Проблема, как всегда, в головах
– Что конкретно уже изменилось в жизни детдомов?
– Мы сейчас проводим мониторинг детских домов в регионах. Практически все уже понимают, что работать придется по-другому. Где-то мы видим компетентных чиновников и руководителей учреждений, которые с радостью восприняли перемены. В то же время, мы встречаем людей, которые совершенно не понимают смысла реформ и пытаются отстоять право своих организаций соответствовать новым требованиям чисто формально, ничего не меняя.
Например, мы напоминаем, что по постановлению группа должна состоять из шести–семи детей. В ответ слышим: «Да вот же такие группы. Иванов – из первой, Петров – из второй». Почему же они все в одной спальне? «А они так спят, но группы это разные».
Или в одной игровой одновременно находится 30 человек, но нам говорят: «Это группы по шесть детей, просто у них общая игровая». То есть для группы не выделяется пространство, она понимается только как формальный перечень детей.
Это происходит потому, что люди до конца не понимают смысла этой реформы. Какая разница, сколько детей в группе? Какая разница, переводят ребенка из группы в группу или нет? На самом деле за этими решениями лежат серьезные исследования в сфере психологии и психофизиологии, которые показали, что для ребенка самым важным фактором развития является постоянный взрослый, который ухаживает за ребенком, к которому ребенок привыкает и выстраивает свое понимание мира, ориентируясь на него. Или что для ребенка потеря близких взрослых является тяжелейшей травмой и стрессом.
В одном доме ребенка мы наблюдали маленькую девочку в довольно тяжелом, апатичном состоянии. Она не реагировала на взрослых. Первой мыслью нашего психолога было то, что ребенок недавно из семьи и переживает утрату. Но оказалось, что девочка уже год в учреждении. Зато неделю назад ее перевели из другой группы.
Нам стали объяснять, что девочка всегда была такая, ей никто не нужен. Мы попросили привести педагога из той группы, где она была раньше. Когда пришел педагог, девочка ее увидела, прижалась к ней и начала плакать. И только тогда сотрудники увидели очевидное.
Нет детей – нет денег
До сих пор многие учреждения финансируются по госзаданию, в котором прописывается количество койко-дней, количество детей. Это означает, что на содержание 20 детей выделяется одна сумма, а на 30 детей – уже другая. Если у организации «не хватает» детей, то она не выполняет госзадание, и должна вернуть неизрасходованные средства в бюджет, тогда она начинает «наполнять» себя детьми.
Как это происходит? Например, родители хотят привести детей в ДДИ на пятидневку, а в учреждении им говорят, что по уставу такой формы пребывания у них нет, ребенок должен находиться там круглосуточно.
Кроме того, очень сложно перестроить в уютные, устроенные по квартирному типу мощнейшие комбинаты по содержанию детей – по три корпуса в пять этажей.
Есть регионы, где находят выход из этой ситуации. Чтобы избежать финансовых потерь и сохранить работу своим специалистам, организации берут на себя дополнительные функции. Например, преобразуются в реабилитационные центры или работают с семьями.
С моей точки зрения, это путь для домов ребенка, ДДИ и всех коррекционных интернатов. Интернат, с его программой образования и евроремонтом, открыть для всех детей, живущих вокруг. Дом ребенка – сделать базой реабилитации детей младшего возраста для всех семей. И тоже самое с ДДИ. А жить дети должны отдельно, и как и все получать в этих организациях реабилитационные или образовательные услуги.
Это очень важно – чтобы дети перестали жить в школах или реабилитационных центрах, которыми по сути должны являться ДДИ.
Жестокое обращение с воспитанниками – реакция на стресс
Когда ребенок живет в учреждении круглосуточно, это чудовищно изматывает взрослых, которые с ним находятся. Это ведь не их ребенок, это ребенок, попавший в беду, часто имеющий какие-то тяжелые поведенческие отклонения.
