В 2014 году исполняется 10 лет программе «Детский вопрос», которая выходит на «Радио России». Благодаря этой программе нашли родителей уже больше 2000 детей-сирот. Как автор программы о шоу-бизнесе переключился на тему усыновления, рассказывает бессменный руководитель проекта Инна ЗОТОВА.
Фото: http://gazeta-licey.ru
Спам с надписью «Помогите!»
Сейчас в СМИ и в обществе сложился определенный интерес к теме усыновления, но 10 лет назад это было что-то совершенно невообразимое, о чем никто не говорил.
Я была абсолютно нормальным благополучным человеком, занималась своей темой. Была в ней, без ложной скромности, достаточно успешна. Я работала на «Авторадио», собственно мы начинали эту радиостанцию, там я пять лет занималась правовым каналом. Потом пришла на «Радио России» с программой «Этот безумный мир». Это была программа про шоу-бизнес, театр, кино, искусство. В общем, все было действительно достаточно успешно.
Так, наверное, продолжалось бы и дальше. Если бы в один прекрасный день на мою почту не пришел спам. Там была фотография с надписью: «Помогите ребенку!» А ребенок как две капли воды был похож на моего кровного сына. Естественно, увидев фотографию собственного ребенка с надписью «Помогите!», всякая нормальная мать вздрогнет и, как минимум, выяснит, что происходит.
Я позвонила по указанному телефону. Мне сказали: «Вы приемная мама?» Словосочетание «приемная мама» ввергло меня в ступор. Что значит «приемная мама»? Нет, я обычная, нормальная мама. Мне говорят: «А, ну тогда вам не к нам». Повесили трубку и всё. Перед журналистом закрыли дверь? Я не нужна? Это как красная тряпка для быка. Я уже работу проделала, а мне говорят: «До свидания». Я опять позвонила и говорю: «Давайте сначала разберемся – там фотография моего ребенка!» Они говорят: «Да нет, это не вашего, это нашего ребенка, вы звоните в дом ребенка».
Выяснилось, что это Орловский дом ребенка и на фотографии – один из его воспитанников. Вечером я показала фотографию мужу. Посмотрела на такую же вытянутую физиономию, которая, видимо, была и у меня в тот день. Он говорит: «И что ты хочешь делать? Боюсь подумать». Я говорю: «Ну, давай хотя бы съездим и посмотрим».
В ближайшую субботу мы уже ехали в Орел. Вывели нам ребенка. Посмотрели мы на малыша, он совсем не был похож на фотографию. Но я поняла, что мне все равно, на кого он похож. Это было уже без разницы. Ребенка, к слову, привели не сразу. Сначала пришла замечательная, добрейшей души женщина, которая просто стала рассказывать о том, как живет дом ребенка, что это такое, что тут за дети, чем они здесь занимаются, и как часто их вообще забирают в семьи.
120 детей без шансов
Стало понятно, что все… плохо. Все настолько плохо, что эта сторона жизни, для меня абсолютно неведомая, повергла меня в состояние тяжелых раздумий. При том, что в этом заведении было все прилично – нормальный ремонт, игрушки… И даже ребятенок, которого вывели, был хорошо одет. То есть, формальных признаков для того, чтобы так сильно расстроиться, не было.
Видимо, до меня вдруг дошло, что там 120 детей, у которых шансов оказаться в семье предельно мало. Нам рассказали, что за весь прошлый год забрали только 5 детей. Вот эта цифра меня и повергла в шок.
Меня накрыло. Я ничего не могла с собой сделать, рыдала пять часов по дороге обратно, потом все воскресенье, и в понедельник это обрыдавшееся тело с опухшей физиономией пришло к директору, который на меня посмотрел и сказал: «Что случилось? Боюсь подумать плохое». Я говорю: «Мои все живы, но я была в доме ребенка».
Он говорит: «Ну, и что ты хочешь?» Я говорю: «Хочу предложить передачу». Потому что в воскресенье я не только рыдала, я полезла в интернет, стала выяснять, что с этой темой, есть ли где-то программы? Выяснилось, что нигде ничего нет. Выползали какие-то рубрики «Ищу маму». Двух-, трех-, пятиминутный сюжет раз в месяц кто-то где-то давал. И все.
