Молодой монах
Олег (так звали Феодора в миру) был сыном русского консула в Персии Павла Георгиевича Богоявленского и пианистки Ольги Петровны. Когда Олегу было шесть лет, его отца убили персы. Тогда молодая вдова с тремя малолетними детьми возвратилась в Санкт-Петербург. Правительство выплачивало им пособие, которого хватало на все необходимое.
После революции семья оказалась без средств, из-за тяжелых условий жизни у Олега развился суставной ревматизм в тяжелой форме. Но он хочет быть врачом и поступает на медицинский факультет Московского университета, а в свободное от учебы время еще и борется с беспризорностью.
Мать всегда твердила: «Что бы ни случилось, никогда не забывайте, что на все воля Божия!» Семья ходила в храм Грузинской иконы Божией Матери. Олегу нравилось, что свечи в храме не продавались, а их можно было брать бесплатно в любом количестве и ставить на подсвечник.
По храму никто не ходил собирать пожертвования, лишь у входа в церковь стояла большая кружка для сбора. В праздники после Литургии все прихожане собирались за общим столом. Олег с сестрой Олей пели в хоре, а младший брат Георгий был чтецом и алтарником.
Когда Олегу исполнилось 22 года, мама умерла. Он остался за кормильца. Подняв на ноги сестру и младшего брата, в 1930 году Олег принимает монашеский постриг. Юный монах жил в небольшой комнатушке на колокольне храма в честь святого Сергия Радонежского и служил в нем иеродиаконом.
Именно его образ художник Павел Корин отобразил в «молодом монахе» на картине «Русь уходящая».
Иуда в монастыре
Среди монашеской братии Высокопетровского монастыря, где находился отец Феодор, был молодой архимандрит, сотрудничавший с ОГПУ. Он передал информацию о том, что Сергиевская церковь является нелегальным монастырем и перечислил по именам священноиноков, служивших в этом храме. По этому «делу» в 1933 году было арестовано 24 человека. На допросах отец Феодор не давал показаний следователю, а позже говорил о представителях власти: «Не ведают, что творят».
Иеродиакона Феодора осудили на три года лишения свободы и отправили в исправительно-трудовой лагерь этапом в Новосибирск. Сестру Ольгу на свидании перед отправлением в этап поразил бодрый и даже «радостный» вид брата. В его словах и настроении не было никакой тревоге о своей судьбе, а был мир.
Ассистент доктора
В конце весны 1934 года отца Феодора отправили во Владивосток. Когда заключенных сажали на пароход, сказалась старая болезнь и у него отказали ноги. Конвоиры решили, что арестант симулирует и принялись его избивать. Но даже после побоев о. Феодор не поднялся, и тогда вызвали врача. Врач внимательно осмотрел отца Феодора и сказал, что этому человеку нужна неотложная помощь.
Через некоторое время, когда о. Феодор немного поправился и ноги стали «ходить», врач, узнав, что у него есть медицинское образование (хоть и незаконченное), взял его к себе ассистентом. Молодой иеродиакон помогал при операциях, лечил зубы и даже принимал роды у заключенных женщин, когда врача куда-то срочно вызывали. За своих больных о. Феодор всегда молился и утешал их.
Вопрос-ответ
Когда о. Феодора освобождали, врач дал ему характеристику, где писал об особой добросовестности и блестящих медицинских способностях отца Феодора и приложил ходатайство о продолжении его медицинского образования. У о. Федора появлялась возможность как-то «устроиться» в этой жизни, стать доктором, а монашество можно было скрывать, быть монахом в миру.
Духовный отец о. Федора архимандрит Никита предоставил ему самому свободно решить этот вопрос. О. Федор посоветовался с сестрой. Ольга молилась перед Казанской иконой Богородицы, которой ее с братьями перед смертью благословила их мать. Вдруг словно раздался чей-то голос: «Вземшийся за орало да не зрит вспять». Она передала эти слова брату, и о. Федор принял ответ как волю Божию.