Если дети не будут жить в ДДИ, а будут приходить днем на реабилитацию, тогда и отношение к ним персонала может измениться. В огромных закрытых сиротских учреждениях насилие становится естественной реакцией взрослых на постоянный стресс.
Представьте: вы битком набиваете в изолированную среду потерявших семью детей. Они испытывают самые разные тяжелые чувства – потери, обиды, тревоги, боли, агрессии. Ваша задача – заставить их подчиняться правилам. Чтобы дети в таком состоянии соблюдали эти правила, кроме насилия у многих взрослых нет других инструментов.
Другими способами можно справиться только в том случае, если их будет не сто на здание, а шесть, на каждого по одному взрослому. Или хотя бы разделив их по небольшим изолированных группам, с достаточным составом взрослых и работать только с этой группой детей. Именно это и предполагает новая система, которая должна сформироваться после вступления в силу постановления.
Дети должны быть там самое минимальное время. Жить в небольшой группе с постоянным взрослым. Маленький ребенок должен ходить в детский садик, а не сидеть в доме ребенка круглосуточно. Ребенок постарше должен ходить в школу. Ребенок с инвалидностью должен получать реабилитацию. Должна быть возможность у детей пересекаться с миром, видеть других людей, общаться с ними.
Как быть волонтеру, если дети жалуются ему на жестокое обращение?
Это, увы, случается нередко. При этом надо также понимать, что дети могут иногда сказать и неправду. Поэтому к любой ситуации надо отнестись взвешенно, разобраться, прежде чем кого обвинять. Сначала нужно понять, насколько директор организации понимает потребности детей. И поговорить с ним. Если мы видим, что там все знают о ситуации, но не готовы принимать мер, нужно идти в вышестоящие инстанции.
Иногда бывает так, что начинается расследование, но организация, где происходит насилие, держит жертву у себя, и следователь расспрашивает ребенка в присутствии тех же самых взрослых, на которых тот жалуется.
Мы сейчас очень надеемся на внесение изменений в законодательство. Ведь из семьи ребенок изымается, если есть потенциальная угроза насилия, но когда есть подозрение, что ребенок подвергается насилию в учреждении, он там остается. Это ужасно.
Но я все равно призываю волонтеров не молчать, просто поступать обдуманно. Иногда стоит действовать не от себя, а привлечь каких-то правозащитников, чтобы не потерять возможность приходить к детям.
Как должна выглядеть работа по устройству ребенка в семью
Сегодня у нас устройство в семью абсолютно не проактивно. Опека настроена на обслуживание запросов приемных семей. Не ребенок устраивается в семью на самом деле, а выполняется запрос приемного родителя. В лучшем случае публикуется информация о детях, а потенциальные родители их выбирают и приходят в органы опеки.
Реальная история: мама семилетней девочки употребляла алкогольные напитки, в какой-то момент стало совсем плохо, и ребенка изъяли из семьи. Об этом узнали родители из класса, где училась девочка. Они начали искать ее родственников, не нашли, но так как они обсуждали эту ситуацию в школе, в итоге учительница девочки забрала ее себе в приемную семью. По сути этой работой должна была заниматься опека. Но она просто ждала, что кто-то придет и попросит именно этого ребенка, а работой в итоге занимались родители одноклассников.
При этом важно понимать, что если нормально работать с кровными или родственными семьями и оказывать им реальную поддержку, половина детей вернется в них. Мама той девочки не была готова менять свой образ жизни, но с другой женщиной, возможно, работа по реабилитации принесла бы результат.
Следующий этап – это родственники. Обычно органы опеки сразу же просят родственников, особенно малообеспеченных и дальних, написать заявление, что они не будут брать ребенка.
Третий этап – это круг знакомых ребенка. Школьные учителя, воспитатели, родители друзей. Органы опеки должны попросить школу провести собрание в классе, пообщаться, позитивно рассказать о ситуации, пообещать поддержку.
