В феврале-марте Омскую область накрыла новая волна жителей Юго-Востока Украины — приехали более 50 человек. К этому времени в Тарской епархии накопили немалый опыт помощи беженцам.
Епископ Тарский Савватий Фото с сайта tara-eparhiya.ru
«Бог приготовил украинцам дом»
В Тарской епархии всего 25 священников, которые окормляют 50 приходов. Здесь никогда не было планов строить приют для беженцев.
— У нас в епархии опустел детский дом — это хорошо, ребят разобрали по семьям. Пустовали два трехэтажных здания на 5 тыс. кв. метров, уже собирались снимать их с охраны, хотя понимали, что в Сибири всё быстро развалится, если не использовать. Тогда бывший детский дом предложили епархии. А у меня недаром фамилия Загребельный — дом мы взяли. Решили там сделать детский лагерь и с Божией помощью отремонтировали первое здание на 150 детей, — рассказывает епископ Тарский Савватий.
Только потом в епархии поняли, что закрытие детдома и передача здания были Божиим приготовлением, чтобы помочь беженцам. Потому что сразу после окончания первой смены в детском лагере представителей епархии вызвали в отделение министерства труда и соцзащиты и сказали, что через два дня в Таре будет 100 беженцев из Украины.
— Отказываться мы не стали. Я представил, что творится в душе у беженцев: полная неизвестность впереди, Сибирь кругом, за первый день после их приезда, а это было 26 августа, выпало больше снега (!), чем в их родном Донецке за всю зиму. Они были в шоке. Как им устроить жизнь? Большинство уже не связывают свою судьбу с Украиной, но люди в растерянности. Будущее неизвестно, прошлое ранит душу, работы нет.
Я понимал, что просто поить и кормить их, оставив наедине со своими мыслями, будет мало. Душа у человека на месте, по слову преподобного Сергия Радонежского, когда он целеустремлен: или молится, или читает, или работает, или спит. Пятого не дано. От праздности душа разрушается, — рассказывает владыка Савватий.
Спасский кафедральный собор в Таре — памятник сибирского барокко Фото с сайта spass-sobor.ru
Помощь духовная
— Мы действовали с деликатностью. Не все беженцы были воцерковлены, один даже оказался язычником, показывал наколку, что он какой-то жрец-родновер. Но он пошумел-пошумел – и стал жить в нашем церковном учреждении, — улыбается епископ Савватий.
Хотя в епархии надеялись, что украинцы окажутся в основном верующими, в один из первых дней после их приезда на вечернюю службу, которую епископ Савватий совершал при ПВР, пришли человек 20 из ста. Перед помазанием владыка обернулся— а никого уже не было: приблизилось время ужина.
Из ста человек набралось 4-5 постоянных прихожан. На беседы с епископом или священниками собиралось по 40человек.
— Они слушали, как дети: потребность в духовности очень большая. Может, у нас не хватало сил и ресурсов, чтобы как следует им помочь, но, как говорил один святитель, сначала нужно людей полюбить, потом — чтобы они тебя полюбили, а уж потом нести им слово Божие, — рассказывает епископ Савватий.
Помощь душевная
26 августа переселенцы с Юго-Востока Украины приехали в Тару, а 2 сентября силами самих же украинцев уже провели концерт – поздравили детей с началом учебного года.
— Беженцы потом благодарили, говорили: вы нас объединили и примирили, — вспоминает владыка Савватий. — У них ведь уже возникали трения, как и в любом общежитии: очередь к стиральным машинкам, в ванную и т.п. А тут вместе порадовались, порепетировали выступления детей — и объединились. Это был душевный аспект помощи.
Детей сразу постарались занять учебой, кружками. Беженцев знакомили с культурой и природой Сибири, с музеями, с историей, чтобы они полюбили суровый край. Организовали четыре кружка для детей по рукоделию, два кружка для взрослых, поставили швейные машины – беженцы сами шили себе одежду, ведь многие приехали в Сибирь в шортах и тапочках.
Среди беженцев был один певец (по профессии этот человек — шахтер, но уже в Донецке он выступал на сцене). Благодаря ему в Тарском ПВР создали ансамбль «Криница» и ездили с ним по пунктам временного размещения, так что украинцы своим же соотечественника-беженцам давали концерты. В епархии это тоже воспринимали как помощь.
Бюджетные средства оказалось нельзя тратить на психологическую помощь (хотя изначально не было прописано, на что можно их расходовать). Сами же беженцы говорили, что в первые дни у них было придавленное состояние. Духовную помощь оказывали священники.
— Судя по всему, мы с этим справлялись. Никто нам оценки не ставил, но к нам стали отправлять тех, у кого случаи посложнее — склонных к жалобам, конфликтных людей. Значит, понимали, что мы справимся, — констатирует епископ Савватий.
Епископ Савватий поздравляет беженцев с Рождеством Фото с сайта tara-eparhiya.ru
Помощь телу
Конечно, на голодный желудок концерты и даже духовные беседы не порадовали бы. С телесными аспектами помощи помогал бюджет: организованный Тарской епархией центр стал официальным пунктом временного размещения, на содержание его жителей государство перечисляло по 800 рублей в сутки на человека. Религиозная организация — епархия — финансироваться государством не может, но ПВР существует на базе АНО «Детский спортивно-оздоровительный духовно-патриотический центр развития детей и молодежи «Застава Ермака». Это светская автономная некоммерческая организация.
