвлекают его мысли в сторону. Но несчастный больной, прикованный к своему ложу и видящий перед собою целыми неделями и месяцами все одно и то же, всецело отдан во власть подтачивающего его недуга. Болезнь сама по себе погружает его в мрачные мысли; поэтому разнообразие, развлечение, смена впечатлений для него еще гораздо важнее, чем для здорового.
Больной сам не знает, как ему избавиться от тяжелых мыслей, от безотчетной тоски, от разъедающей грусти; никакие усилия воли не помогают ему. Лучшим средством против этого является развлекающая беседа и рассматривание каких-либо интересных вещей. Лихорадочным больным нередко на голой стене, которую они постоянно видят перед собою, мерещатся привидения: это является следствием внутренней работы головного мозга, не находящего никакой внешней пищи, т.е. лишенного впечатлений.
Больной так же мало в состоянии переменить мысли, как пошевелить переломанную
ногу, если ему не прийти на помощь. Этому, к сожалению, не придают большого значения; притом даже самые опытные сиделки совершенно не заботятся об этом. Сами они не скучают, но больных, им порученных, заставляют томиться в безысходной тоске, считать мух на потолке и изучать трещины штукатурки. Им и в голову не приходит переставить, например, кровать больного, так чтобы он хоть сразу видел входящих и выходящих из комнаты, занять его приятным непродолжительным разговором, обрадовать какой-нибудь новинкой и т.д. В большинстве случаев постель больного находится в самом темном углу и перед глазами своими он не находит ничего, кроме однообразия и скуки.
Нам известен следующий случай. Рабочий получил сильный ушиб с ранением позвоночного столба; болезнь была продолжительная и тяжкая и окончилась смертью. Перед самой кончиной он выразил страстное желание взглянуть на мир Божий, т.е. посмотреть в окно. Две сиделки исполнили его просьбу и таким образом усладили его последние страшные минуты расставанья с жизнью; но одна из них жестоко поплатилась: больного, конечно, пришлось держать на руках и притом очень осторожно; она надорвалась и сама заболела тяжкою, почти неизлечимою болезнью. Такова, впрочем, участь очень многих добросовестных сиделок. Приведенный случай показывает, что даже перед смертью у больных есть потребность в разнообразии, и эта потребность столь же сильна, как потребность пустого желудка в пище.
Ничто так не располагает больного к ухаживающим за ним, как удовлетворение его потребности в разнообразии. Весьма ошибочно думать, что больным недостает лишь самообладания, что они только «не могут собраться с силами», чтобы отогнать от себя мрачные мысли, отягчающие их и без того печальное состояние. Здоровые во- обще редко понимают больных до тех пор, пока сами не захворают. С уверенностью можно сказать, что огромное большинство больных обнаруживают гораздо больше самообладания и выносливости, чем думают здоровые: не забывайте, что каждое движение, которое делает больной, каждая мысль, которая мелькает в его голове, причиняет ему боль, если даже больной говорит с окружающими ласково, если он смотрит на них дружелюбно, то и это причиняет ему страдание и требует самообладания, тогда как здоровым подобные действия не стоят никаких усилий.
Положим, вы просидели целую ночь без сна у постели больного, а утром, вместо чашки чая или кофе вам предлагают «доказать свое самообладание». Что ответили бы вы? Помните, что нервы больного всегда находятся в таком же состоянии, в каком они находились бы у вас после ночного бдения.
Итак, одними заботами о пище и питье не ограничивается роль ухаживающих за больными. Роль, эта гораздо сложнее. Нервная (духовная) жизнь больного требует столь же большого внимания, как и его физическая (телесная) жизнь. Его взоры нуждаются в приятном зрелище (например, в картинах, цветах и пр.), его слух – в приятной, неутомительной и невозбуждающей беседе. Выздоравливающий не должен томиться в безделье и скуке; ему следует предоставить легкие занятия: рисование, писание и пр., если, конечно, он к ним способен. Чтение утомляет и напрягает нервы больше всего, поэтому мы его не рекомендуем, хотя часто это — единственное занятие, доступное больному или выздоравливающему. Само собою разумеется, что все эти занятия не должны утомлять больного, иначе вместо пользы получится серьезный вред.