Когда я пришла к нашему директору, Алексею Владимировичу Абакумову, я владела полной информацией. И я ее на него обрушила. Когда уходила, понимала, что он тоже загружен по самое «не могу» и теперь с этим будет жить дальше. Ему можно было посочувствовать.
Фото: http://www.newbur.ru
«Помощников не будет»
Он мне тогда сказал правильную вещь: «Тема, мягко скажем, новая, не сильно востребованная, специалистов в ней нет. Ты ее как собираешься делать?» Я говорю: «Не знаю как, но точно знаю, что это должно быть». Он говорит: «Ну, давай так – у меня для тебя помощников не будет, поэтому делай все, что ты считаешь нужным, записывай пилотный выпуск, приноси, а дальше поглядим, что из этого выйдет». Я ушла думать.
И пока думала, продолжала ездить к ребенку. Мы с мужем оформили документы и стали выстраивать свою жизнь в ожидании появления в ней еще одного сына. Когда мы в очередной раз приехали в дом ребенка – сообщить о своих планах, нам сказали: «Все прекрасно, мы сейчас должны сделать ребенку медобследование, а вы пока отъезжайте в отпуск, отдохните перед этим важным мероприятием». Я, надо сказать, с тяжелым сердцем уезжала. Не знаю, почему-то мне казалось, что лучше было бы взять, а потом уже ехать. Через две недели, когда мы вернулись в дом ребенка, ребенка там не оказалось.
Нам говорят: «Ребята, у вас легкая рука, все хорошо и замечательно, вернулась биомама! Она почувствовала, что что-то происходит, и быстренько восстановилась в правах…» Удивительно, как она за две недели это проделала. Биомама предъявила свои права и ребенка забрала. Там был праздник, потому что такое бывает редко.
Не хотите ли другого?
«Не хотите ли другого? – спросили нас. – Вам же вроде все равно было? У нас много таких ребяток… » Признаюсь: у меня было состояние, что у меня кто-то умер. И у мужа было такое же состояние. А ребенка-то другого нам вывели и говорят: «А вот у нас есть мальчик, он даже где-то на вас похож. Этот больше даже на вас похож, не переживайте!» У меня в душе был полый раздрай! Ведь у нас уже кроватка стояла, вещи на полках разложены, мы уже ехали сына забирать!
Муж приехал домой и сказал, что больше он на эту тему не хочет даже думать, потому что второго такого потрясения он не выдержит. И я поняла, что единственная возможность для меня в тот момент как-то выплыть, потому что я, конечно, тонула и захлебывалась, – начать что-то делать, погрузиться в работу так, чтобы не думать ни о чем. А в какую работу? Не в шоу-бизнес же погружаться. И я тут вспомнила, что мне дан карт-бланш, я ринулась в эту тему с каким-то остервенением. У меня вместо ребенка появилась программа, я поняла, что надо делать.
За один вечер, находясь в шоковом состоянии, я нарисовала сценарий, структура программы до сих пор та же, что была тогда придумана. Сначала мы записали пилотный выпуск. Я принесла его директору и выдохнула. Он мне сказал: «Я все знаю, ты не догуляла неделю отпуска, отдохни!» И мы с мужем уехали, а пока нас не было в Москве, программа началась. Нам позвонили и сказали: «Ребят, а вы вообще в курсе? У вас программа в эфире». И когда я вернулась, меня вызвал директор и сказал: «Я тебя поздравляю! А что у нас будет во втором выпуске?»
Все шишки и находки – по ходу пьесы
И тут до меня дошло, что людей нет, связей нет, а планку-то мы задрали. В каждой программе должен быть ребятенок, как минимум. И времени раскачиваться уже нет. Все ошибки, шишки, находки – всё было по ходу пьесы.
Первый наш «Поезд надежды» был в Орел. Того мальчика, которого мне вывели в доме ребенка, я взяла в программу. Это был один из первых героев – Игорек. Мы его пиарили весь год. Парнишка симпатичный, и все с ним в порядке, а семья не находилась. Вокруг детей забирают, а его не берут, и всё. У меня уже пунктик – должна его устроить!
