Фарисей на сохранении

Все-таки правы люди, которые говорят, что не испытав какого-то несчастья самому, невозможно по-настоящему посочувствовать человеку, который его испытал. Может быть, только святым это доступно… Я, «успешная» мама троих детей (в смысле, родившая практически без проблем условно-здоровых дочек) смогла понять женщин, потерявших ребенка, только оказавшись в их положении. И то, я думаю, наполовину. Ведь у многих, с кем я общалась в больнице, еще нет детей, а возраст колеблется от 19 до 38.
Наверное, хотя бы раз в жизни у каждого человека случается неожиданное, «незапланированное» попадание в больницу. Рушатся все планы, приходится все менять. Случилось такое и со мной. Ничего не предвещало этого, я чувствовала себя прекрасно, была настроена радостно, в общении с друзьями, провести послепасхальные дни и вдруг – кровотечение. Я ждала четвертого ребенка, конечно, испугалась, и, конечно, поехала в больницу, хотя и слышала о нашем районном отделении много плохого. Но податься было больше некуда, даже консультация была закрыта (шли майские праздники).
Приехав в больницу, я спросила у сестры, которая меня принимала: «Как долго обычно лежат в таком случае?». И получила бодрый ответ: «Ну, по-разному, дней 7-10. Да вы не переживайте, вас сейчас выскоблят, и все в порядке будет». Вот так «жизнеутверждающе». Но я надеялась на лучшее. Правда, после осмотра уверенности у меня поубавилось. Я поняла, что врачу совершенно все равно, зачем я приехала. Он выполнил рутинную обязанность, осмотрел, назначил типичное лечение (конечно, с антибиотиками, это ведь панацея от всех болезней), а результат его совершенно не интересует. К тому же ясно, что с многодетной матери много не возьмешь, поэтому интереса к такому пациенту никакого. В принципе, я была готова к тому, что на женщину, которая хочет сохранить третью (и далее) беременность смотрят, как на сумасшедшую. Но, главное, создается впечатление, что врачи совершенно не заинтересованы в том, чтобы помочь беременность сохранить – вроде как «ей и так хватит». Не говоря уже о том, что доктор обязательно «должен» высказать свое мнение по этому вопросу, вроде такого: «А чем ты думала, когда собиралась четвертого рожать» и т.д. и т.п.

«Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.» (Мф. 2:16-18)
Сохранить ребенка мне не удалось, и я не виню в этом врачей, так как он умер уже в утробе. Мне сделали все, что делают в таких случаях, правда, без наркоза и без обезболивания. «Выскабливание» – так называется обычная процедура, элементарная, которую, по словам одного очень хорошего врача, должен уметь делать любой гинеколог. Почему-то в нашей больнице делают эту процедуру очень небрежно, мало у кого она обходится без последствий. Почему? Мне кажется, все потому же – доктору все равно, чем закончится лечение, он видит перед собой не живого человека со своими особенностями, а «типичный случай», а еще чаще просто «койко-место».
Моя покойная бабушка боялась врачей, и, я думаю, не без причины. Ведь когда ты ждешь от врача объяснения случившегося, хочешь узнать свои перспективы, а он орет на тебя и ведет себя так, как будто ты ему кругом должен – это очень сильный стресс. А когда женщина волнуется не только за свое здоровье, но и за здоровье ребенка, которого она носит, для нее это двойной стресс. Я не робкий человек, и то, когда врач начинает высказывать мне претензии, теряюсь и начинаю оправдываться вместо того, чтобы дать отпор.
Очень плохо лежать в больнице и лечиться, когда ты не доверяешь врачу. А ведь «славу» – хорошую или плохую – врачу создают больные, лежащие в отделении. И когда лежишь рядом с женщиной, которая вернулась сюда через три дня после выписки с гнойным осложнением, доверие к врачу создается соответственное. Многим женщинам в отделении ставят диагноз «неразвивающаяся беременность». Что должен сделать врач? Первым делом провести ультразвуковое исследование, чтобы проверить, есть ли сердцебиение у плода. Если есть – сохранять, если нет – сделать выскабливание. В обоих случаях чем раньше будет сделано УЗИ, тем лучше. В первом случае нужно женщину успокоить, во втором – избежать лишних осложнений. В нашем отделении лежали женщины, которым при этом диагнозе уже неделю, а то и больше сохраняли беременность, не делая УЗИ. И только, когда начиналось настоящее кровотечение, проводили исследование, которое показывало, что ребенок умер уже десять дней назад. Чем может грозить такое лечение?