Глава 6. О питании вообще
Всем известно, что десятки тысяч больных ежегодно умирают от полного истощения сил, в значительной мере обусловленного не- достаточным или неправильным питанием при полном изобилии пищи. При каждой болезни требуется особая диета, и вот в отношении нее столь часто грешат ухаживающие за больными. Отчасти, впрочем, виноваты и последние: у них не хватает терпения и мужества подчиняться тем разумным указаниям, которые исходят от компетентного врача, и своими настойчивыми просьбами они заставляют окружающих отступать от этих указаний.
Большинству больных решительно не под силу принимать твердую пищу раньше 11 часов утра даже в том случае, если они до этого часа совершенно изнемогают от голода. Это происходит потому, что больных ночью обыкновенно лихорадит, что обнаруживается в сухости во рту по утрам; если им давать утром твердую пищу, они очень плохо переваривают ее и чувствуют себя еще хуже. Для утоления предобеденного голода лучше всего давать больным каждый час по столовой ложке бульона, какао, яичного молока ( Яичное молоко, или белковая смесь, приготовляется из кипяченой воды с яичным белком и небольшим количеством сахарного песка (1 стакан воды, 1 яичный белок, 1 чайная ложка сахара) ). и пр. Это предохранит их от мучительного ощущения голода и в то же время подготовит желудок к перевариванию твердой пищи, которую они получат позже. Нет больного, которому вышеуказанные жидкости повредили. Но совершенно неправильно поступают те, кто уже ранним утром дает больному котлету, яйцо (хотя бы всмятку), булку с маслом и пр. Ослабевший за ночь желудок решительно не в состоянии преодолеть подобной пищи. Точно так же, если, например, предписано давать больному каждые 3 часа по чайной ложке жидкой пищи, но он решительно не в состоянии сразу одолеть эту порцию, необходимо распределить ее на несколько приемов по столовой или даже по чай- ной ложке давать каждые полчаса или четверть часа.
В этом отношении больничный уход имеет много преимуществ перед уходом в частных домах, где он никогда не бывает столь правильным и где предписания врача никогда не исполняются с такою точностью. Если родные больного и чувствуют к нему больше любви и готовы на всевозможные жертвы, то этим не искупаются промахи, которые они делают по неведению, неумению распоряжаться или же по невниманию. Об этом в госпитальной практике не может быть и речи.
Вопрос о питании больных имеет огромное значение; обыкновенно окружающие не имеют ни малейшего представления о том страшном вреде, который приносит больному хотя бы десятиминутное голодание или наоборот переполнение желудка. Переполнением же мы называем даже самый скромный и легкий обед, но поднесенный больному вслед за тем, как он совершил какую-нибудь работу, как бы незначительна, по-видимому, она ни была. При упадке сил даже глотание иногда представляет большие трудности. Поэтому кормить больных надо в строго определенные часы, когда они точно пребывают в совершенном покое.
При острых болезнях, в особенности в больницах, диета ведется с безусловною точностью; вот почему дружными усилиями врача и сиделки и спасается столько жизней. Но при хронических болезнях, длящихся целыми месяцами и годами, дело обстоит иначе — внимание и точность уступают место (по крайней мере очень и очень часто) легкомыслию и небрежности, и нередко больные умирают не от болезни, которой страдают, но от истощения организма, всецело вызванного неправильным питанием. Прежде всего надо точно заметить часы, когда больной больше всего склонен к принятию пищи, а также те, когда он чувствует слабость; часы эти очень часто меняются, и потому ухаживающие должны прилагать все старания к тому, чтобы, сообразуясь с состоянием больного, менять его диету; иногда перемены эти совершаются каждый день — тем не менее, если желают достигнуть хорошего результата, необходимо ко всему приспособиться. Для этого каждая сиделка должна обладать наблюдательностью, изобретательностью и выдержкой; благодаря этим способностям было спасено больше жизней, чем обыкновенно думают, так как люди вообще склонны приписывать выздоровление исключительно лекарствам.
Одним из чаще всего наблюдаемых последствий «голодания» больных, или, выражаясь точнее, их недостаточного питания является бессонница: по наблюдениям, сон больных находится в пря- мой зависимости от их питания. При бессоннице обыкновенно просят врача прописать снотворное, что он и делает, так как, даже сознавая, что причиною бессонницы является неправильное питание, врач не в состоянии изменить всю окружающую больного обстановку и внушить ухаживающим мельчайшие подробности ухода, иногда даже неуловимые и требующие только личной наблюдательности и близкого знакомства со всеми особенностями больного, его прежними привычками, вкусами, с его характером и темпераментом.