В епархии также организовали снабжение вещами.
— Люди приносили вещи на склад, а заведовать складом стали три человека — выбранные из числа тех же беженцев. Сначала они каждую неделю новых троих выбирали, — смеется епископ Тарский Савватий, — а потом установился порядок. У них обостренное чувство справедливости — их и контролировать не надо было, они сами кого хочешь выведут на чистую воду.
Из 151 человека из первой волны беженцев, кто прошел через ПВР в Таре, 26 семей – около 80 человек – подали документы в программу содействия переселению соотечественников. В таком случае они получают около 12 тысяч рублей на каждого члена семьи.
Бывают ли среди беженцев лодыри
— Беженцы, конечно, не идеальны, — признает епископ Тарский Савватий. — Они южные люди — очень эмоциональны. Если уж благодарят — то до слез, если уж жалуются — то на всё, даже на то, что на завтрак все продукты молочные. Но они выговорились — и им уже полегчало, они уже и не просят, чтобы ты что-то предпринял. При этом все они очень трудолюбивы. Дома они создавали свое семейное благополучие, заботились о детях, и вдруг у них все сломалось, работы не стало. Они же не монахи, Иисусову молитву творить не будут. С лодырями и тунеядцами я не встречался — если уж они устраивались на работу, их там только хвалили.
Недовольство, что беженцы якобы ленивы, иногда высказывали местные жители. Действительно, говорят в Таре, они не хотели идти на работу за 7-8 тысяч. Однако если беженец — отец семейства, у него жена и двое детей, ему надо заработать на прокорм четверых, то есть идти на работу на 12 тысяч ему никакого смысла нет. А зарплат по 30 тысяч, которые ему нужны на семью, нет во всем регионе, даже официально средняя зарплата по региону — 15 тысяч (реально — около 10 тысяч). К тому же если многодетный сибиряк найдет работу, например, на 20 тысяч, ему уже не надо с нуля начинать быт, чаще всего он уже запасся и домашними заготовками. Поэтому беженцам трудно было решиться выйти на малооплачиваемую работу.
Жизнь после ПВР
По закону беженцы должны покидать пункт временного размещения через три месяца и дальше определять свою судьбу самостоятельно. В Сибири южанам сложно: тут нужно не только работать и снимать жилье, но топить печь, покупать дрова. Например, одна беженка с тремя детьми была из Союза композиторов Украины. Ее взяли на работу в местный драматический театр.
— Мы нашли ей домик и привезли дрова — да, сырые, ведь зима была, а мы беженцев не ждали, год назад дрова для них не покололи и не высушили… — рассказывает епископ Савватий. — На Украине они топят сибирским газом, а в Сибири мы их научили топить сырыми дровами. Я даже пугал, что сам буду ходить и учить дрова складывать.
Для тех, кто покидал ПВР, создали центр добровольческой помощи и социальной поддержки. 26 августа 2000 человек — первую партию беженцев — одновременно привезли в Сибирь, а 26 ноября у всех трудоспособных одновременно истек срок, когда они могли жить в ПВР. Из 32 ПВР в Омской области осталось тогда четыре (в сохраненный ПВР в Таре привезли многодетных, инвалидов и пенсионеров).
— Мы со страхом ждали, когда кончатся три месяца: понимали, что никого на мороз выгнать не сможем. Но они как-то и сами все разъехались, — говорит епископ Савватий. — Конечно, всем живется тяжело, но один устроился директором клуба, другие еще кем-то. В сам пункт временного размещения мы трудоустроили тех же беженцев — с ними трудновато из-за их эмоциональности, но это и им помощь, и нам сотрудники. Вахтерами у нас стали несколько инвалидов, поделили каждые сутки на двоих-троих человек — на работу они не могут устроиться, потому что они инвалиды, пенсию они начнут получать не раньше, чем через год, а какая-то копейка им всё равно нужна, даже если мы их кормим и поим. Наша основная задача сейчас — сопровождать тех, кто уже вышел из ПВР, оказывать им адресную помощь, начиная от вилок-ложек и до машины угля. Они стесняются просить помощи — некоторых даже приходится упрашивать ее принять. Им непонятно, как можно взять что-то, чего они не заработали.
Некоторое время все епархиальное управление фактически занималось только проблемами беженцев, и сам владыка проводил в ПВР больше времени, чем в управлении. Создали информационно-координационный центр, где собирались и просьбы о помощи, и предложения помощи, и вещи люди приносили туда же в епархию. Весь епархиальный образовательный отдел — четыре человека — занимался исполнением закона о том, что беженцев нужно знакомить с русским языком и основами законодательства Российской Федерации.
— Те, кто к нам приехал из Донецка, на голову выше среднего россиянина, — говорит владыка Савватий. — Многие с высшим образованием, а то и с двумя. В принципе они конкурентоспособны. Только работы у нас в регионе нет, а на пустом месте начинать свое дело, без начального капитала и поддержки знакомых и соседей — сложно.
Но как-то устраивать свою жизнь приходится. Почти все приехавшие с Юго-Востока Украины в Сибирь надеются получить российское гражданство.