Другой случай. К нам в палату положили женщину с подозрением на внематочную беременность, привезли на скорой с сильными болями. Думаете, кто-нибудь потрудился сделать ей УЗИ, чтобы выяснить точный диагноз? Пришла заведующая на обход – высказала что-то вроде «раз вы не собираетесь беременность сохранять, мы вас хорошо будем лечить, все антибиотики назначим по полной программе», чем повергла всю палату в полное недоумение. Потом пришел дежурный врач, посмотрел эту женщину еще раз и даже, представьте себе, сделал сам УЗИ, вызвал срочно анестезиологов и прооперировал ее уже поздно вечером. В процессе операции выяснилось, что уже полная брюшина крови, пришлось откачивать. А ведь женщина лежала здесь с раннего утра. А если бы другая смена была, тогда и помереть можно было бы. Молодец врач, конечно, да только про этого врача речь еще впереди.
Еще одна молодая девочка с подозрением на внематочную беременность сделала УЗИ в другом месте, т.к. здесь ей не удалось его добиться. Но и после того, как стало известно, что труба сильно увеличена, никто не торопился сделать ей операцию. Несмотря на то, что ей было плохо, повышена температура и т.д. Как вы думаете, что ответил врач, когда она обратилась к нему с жалобой на плохое самочувствие? «Что вы за детский сад тут устроили, температура – это 39-40, а 37 с небольшим – это ерунда» и много всего еще хорошего. А ведь эта девушка хотела сохранить здоровье для будущей беременности. В итоге оперировал ее все тот же врач-молодец, и опять кровь выкачивали из брюшины. Правда перед операцией доктор сначала отвел ее в сторонку и сообщил, что «надо будет отблагодарить» и он сам скажет, кому сколько дать. Оказалось, что у врача это обыкновенная практика. Может, я максималистка, может, не знаю жизни, но это меня потрясло. Мне кажется, что доктор, который сам предлагает пациенту его отблагодарить, ставит себя в чрезвычайно некрасивое положение. Когда я описала эти и подобные им ситуации очень опытному гинекологу, он расценил действия врачей, как грубый непрофессионализм. А моя подруга, имевшая «счастье» тоже полежать в этом отделении, предположила, что дело не только в этом. Ведь врачи-то опытные, давно работают, в чем же дело? И рассказала мне подруга, что про заведующую многие говорят, что в начале своей работы она была совсем другой, очень внимательным и толковым врачом. Но, видно, то количество абортов, которое сделано этими врачами, накладывает отпечаток не только на их характер, но и на профессиональные качества. Тем более что бывали случаи и поздних абортов, которые делаются за деньги и являются противозаконными. Да только ведь ничего уже не докажешь…
Как раз в больнице я читала недавно подаренную мне подругой книгу Н. Сухининой и обратила внимание на ее рассказ о том, как ей делали операцию (тоже в гинекологическом отделении). Сколько добрых слов сказала она в адрес тех докторов, сестер и персонала, с которыми столкнулась в больнице! Я подумала: неужели такое возможно, и где-то есть такие врачи?! Но и в нашем отделении я встретила таких людей, которым не все равно (к сожалению, это были не врачи). Сестры в отделении делились на тех, которые хорошо делают уколы и которые плохо. И вот что интересно – спокойные, улыбчивые сестры, отзывающиеся на первую просьбу и даже сами предлагающие помощь, не входящую в их прямые обязанности, уколы делают хорошо, капельницы ставят прекрасно, а сестры с вечно недовольными лицами, все время делающие замечания больным, никак не могут найти вену, все она у них «убегает», после их уколов образуются шишки. Одна знакомая опытная православная медсестра сказала мне, что это у кого какой дар – кому уколы делать, кому капельницы ставить. И получается, что дар дается тому, кто готов его отдавать. Вот и лежали мы, с ужасом ожидая капельницы, когда дежурили некоторые сестры и облегченно вздыхая вечером – слава Богу, завтра Марина придет на смену, лишних синяков не будет. Да еще у Марины спросить можно будет, что назначили, зачем это колют и т.д. и т.