Почему сердитый настоятель полюбил диакона как сына
О. Феодора послали служить в большое село Амельфино Волокаламского района Московской области. Там настоятельствовал пожилой батюшка, очень противящийся приходу нового диакона: не хотелось делиться и без того скудными доходами. Но вскоре бездетный батюшка так привязался к о. Федору, что почитал его как собственного сына. Бывало, что отец настоятель злоупотреблял и приходил служить нетрезвый. Тогда о. Феодор тихо упрашивал его прилечь на скамейку в алтаре, и объявлял народу, что священник болен и не в состоянии служить. Он просил всех помолиться за батюшку и приходить в церковь в следующее воскресенье.
А когда власти отправили в ссылку этого священника, и храм закрыли, отец Феодор, насколько мог, материально поддерживал его супругу.
Корова с лошадью за церковь
Когда умер духовный отец о. Федора, тот сказал, что готов еще раз перенести ссылку, только бы он остался жить. О. Федора поставили служить на место духовного отца, но вскоре власть храм закрыла. Отца Федора перевели в соседнее село. Он не брал денег за требы и сам старался помочь, когда видел нищету. По первому зову шел к заболевшему или умирающему. Народ очень его любил, а староста храма продал собственную лошадь и корову, чтобы помочь о. Федору заплатить налог. Но через год и этот храм был закрыт.
«Я не воспитан доносчиком»
Отца Феодора вызвали в НКВД и стали уговаривать дать согласие на сотрудничество. В органах обещали священнику хороший приход, освобождение от уплаты налогов, но от него требовалось подписать бумагу о том, что он будет передавать им в письменном виде наблюдения о своих прихожанах.
Батюшка внимательно выслушал это предложение, а затем поднялся со стула (он был очень высокого роста) и громко заявил: «Я не воспитан доносчиком». Своей решимостью он вызвал раздражение НКВД. Они разорвали его паспорт в клочки и пообещали, что он больше никогда не будет служить. В его новом паспорте было отмечено, что он не имеет права проживания в Москве и Московской области, так как находился в исправительно-трудовых лагерях. С тех пор отец Феодор тайно проживал у своих духовных чад и у сестры.
К смерти готов
Перед последним арестом отец Феодор жил в доме своей сестры в поселке Востряково под Москвой. В ее собственности было полдома – три комнаты. Батюшка устроил себе келью в самой маленькой комнате. Когда его сестра уезжала на несколько дней, то она оставляла ему хлеб и воду, потому что больше ни на какую пищу отец Феодор не соглашался. Снаружи на двери Ольга вешала замок, чтобы все думали, будто дом пуст. Батюшка чувствовал, что его ищут и что скоро он будет арестован.
О. Федор готовился к своей кончине, много молился. Вскоре ночью в дом Ольги пришли сотрудники НКВД. Они требовали, чтобы Ольга выдала брата. Она пыталась скрыть факт, что отец Феодор у нее жил. Один из сотрудников направил в ее сторону револьвер и стал громко кричать: «Знаешь, как по военному времени ответишь за укрывательство?!» Это происходило в июле 1941 года. Но тут один из конвоиров нашел о. Федора, молившегося у себя, и его начали допрашивать.
Перед отъездом священник облачился, на что один из сотрудников НКВД язвительно заметил: «Это что за маскарад?!» В ответ отец Феодор сказал, что в настоящий момент он счастлив, так как может одеть без опаски ту одежду, которая подобает его сану. Он поцеловал свою рыдающую сестру и сказал, что ей надо не плакать, а радоваться…
Двухлетние допросы
Отца Феодора допрашивали в течение двух лет днем и ночью: методично, нудно, делая ставку на измор. О. Федор ни в чем не признался и никого не назвал. Его жестоко избивали. Порой в камеру его возвращали в состоянии полусмерти с израненным в кровавое месиво лицом.
Благодаря его мужеству и терпению были освобождены десятки людей, которые находились в заключении и подозревались в качестве «сообщников» отца Феодора, так как он у них останавливался, когда бывал в Москве.
Праведная кончина
В июне 1943 года отцу Феодору предъявили заключение судебной комиссии, в результате заседания которой было вынесено обвинение в антисоветской агитации и уклонении от службы в Красной Армии. Батюшка был приговорен к пяти годам ссылки в Красноярский край, но он скончался в тюрьме в городе Балашове Саратовской области 19 июля 1943 года, не выдержав тяжелых условий заключения.
Иеромонаха Феодора погребли в безвестной могиле. Он причислен к лику святых в августе 2000 года для общецерковного почитания.