Это нужно делать для того, чтобы ребенок, потеряв маму, по возможности, не потерял весь мир, в котором он жил. Конечно, если речь идет о младенце, то там обычно нет этого окружения. Но если мы говорим о ребенке, который уже ходит в школу, у которого есть круг друзей, интересов, знакомств, это надо учитывать и хотя бы попробовать найти взрослого в этой среде.
Потом надо пытаться найти ребенку семейное устройство на той территории, где он проживал. Это и участие СМИ, и просвещение населения, выезды с рассказами, передачи.
Только после этого – выходить на федеральный уровень. Так должна выглядеть проактивная серьезная работа, которой пока просто нет.
Родственников никто не обучает
Родственным семьям оказывается очень мало поддержки. В первую очередь, они не проходят никакой подготовки и зачастую не понимают, на что идут, и как справляться со сложностями. Обучение предусмотрено только для неродственных опекунов и усыновителей, и это неправильно. Для родственных семей подготовка должна быть еще более серьезной, потому что у них возникает намного больше проблем, взаимных обид, каких-то имущественных историй.
Необходима и материальная поддержка. Вот реальный пример из жизни. Две девочки старшего и среднего школьного возраста попали в детский дом. У них была тетя, которая четыре года пыталась их забрать. Тетя хорошая, но у нее маленькое жилье, и поэтому ей двух девочек не отдавали. Вместо этого могли бы помочь тете увеличить жилплощадь. У нас ведь дают людям квартиры, когда они берут несколько чужих детей, но если это родственник ребенка – ему ничего не положено.
У нас 4-5 тысяч возвратов в год. Это меньше 10% от общего количества, но это несколько тысяч детей, которые возвращаются обратно. Большая часть возвратов – из родственной опеки. Люди не справляются, так как у них нет подготовки, нет сопровождения и поддержки.
Когда нужны профессиональные приемные семьи
С моей точки зрения, профессиональные семьи нужны в трех случаях. Во-первых, когда ребенка только-только изъяли из семьи, лучше, чтобы он не помещался в среду с сотней таких же. Ребенку объяснили бы, что он немного поживет «в гостях». Тем временем кровная семья проходила бы реабилитацию. Если же выясняется, что вернуть ребенка в кровную семью или родственникам невозможно, ему подыскивается постоянное устройство.
Во-вторых, для детей с очень тяжелыми патологиями. Хотя, я считаю, ребенка с любыми патологиями можно попытаться вернуть в кровную семью или устроить в постоянную приемную. Меня возмущают фразы о том, что некоторые категории детей невозможно устроить. Нет никаких категорий детей, есть конкретные дети. И усилия взрослых по изменению их судьбы должны быть максимальными.
В-третьих, подростки с трудным поведением, совершившие правонарушения. Вот этой категории нужны именно профессиональные воспитательные семьи. Не любой человек в 14 лет хочет попробовать все с начала и снова стать чьим-то сыночком, он уже почти взрослый. Для многих из них нужны семьи с определенным образованием, опытом и подготовкой, чтобы помогать такому ребенку справиться с собой и социализироваться.
– Что бы вы посоветовали приемным родителям, и от чего бы предостерегли?
Предостерегла бы от выбора ребенка на эмоциях. Посоветовала бы отнестись к этой ситуации осознанно. Это ребенок, попавший в беду, потерявший самых близких, он нуждается в заботе и защите. Ребенок, потерявший семью, потерявший, по сути, весь мир, часто считает себя неправильным, недостойным. Он очень боится, что с ним это произойдет снова. Иногда из-за этого дети в приемных семьях ведут себя довольно провокационно. Это проверка семьи на прочность. Это не всегда бывает, но бывает.
Вы должны понимать, что не себе ищете какого-то отсутствующего члена семьи, а предлагаете себя в качестве терпеливого ресурса помощи ребенку, который перенес очень тяжелую историю в своей жизни, и на нем это сказывается. И вы можете дать ему шанс поверить в людей, поверить в себя, поверить в отношения между людьми и стать человеком, личностью, раскрыть заложенный природой потенциал. Это дорого стоит.