п. Потому что спросить у доктора очень страшно, так и кажется, что сейчас тебя испепелит взглядом. Потом уже, полежав около недели я поняла, что у некоторых врачей кое-что можно узнать, некоторые даже бывают приветливыми. Но неприятный осадок остается все время – вот доктор, улыбаясь, что-то ответил тебе (это у тебя привилегия такая, ты давно лежишь, имеешь право) и тут же наорал на кого-то рядом, чаще всего на «новенькую». Вот врач, в дежурство которого у меня все случилось, утешает меня, говорит, что я молодец, что абортов не делаю, и тот же врач кричит «что вы мне детский сад устраиваете». Грустно…
Но были и позитивные впечатления. Общаясь с женщинами в отделении, я поняла, что общество наше потихоньку меняется. Может быть, это очень медленный процесс, но он идет. Семь лет назад, когда я лежала здесь на сохранении с первым ребенком, аборты делались каждый день, помногу, а теперь тех, кто приходит на аборт, гораздо меньше. Может, это снова мой идеализм, и все объясняется тем, что все сейчас делают аборт на более ранних сроках, еще в консультации. Но факт остается фактом. Много женщин в отделении, которые сохраняют беременность, но, к сожалению, еще больше тех, которым это не удалось. На меня, конечно, смотрели, как на чудо в перьях, когда узнавали, что я хотела сохранить четвертого, но неприязни не было. Наоборот, многие интересовались, как это – трое, расспрашивали, как удается справляться. Большинство молодых девчонок настроены на двоих детей, это уже никого не пугает, наоборот, все считают, что один – это несерьезно. Мне кажется, это уже прогресс по сравнению с десятилетней давностью.

Очень хотелось бы сказать, что и отношение к абортам изменилось, но увы… Из всех, с кем я на эту тему разговаривала (а часто приходилось и спорить), к абортам отрицательно относится лишь несколько человек. Одной из них оказалась многодетная православная мама, другой – женщина-мусульманка. Во всех спорах я поняла одно – пока женщина не осознает, что зародыш – это уже человек, спорить на тему абортов просто бесполезно. Поскольку обычное окружение мое – люди православные, не делающие абортов по убеждению, от некоторых откровения тех, с кем мы лежали, волосы вставали дыбом. Вот лежит женщина, сорока семи лет и удивляется, что у нее такое количество болезней «по-женски», а в разговоре выясняется, что она шесть абортов сделала, один с двойней. И тут же вспоминается другая история, рассказанная мне одной знакомой про свою подругу. У нее была уже дочь-подросток, жили в однокомнатной квартире, и тут женщина забеременела. Решилась на аборт, а перед этим пошла на УЗИ, где ей сказали, что у нее минимум двое. Она подумала-подумала, да и сказала, что на двоих у нее рука не поднимается. Родила троих, пришлось поселить их в манеж, там они и спали и бодрствовали. Но ведь не пожалела, что оставила.
И как хочется сказать молодым женщинам, которые горюют по потерянному ребенку, а незадолго до того сделали один, а то и несколько абортов: «На что же вы, девочки, жалуетесь…» От неуместных слов удерживаешься, но как удержаться от мысленного осуждения, от фарисейского «благодарю Тебя, Боже, что я не такая – молюсь, абортов не делаю…» и т.д? И я в первые дни в больнице думала, мол, у всех тут выкидыши, но у меня-то все будет нормально – вот помолюсь как следует…
К моменту выписки из больницы, я подумала: «Как было бы здорово, если бы был православный роддом, и не только роддом, но и при нем и консультация, и патология беременных, и гинекологическое отделение, в котором врачи были бы ориентированы на то, чтобы женщина максимально сохранила здоровье для будущих родов. Чтобы можно было пообщаться со священником, не выходя из больницы, ведь часто это так нужно, и нет сил ждать, когда выйдешь из больницы». Мечта… Приехав в редакцию, я поделилась своими «прекрасными» впечатлениями от пребывания в больнице и тут узнала, что, оказывается, проект православного роддома есть, он обсуждается, он востребован. Но это уже новая, очень обширная тема.

Елизавета ПРАВИКОВА