Одним из лидеров благотворительного движения в России стал человек, у которого нет ни прописки, ни дома, ни детства.
На сайте sirotinka.ru, который твердо держится в первой двадцатке Интернет-ресурсов общественных организаций страны, Александра Гезалова можно найти под ником «ежик+». Он считает, что для достижения успеха в жизни ему пришлось быть маленьким, чтобы большие люди не замечали, но колючим – чтобы не трогали. 20 лет назад Гезалов вышел за ворота детдома с чемоданом, в котором было двое трусов и одна рубашка. Сейчас у него по-прежнему нет ничего, кроме звания «Человека года» в республике Карелия, ордена Сергия Радонежского 3-й степени, медали Минюста России и благотворительной организации «Равновесие», принципиально не имеющей собственного счета. Недавно Александр попытался найти своих одноклассников и узнал, что все они или сидят в тюрьме, или лежат на кладбище. Он не удивился. Сегодняшняя система «казенного детства», по мнению Гезалова, дает ребенку только один шанс, которым он и воспользовался, – это шанс на чудо.
«Детдом – это соломинка для тех, кто уже утонул»
По дороге в Детскую больницу Петрозаводска мы с Александром заезжаем в магазин купить чего-нибудь к чаю. «61 рубль 23 копейки», – говорит кассирша. Гезалов как-то странно напрягает плечи – как будто ему плеснули на спину холодной водой.
– Ты чего?
– У нас в детдоме каждый ребенок был пронумерован. 61 – это мой номер. До сих пор каждый раз вздрагиваю.
Еще Гезалов был в детстве «арбузом» и «кабачком». У каждого ребенка на его персональном горшке была нарисована какая-нибудь растительность. «Воспам» было проще научить детей идентифицировать себя с овощем, чем каждый год переписывать на эмали новые имена-фамилии. «Воспы» – это воспитатели. Их ненавидели – но вовсе не за то, что они воспитывали.
| Из книги «Соленое детство»: «Воспы» понимали, что управлять детдомом удобно, делегируя свои полномочия старшим воспитанникам. А те упивались своей властью, превращая наше детство в ад. Так было и так есть. Детский дом в России не оставляет человеку шансов стать человеком. Это соломинка для тех, кто уже утонул. Это модель будущей тюремной жизни. Здесь сильные отрабатывают на беззащитных технологию подавления личности. Уже став взрослым, я понял, что государство – это точно такой же ВОСП, только уровнем повыше. Назначая работником Детских домов мизерные зарплаты, государство отдает еще нормальных детей в руки людей несчастных, ущербных и обозленных. Когда мне было 7-8 лет я частенько подслушивал, как «воспы» в курилке говорили о том о сем… Смачно, грязно, порой с ненавистью. Больше всего доставалось мужьям. Я тогда не знал, кто такие мужья, мне думалось, это собаки или еще какие-то животные». |
Третий этаж городской детской больницы, где находится «Отделение раннего детства», еще 2 года назад называли «Шанель №5». Здесь всегда страшно воняло. Однажды в отделение зашел местный депутат и не мог понять, что это за запах. Ему объяснили: «Нету памперсов – вот и пахнет». Депутат сделал вид, что намека не понял, сдерживая дыхание, заглянул в пару палат, ушел и больше не появлялся.
– Последние годы Саша Гезалов и его организация «Равновесие» на 100 процентов снабжает нас предметами детской гигиены, – говорит заведующая отделением Надежда Досаева. – Присыпки, салфетки, мази, памперсы. Это у них называется акция «Сухая попа». Мы первое время не верили, что эта акция продлится долго, и надевали детям памперсы только на ночь, а остальное – откладывали в «стабфонд» на черный день. Но постепенно убедились, что это всерьез и надолго. Теперь у нас дети сухие круглосуточно. Меня распирает спросить, а местные власти – они что, совсем не снабжают больницу памперсами и присыпками? Но я обещал Александру не задавать Досаевой наивных вопросов. «Вдруг еще ответит все как есть, – сказал Гезалов. – Ей по шапке, нам перекроют доступ в больницу и кто пострадает от такой принципиальности? Дети». «Отделение раннего детства» – это фраза в России постепенно становится синонимом «места сбора отказников». Юридически у всех 25 младенцев, которые здесь находятся, есть родители. Фактически – половина из них, достигнув 3-х лет, пойдут в детдом. Годовалый Рома, увидев медсестру, смешно пускает пузыри и тянет к ней ручки. Медсестра берет его на руки. Рома хватает ее белый халат, мнет его в руках и как-то испуганно разглядывает.