Больной может почувствовать полное отвращение к пище, если блюдо, к которому он не прикоснулся, не убрать с его стола в надежде на то, что он все-таки примется за него попозже. Кушанье должно быть подано вовремя и убрано вовремя, безразлично, съедено ли оно или осталось нетронутым. Крайне вреден обычай всегда ставить что-нибудь у постели на случай если бы больному вздумалось поесть; это — вернейший способ окончательно лишить его аппетита.
С другой стороны, нам известен случай, когда больной женщине, совершенно обессилившей от недостаточного питания, была сохранена жизнь следующим простым приемом, к которому прибег сведущий врач. Он спросил ее: «Не можете ли вы указать мне по крайней мере приблизительно час, когда у вас появляется аппетит?» Больная сказала, что в такой-то и такой-то час она как будто чувствует голод. В этот час ей и стали давать есть, но ни в какой больше. И что же? — силы ее быстро восстановились. Конечно, не все больные могут с такой определенностью указать, когда именно у них по- является аппетит, но во всяком случае опытная, наблюдательная сиделка всегда сумеет подметить это время.
Нехорошо, если больному дают большую порцию, чем он может одолеть. Даже запах кушаний, которые он не может, но должен есть, вредно раздражает его нервы. Не следует говорить о еде в присутствии больного — это правило не имеет исключения. При несоблюдении его у больных окончательно портится и даже совершенно пропадает аппетит. Само собою разумеется, что соблюдение этого правила представляет большие трудности в больницах, в общих палатах, где иногда сиделки вынуждены обедать на глазах у больных. Не подлежит, однако, ни малейшему сомнению, что вид кушаний и людей, занятых едою, отнимает у больного аппетит, причем сам он в большинстве случаев и не сознает этого. Но некоторые больные чувствуют это очень ясно и открыто высказывают неудовольствие.
В хорошо устроенных больницах вредные последствия одновременного кормления всех больных ослабляются точностью и порядком во всех отношениях, а также тем, что во время еды в палате уже никто не занимается никаким другим делом. В частных же домах в то время, когда больной ест, сиделка нередко занимается стиранием пыли или каким-нибудь другим делом, что также решительно портит аппетит больного.
Несомненно, охотнее всего больные едят, когда их никто не беспокоит; если сиделка сама дает пищу больному, она не должна позволять ему разговаривать в это время и сама не должна слишком много говорить, а меньше всего — о еде.
Больные, которые и во время болезни продолжают вести свои дела, должны быть безусловно предохраняемы от деловых посещений непосредственно перед едой, во время нее и после нее; это край- не вредно отражается на аппетите и пищеварении. Правило это, подобно предыдущему, не имеет исключений.
Питание больных главным образом зависит от соблюдения или несоблюдения этих правил, и потому соблюдение их имеет первостепенное значение.
Никогда больной не должен видеть перед собою или даже ощущать запаха кислого молока, подгорелого супа, тухлых яиц или пережаренных овощей; а между тем сплошь и рядом сиделки, не обладающие достаточно тонким чутьем, допускают, подобные несообразности. Опытная же сиделка сумеет быстро распорядиться и приготовить вместо неудавшегося блюда что-нибудь другое. Если испорченная пища вредна здоровому, то вред, причиняемый ею больному, в сто раз значительнее.
Настоящая сиделка, понимающая, что ее задача состоит не только в поднесении больному пищи и питья, всегда найдет случай выказать свою предусмотрительность. Нередко случается, что больной целый день не принимал пищи: в первый раз по отсутствию желания он не прикоснулся ни к чему; во второй молоко оказалось прокисшим; в третий что-либо другое совершенно испортило ему аппетит. Обыкновенная сиделка не примет никаких мер, чтобы помочь горю; сиделка же, сознательно относящаяся к своим обязанностям, постарается поправить дело: она совершенно безмолвно подаст больному к вечернему чаю кусочек хорошо прожаренного холодного мяса или вообще поставит ему словно невзначай что-нибудь столь же аппетитное.