| Из книги «Соленое детство»: «Помню себя совсем маленьким, понимающим, что меня оставляют в больнице. Я вижу что-то белое и спрашиваю глазами: «Как мои дела?» Белое, которому неловко смотреть мне в глаза, причитает: «Мама придет, мама придет…» Эта странная фраза врезалась в меня, как в пароход торпеда. «Белое» уже знает, что мать не придет. Но их так научили говорить «правду», чтобы ребенок не ерзал, не плакал – молчал, как перед расстрелом… Уже потом, выпускаясь из детского дома, ковыряясь в отпускных документах, я встретил мятые строки корявой записки: «Отказываюсь от сына, потому что не могу…» Жалею, что бросил на ветер этот желтый бумажный листок, как когда-то был брошен сам. Видимо, гены – все бросать…» |
«Встреча с Кларой Лучко перевернула всю мою жизнь» Сегодня Гезалов живет на 6 квадратных метрах. Его офис и дом – это бывшая комната для хранения лыж в интернате No 22, руководство которого пока доброе, но в любой момент может потребовать съехать. К лыжной примыкает бойлерная. Несколько лет Александр мылся в этой комнате из шланга, потом умудрился на своих 6 метрах соорудить санузел размером чуть больше железнодорожного туалета. На двери в жилище Гезалова висит табличка: «Отдел охраны детства». На русском и на карельском. – Это я в Министерстве образования свинтил, – гордо говорит Александр. – Я им так и сказал: «Это я защищаю детей, а не вы, поэтому отдавайте табличку». Они не обиделись. Я ведь это без злости сказал.
В Карелии у Гезалова репутация Остапа Бендера. Человека, который способен на любые комбинации, которые в конечном счете приведут к возможности помочь детям. – Просто так сегодня уже мало кто помогает, – без тени упрека говорит Александр. – Гораздо охотнее люди идут на взаимовыгодное сотрудничество. С тех пор, как я стал в Карелии человеком известным, я стал торговать своим лицом и именем. Например, снимаюсь в рекламном ролике, а вместо гонорара фирма закупает для детей одежду. Или помогаю какой-нибудь организации поставить себе жирную галочку в графе «благотворительность». Или даже лоббирую чьи-то интересы в обмен на помощь детскому дому. Денег в руки я вообще не беру.
– А на что же ты живешь?
– Работаю. Менеджером в одной строительной компании. График свободный, поэтому успеваю. Да, чуть не забыл. С недавних пор очень продуктивно стал работать сайт моей организации. Его читают на 8 языках в 177 странах мира. На днях, например, норвежские пенсионеры прислали партию велосипедов. После того, как мы их подарим детдомовцам, мы будем ездить с ними в паломнические поездки. Для ребенка велосипед – это полмира. На нем он отрабатывает навыки жизни. Такие понятия, как «движение», «путь», «скорость», «равновесие». И очень важно, чтобы у «инкубаторского» ребенка был свой законный велосипед, а не украденный. Я сам постоянно чувствую себя верхом на велосипеде. В моей работе нет никакой системы, потому что я ненавижу всякую систему. Сегодня одно, завтра другое, приходится постоянно крутить педали и держать равновесие. Не случайно моя организация так и называется – «Равновесие». Это самое важное понятие в обществе. Каждый из нас крутит педали на своем велосипеде, но все мы вместе на бешенной скорости едем на одном мотоцикле. И потеря равновесия – это катастрофа.
| Из книги «Соленое детство»: После Детдома я закончил ПТУ и попал в армию. Служил на атомной субмарине. Подводная лодка очень похожа на Детский дом – деваться с нее некуда. Если бы после службы я вернулся во Владимирскую область, то точно кого-нибудь убил бы и сел в тюрьму. Детдомовские всю оставшуюся жизнь ищут стены и, как правило, их находят. Но в поезде «Мурманск – Москва» на моем столе лежала замасленная газета, в которой я увидел объявление о том, что Петрозаводское училище культуры предоставляет своим студентам общежитие. Я спрыгнул с уже отходящего от платформы поезда, и это меня спасло. |
– После окончания училища меня выгнали из общаги, и я стал работать и жить где придется, – продолжает Гезалов. – Продавцом в ларьке и магазине, охранником на оптовой базе, методистом в Центре досуга трудящихся и даже администратором в Филармонии. Александр на минуту смолкает и, как великую драгоценность, достает из альбома фотографии, на которых он рядом… с актрисой Кларой Лучко. Вот они на фоне Онежского озера. Вот – рядом с каким-то храмом. А вот – с ней и ее мужем Дмитрием Мамлеевым в их московской квартире на Котельнической набережной. Именно на должности администратора петрозаводской филармонии Гезалов познакомился с великой актрисой. Это встреча перевернула всю его жизнь.