Весьма вероятно, что больной, который ничего не съел в 2 часа дня, съест вкусный кусочек в 7 часов вечера, если только не разводить по этому поводу длинных разговоров. Многие сиделки совсем не считают своею обязанностью думать; это они предоставляют больным. Но большинство больных скорее совершенно не выразят своих желаний, чем укажут на что-либо ухаживающим за ними. Не говоря уже о том, что подобные указания стоят больному слишком больших усилий, он всегда неохотно говорит о том, что касается его самого, и вообще не любит учить других. Конечно, подобный образ действий гораздо чаще наблюдается у сиделок, ухаживающих за больными в частных домах, чем у сиделок больничных.
Сиделка должна всегда думать о том, какое количество пищи потребно больному и как сделать так, чтобы он принял ее. Само собою разумеется, что надо сообразовываться со средствами, материальны- ми условиями семьи, куда ее пригласили. Если, например, больной привык завтракать в час дня, для него будет величайшим лишением, если он к этому часу не получит ничего по небрежности сиделки. Сообразуясь с условиями данной семьи, следует принять все меры к тому, чтобы не пришлось на вопрос больного отвечать: «Я ничего не могла приготовить — это не моя вина». Заставлять больного ждать чрезвычайно вредно и потому непростительно. Еще более непростительно, однако, давать больному все, что подвернется под руку. Выбор пищи должен строго соответствовать как предписаниям врача, так и потребностям и вкусам больного, а равно и материальным условиям его жизни.
В заключение еще одно маленькое общее указание. Никогда не следует допускать, чтобы блюдечко или нижняя тарелка были не совсем сухи: нет ничего неприятнее для больного, когда, поднося чашку ко рту, он обольет себя чем-нибудь из блюдечка. Это — мелочь, но весь уход за больными состоит из подобных мелочей.

Глава 7. 0 качестве пищи
Переходя к обсуждению важного вопроса о том, какая пища наиболее пригодна для больных и выздоравливающих, мы прежде всего должны заняться опровержением некоторых ходячих мнений и предрассудков. К их числу, между прочим, принадлежит общераспространенное мнение о необыкновенной питательности бульона. Возьмите фунт хорошего мяса, хорошенько выварите его в воде и затем выпарите полученный бульон; вы убедитесь, что от него не остается почти ничего. В бульоне окажется больше твердых веществ, если мясо предварительно разрезать на мелкие кусочки и затем слегка пропарить; но подобный бульон уже не может считаться настоящим бульоном и, кроме того, вкус его многим больным противен. Нельзя отрицать, что бульон имеет некоторое укрепляющее действие, но такое же действие имеет и чай. Укрепляющее действие не значит действие питательное: бульон подобно чаю и кофе возбуждает нервную систему и этим вызывает временное оживление всей жизнедеятельности, подъем сил. Вот почему ни чай, ни бульон не следует давать лихорадочным больным, так как всякое нервное возбуждение лишь усиливает лихорадочное состояние.
Другой общераспространенный предрассудок состоит в том, что в курином яйце содержится столько же питательных веществ, сколько в фунте мяса. При этом совершенно забывают, что многие больные совершенно не переносят яиц, как и мучных блюд. Кроме того, существует огромная разница между питательными составными частями мяса и таковыми же частями яйца: первые удобоваримы, тогда как вторые превращаются в желудке в творожистые хлопья, чрезвычайно неудобоваримые, так что судить по одному количеству питательных частей еще нельзя — нужно еще знать, какая часть его действительно переварится в желудке и поступит в кровь. Лучше всего давать больным яйца, взбитые в красном вине с сахаром.
Не следует также давать больным исключительно мясную пищу, пренебрегая растительной или мало обращая на нее внимания. Бывали случаи, что больные при исключительно мясной, а следовательно, очень питательной пище заболевали кровавым поносом.
Прекрасным питательным веществом для больных служат молоко и молочные продукты, например масло, являющееся наиболее удобоваримым из всех жировых веществ. В масле, состоящем почти исключительно из молочного жира, не содержится важнейшей пита- тельной составной части молока — казеина (творога); но тем не менее как жировое и вкусовое вещество оно очень полезно для питания тела; кроме того, хлеб с маслом гораздо охотнее принимается больными, чем один хлеб.
Овсяная и гречневая каши, рис и ячмень (перловая крупа) перевариваются сравнительно хорошо и во всяком случае предпочтительнее саго и пр., которые состоят почти исключительно из непитательного и неудобоваримого крахмала.