– Это было в середине 90-х, – вспоминает Александр. – Для музыкантов – очень тяжелые времена. Моя работа состояла в том, чтобы организовывать им так называемый «чес». Однажды возникла идея пригласить на гастроли Клару Лучко. Я плохо провел с ней телефонные переговоры, от волнения зачем-то сказал, что поезда в Петрозаводск ходят плохие и гостиницы здесь тоже не важные.
Как оказалось, именно эта честность и подкупила актрису. Позже она призналась Александру, что если бы услышала по телефону профессионального администратора-обольстителя – ни за что бы не поехала.
– Я сопровождал ее в поездке по Карелии. Мы много говорили «за жизнь». Она оказалась очень внимательным слушателем и, в конце концов, сказала: «Саша, ты должен написать книгу о себе. Напиши и займись сиротами. Я уверена, что у тебя получится». После той поездки из Филармонии меня уволили, потому что я потратил деньги на комфортабельный поезд и подарки. Но мне было все равно. Я уже знал, чем буду заниматься. «У тех, кто отказывался помогать, я воровал ложечки»
Мы с Гезаловым сидим в лыжной и смотрим его любимый фильм «Хористы». Сюжет там такой: во французский интернат для трудных подростков приходит работать молодой преподаватель музыки Клеман Матье. С первых дней между ним и суровым директором по фамилии Рашен намечается конфликт. Рашен придерживается педагогической системы, выстроенной по принципу «действие – противодействие». Матье просто учит детей петь и этим добивается такого эффекта, что ставит сложившуюся систему воспитания под удар. Месье Рашен все же одерживает победу и выгоняет Матье из приюта. Когда тот выходит за ворота, он видит ребенка, который сидит и ждет своего отца, не веря в то, что тот никогда не придет. Матье говорит ему, что он и есть его отец и забирает с собой. Он понял, что с системой ему не справиться, но спасти конкретного человека – по силам.
– Это удивительно точный фильм, – считает Гезалов. – Я видел много людей, которые искренне начинали заниматься помощью детям, но очень скоро либо начинали воевать с системой, либо, наоборот, полностью вписывались в нее. И в том, и в другом случае эффективность их работы была равна нулю. Я не воюю с системой. Я слишком хорошо ее знаю, чтобы питать иллюзии, будто я могу ее одолеть. Мы уже несколько лет сотрудничаем со священником Андреем Верещагиным, который служит в Храме святой Екатерины. Однажды он высказал удивительно точную мысль: вот Христос – он ведь пришел на землю во времена рабовладельческого строя. И христианство победило этот строй. Хотя не было никаких указов о запрете рабовладения. Просто когда люди приняли новую систему ценностей, они поняли, что больше не могут иметь рабов, это противно их сознанию. Так что любая система вторична, а первичны – человеческие души и прежде всего – твоя собственная. Изменись сам и вокруг тебя спасутся тысячи. А если начнешь воевать с системой и спасать мир – это тупик, в котором ты сам и погибнешь. – Я сам чуть не стал частью этой системы, – признается Гезалов. – Мне как-то очень быстро удалось получить для своей организации подвальное помещение площадью 100 квадратных метров. Сейчас я понимаю, что все мои благие порывы в этом помещении были бы похоронены. Я еще толком не успел никому помочь, а уже обзавелся комфортабельным офисом. Слава Богу, кому-то он приглянулся и у меня это помещение отняли. Наверное, Господь меня уберег от соблазна.
Мы едем с Александром в коррекционную школу-интернат No23. В стареньком фордике играет «Хорошо темперированный клавир» Баха. Первое произведение в мире, написанное для фортепиано. 24 прелюдии и фуги. По мнению некоторых музыковедов – музыкальная иллюстрация Священного писания.
– После встречи с Кларой я устроился в магазин и стал отрабатывать технологию убеждения на покупателях, – объезжая колдобины, рассказывает Александр. -Представляешь, ты приходишь за продуктами, а тебя спрашивают: «Как вы думаете, сколько в России детей-сирот». На меня смотрели, как на шарахнутого, но популярность магазина, как ни странно, выросла. Потом я стал «ходить по телам».
| Из книги «Соленое детство»: «Тела чаще всего встречали, не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, что удивляло: как это я не подчинился?.. Тогда мы начинали разговор. Когда я понимал, что встреча будет бесплодной, я незаметно прятал чайную ложечку в карман». |
– Александр, а ложечки-то зачем тырить?