Сыр — очень питательный молочный продукт, но, к сожалению, неудобоваримый. У больных иногда обнаруживается настоящая страсть к сыру, хотя именно им он может быть особенно вреден; тем не менее, к удивлению, очень часто сыр прекрасно переносится больными. При болезнях, сопряженных с расстройством пищеварения, весьма часто больные просят кушанья, которые считаются вредными даже для вполне здоровых: пикули, маринады, копченую рыбу, свиное сало и пр., и эти продукты иногда переносятся ими очень хорошо. Конечно, в таких случаях, нужно соблюдать величайшую осторожность; бывало, что выздоравливающие после тифа умирали от чайной ложки варенья.
Молоко в любом случае является незаменимым для больных и выздоравливающих питательным продуктом, но только при условии, что оно безукоризненно. Молоко, даже слегка прокисшее, вызывает понос и крайне вредно вообще влияет на состояние больного. На это обстоятельство нужно обращать самое серьезное внимание при уходе за больными — в частных домах столь же серьезное, как и в больницах, где молоко предохраняется от скисания льдом. Молоко, прибавляемое к чаю, также должно быть совершенно свежим. Нужно помнить, что чай сам по себе совершенно непитателен; питательность он приобретает только при добавлении к нему молока, и потому это последнее важнее самого чая, который столь охотно пьется почти всеми больными без исключения.
Совершенно другое дело — простокваша, которую иногда с пользою можно давать больным, в особенности лихорадящим.
Нужно вообще заметить, что сладкое противно больным — как детям, так и взрослым, женщинам и мужчинам, богатым и бедным, лечащимся дома и в больницах. Не бывает, чтобы люди, которые в состоянии здоровья не употребляли сладкого, стали бы употреблять его будучи больными; но зато сплошь и рядом любители сладкого во время болезни приобретают к нему отвращение и даже не хотят пить чай с сахаром и есть сладкое печенье к чаю. Это весьма естественно, так как при сухости во рту и обложенном языке появляется потребность в чем-нибудь остром, пикантном, содействующем отделению слюны. Исключение составляют только цинготные больные, часто ощущающие непреодолимое желание поесть варенья.
Излюбленное блюдо больных — желе. Нужно, однако, всегда иметь в виду, что желе, из чего бы оно ни было приготовлено, совершенно не питательно. Опыт, кроме того, показывает, что нередко желе причиняет поносы.
0 значении бульона мы уже говорили. Поразительный факт: несмотря на то, что бульон столь же непитателен, как и желе, он иногда целыми месяцами может служить единственною пищею больным, в особенности страдающим расстройством пищеварительных органов. Правда, при этом замечается сильное отощание. Вернее всего, что бульон, будучи возбуждающим веществом, подобно чаю и кофе, усиливает обмен веществ и тем поддерживает силы больного.
Возвращаемся к молоку. Насколько преувеличивается обыкновенно питательное значение бульона, настолько умаляется таковое же значение молока. Бутылка молока содержит столько же питательных веществ, сколько 1/2 фунта мяса, но и это не столь важно, как то, что молоко является пищею, самою доступною по своей удобоваримости для больных; решающее значение здесь приобретает не химический состав молока, но степень его усвояемости. Важен желудок, а не химия. Пища, чрезвычайно здоровая и укрепляющая для здорового, может быть отравою для больного; так, например, мясо совершенно не переваривается больным желудком, бульон же, которым можно поддерживать силы больного в течение месяцев, быстро превратит здорового человека в скелет, обтянутый кожею.
Весьма важным питательным продуктом является также хлеб. Не все больные, однако, могут есть булочный или лавочный хлеб, тогда как они охотно едят хлеб домашний, всегда лучше пропеченный, более питательный, удобоваримый и, кроме того, оказывающий слегка послабляющее действие, что избавляет иногда от необходимости давать слабительные.
Вообще нужно при уходе за больными поменьше руководствоваться книжными правилами и побольше — индивидуальными особенностями каждого субъекта. Это в особенности относится к желудку — едва ли не самому капризному из всех органов человеческого тела. Свежий воздух и подходящая пища — вот основные правила ухода за больными. Врач, посещающий больного 1 раз в день, а то и 1 — 2 раза в неделю, в деле питания больного не может быть компетентным; он может дать только общие указания. Что же касается подробностей, имеющих самое важное значение, то они могут быть выяснены только лицами, ухаживающими за больным, знающими все его особенности, потребности и вкусы, понимающими, что для него полезно и что вредно. Врач может только установить, улучшилось или ухудшилось состояние больного и в соответствии с этим дать указания окружающим, советы больному и изменить в случае надобности самый способ лечения.
Относительно чая господствуют два противоположных мнения: одни преувеличивают его значение, другие считают чуть ли не отравой. Чай, в особенности в России, получил столь широкое распространение, что потребность в нем обнаруживается организмом даже помимо привычки, и притом во всех классах общества. В Германии чай в последнее время также стал вытеснять кофе в качестве утреннего напитка. Ввиду этого и для больных его безусловно можно рекомендовать как слегка возбуждающее и потому укрепляющее средство, отлично выносимое всеми желудками без исключения. Чай во всяком случае по своему действию не уступает бульону, который не всегда нравится больным и, кроме того, не годится как утреннее питье ввиду непривычки.
Но при этом нужно помнить, что благотворное значение чай имеет только тогда, когда он дается в небольшом количестве и при- том заварен не слишком крепко. Замечая, что чай действует укрепляющим образом на больных, многие ошибочно думают, будто следует удваивать и утраивать дневные порции и тогда и укрепляющее действие удвоится и утроится. Это — большое заблуждение! Но как бы то ни было, напитка, могущего в огромном большинстве случаев заменить чай, до сих пор еще не существует.
Человек, не выпивший утром своей обычной порции чая, целый день чувствует себя не в своей тарелке: в большей мере это справедливо для больных. Что дать больному, изнуренному под утро бессонницей, лихорадкой и т. п.? Кроме чая решительно нечего. Иногда, выпив стакан чая, больной засыпает, если только чай не крепкий; притом это относится только к утренним приемам. По вечерам же чай производит бессонницу, и потому после 5 часов не следует давать его больным, так же, как и кофе, поскольку вечером при всякой болезни состояние больного всегда более возбужденное, чем днем. От чая иногда отказываются только тифозные больные; когда у них появляется желание выпить чаю, это может служить верным признаком начинающегося выздоровления или по крайней мере улучшения состояния.
В общем наблюдается, что при сухости во рту и расстройствах желудка чай принимается больными охотнее кофе; молоко они так – же гораздо лучше пьют с чаем, чем в чистом виде. Кофе имеет такое же возбуждающее действие на нервы, как и чай, но он скорее может произвести расстройство желудка; впрочем, выбор нужно предоставить самому больному, но это не относится никоим образом ни к количеству, ни к крепости. Очень часто у больных появляется потребность в жидкой пище вообще, но отсюда отнюдь не следует, что этою пищею должен быть непременно чай или кофе. В этих случаях компетентное слово должно быть предоставлено врачу. Из числа напитков для больных употребляют различные отвары, лимонад, содовую воду с молоком и пр.
Весьма полезно давать больным в небольшом количестве белый, хорошо пропеченный, рыхлый хлеб с чаем, но отнюдь не следует допускать, чтобы они ели хлеб до чая. Хотя хлеб и питателен, но сам по себе он неудобоварим, и потому только размягченный в желудке теплым чаем он приобретает укрепляющее действие.
Кофе, даваемый больным, должен быть куплен сырым и изжаренным домашним способом, так как в молотом кофе, имеющемся в продаже, всегда есть примесь.
Одним из преимуществ чая является также его дешевизна по сравнению с кофе; кроме того, заваривать чай гораздо проще.
Нередко взамен чая и кофе рекомендуют больным какао. Но действие какао совершенно иное: хотя оно содержит в себе небольшое количество питательных веществ, но не имеет никакого возбуждающего действия, а содержащееся в нем ароматическое масло не всеми желудками легко переваривается. Какао же, из которого удалено это масло, не имеет такого приятного вкуса.
Весьма часто ухаживающие за больными грешат в отношении количества пищи и степени разбавления напитков. Если, например, больному прописано выпивать ежедневно в несколько приемов рюмку коньяка, то, разбавив его по излишней осторожности 5 стаканами сахарной воды или давая его в микроскопических дозах в чае или кофе, мы совершенно уничтожим его действие. То же относится к чаю, кофе, бульону, молоку и пр. Всегда нужно держаться золотой середины и не пересаливать в усердии. Весьма понятно, что больной будет оставлять большие порции, если кушанья и напитки даются ему в слишком разбавленном виде.

Чiтать дальше

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?