– Как зачем? Чтобы не было ощущения неудачи. Типа не зря сходил – ложечку стырил. Очень тонизируют. У меня этих ложечек набралось штук 20, пока я, наконец, не понял одну простую вещь: прежде, чем помогать другим, стань достойным того, чтобы помогать кому-то. Иначе потонете вместе.
Когда Гезалов в очередной раз пошел все по тем же телам, но на этот раз стал предлагать строить храмы – руки собеседников уже невольно стали тянуться к тревожной кнопке. Но, как ни странно, именно с этого момента дело пошло в гору.
– Я до сих пор не могу понять, откуда у меня появилась эта мысль, – пожимает плечами Гезалов. – Я ведь тогда еще даже крещенным не был. Да и вообще я наполовину азербайджанец.
Первый из четырех храмов, построенных бывшим детдомовцем, появился прямо рядом с каморкой Гезалова. Слепил из тех материалов, которые удалось найти. На фоне скромной обстановки удивляет шикарный паркет. Его Александр купил по дешевке во время очередного ремонта в президентской резиденции Шуйская Чупа, где прежний президент России очень любил ловить рыбу. Думал ли Борис Николаевич, когда по нему ходил, где окажутся его следы? Едва ли.
«Низложенный завуч детдома теперь работает в киоске»
– Это неправильная рогатка, – священник Андрей Верещагин, у которого за спиной Училище имени Гнесиных, объясняет директору интерната Андрею Сунгурову, как правильно крепить резинку, чтобы камень летел точно в цель. Александр тоже вставляет несколько ценных замечаний. С отцом Андреем и церковной организацией «Попечение», которое действует на базе храма святой Екатерины, Гезалов сотрудничает уже несколько лет. Благодаря этому симбиозу появилось много волонтеров из числа верующих. – Да мы ее сделали не для стрельбы, – смеется директор. – Это театральный реквизит. Для спектакля на выпускном вечере. С тех пор она у меня на столе и лежит. В Интернате No23 для слабовидящих детей год назад произошла революция. Воспитанники свергли прежнего директора и все его окружение. Воспитанники Дима Зеленковский и Егор Махотин написали открытое письмо в журнал «Лицей». Письмо называлось «Нам угрожали «Матросами». «Матросы» – это местная психушка для несовершеннолетних. Дети написали, что в интернате холодно, потому что все обогревательные приборы – в кабинетах руководителей. Что кормят очень плохо, потому что продукты воруют. Что зам по воспитательной работе жестоко обращается с детьми. Написали в двух экземплярах – от руки и по системе Брайля. Первое администрации удалось перехватить, но второе достигло своей цели. После этого все руководство интерната уволили, завуч теперь работает в газетном киоске, а директором назначили преподавателя литературы, детского поэта Андрея Сунгурова. Он оказался тем Клеманом Матье, которому все-таки удалось победить своего месье Рашена.
– Вот уже год интернат живет в режиме самоуправления, – говорит Сунгуров. Он сам носит сильные очки и это в глазах воспитанников добавляет ему авторитета. – Первое время после смены власти ребята собирались на совет почти каждый день. Теперь – раз в месяц. Условие одно: сами приняли решение – сами его выполняйте, администрация и наши благотворители могут лишь помочь материалами. Атмосфера с тех пор в интернате улучшилась на порядок. Дети почувствовали свою значимость и ответственность. Появилась игровая комната, телевизор, лавочки во дворе, сейчас идет речь о том, чтобы записать в студии диск с песнями наших воспитанников. А недавно состоялся футбольный матч между священниками и детьми. Победили дети.
– Саша, ты можешь сформулировать рецепт твоего успеха? – спросил я Гезалова, когда мы снова сели в машину и поехали в спецшколу для малолетних преступников. – Что должен делать выпускник детдома, чтобы иметь хотя бы шанс на чудо?
– Наверное, так: не пить; не стремиться получить все и сразу и… – длинная пауза, – остерегаться людей.
– Остерегаться людей?
– Да. Бояться человека с намерениями. Очень осторожно раскрываться перед людьми. Я очень хорошо вижу людей. Вот ты, например, подвержен благим порывам, но ни в одном из них не можешь закрепиться. Журналисты вообще очень похожи на детей-сирот. Они каждый раз перегорают и, в конце концов, выгорают.
На улице пошел сильный ливень. По радио передали, что давление поднялось до 761 миллиметра ртутного столба. Услышав знакомую цифру, Александр на секунду напрягся и ощетинился – как будто наш автомобиль сорвался с обрыва и полетел в пропасть.
Дмитрий Соколов-Митрич