У нас изменения – от отчаяния, от того, что понимаешь, что не можешь сделать ничего привычными методами, поэтому нужен какой-то рывок, прорыв. В августе я поняла, что в сентябре ребенка будут переводить в детский дом, нам осталась всего ничего, пара недель.
Я стала закидывать удочки мужу, но он сказал: «Даже не подходи! Я пережил это один раз, и меня надолго бабахнуло. Я готов тебе помогать как угодно, но оставь пока меня вот с этим». Я поняла, что нельзя насильно вести человека к счастью, он должен дозреть.
Я вышла с бредовой темой на конференцию. На сайте «7я.ру» есть конференция для усыновителей, где в ночи я написала тему: «Народ, а не ударить ли нам автопробегом по сиротству? Идея бредовая, но мало ли…» Почему-то это вызвало ажиотаж. Стали откликаться люди, у которых на руках уже были готовые документы. Они писали: «А давайте все вместе. Одни бы мы, наверное, туда не поехали. Давайте объединимся!»
На следующий день я опять пришла к начальству. Сказала, что у нас есть такая идея. «Ну, ладно, – отвечает, – давай попробуем, что мы теряем? Только закон не нарушать! Мы ведь законопослушная, государственная радиокомпания». И мы объявили о том, что собираем людей в кратчайшие сроки, у кого есть документы. Так появился «Поезд надежды» – проект программы «Детский вопрос», в сентябре этого года ему исполнится 9 лет!
Я позвонила в Орел региональному оператору. И самое удивительное, что меня не «послали». Сначала как-то насторожились, но поскольку нас знали, мы уже год работали, то сказали: «Хорошо, приезжайте, давайте попробуем, но всё в рамках закона».
Потом я позвонила Галине Сергеевне Красницкой (преподаватель единственной на тот момент школы приемных родителей в Москве – А.О.) и попросила помочь. Я понимала, что школы приемных родителей нужны, и очень хотелось, чтобы они появлялись и в регионах, и на местах. Поэтому мы с первого «поезда» притянули школу приемных родителей – и для того, чтобы учить своих, и для того, чтобы пропагандировать это дело в регионах.
Потом мы нашли автобус и сами его оплатили вскладчину. У нас была одна приемная семья, которой мы помогли незадолго до этого найти ребенка, и они спросили, чем могут нам помочь? Мы ответили, что нам нужен автобус, и они сказали: «Мы участвуем».
С нами были люди, которые имитировали беременность
В шесть утра собрали родителей в центре Москвы. Поехали восемь семей. Самое веселое, что у нас в этом автобусе были люди, которые имитировали беременность. С накладными животами. Тайна! Это был 2005 год.
В Орле нас встречали местные журналисты, с которыми мы договорились заранее. Мы понимали, что это хороший информационный повод – рассказать региону о том, что у них под носом дети. И этих детей надо бы по домам разобрать. И журналистов надо было как-то подстегнуть, чтобы они обратили внимание на эту тему.
Семейным парам мы бейджики вешали с именами – просили написать имя, которым будем называть в поездке. Белые бейджики были для тех, кто готов работать с прессой, а красные – это те, кто с тайной, и хотели бы остаться в тени. С белыми бейджиками пары две или три было всего.
Наш «Поезд надежды» тогда очень хорошо встретили, с караваем. Все задают вопрос, почему проект называется «Поезд надежды»? Это не связано с видом транспорта – мы ездили и на автобусах, и на поездах, и на самолетах летали.
В свое время мне попалась история про «Поезд надежды», который был в Америке. Он был совершенно не такой, как у нас. Американский «Поезд надежды» представлял из себя благотворительный поезд, в который покупали билеты миллионеры. Проезжая определенное расстояние на этом поезде, они вкладывались в благотворительность. Этот поезд также перевозил детей-сирот с севера на юг и с юга на север. Мне показалось, что «Поезд надежды» должен не сирот перемещать с места на место, а родителей привезти к детям.
Мы очень воодушевились поездкой в Орел, потому что нас и встречали хорошо, и семьи у нас отлично там поработали, и практически все нашли своих детей. То есть, это была очень яркая история. Мы сфотографировали много детей, и договорились с региональным оператором, что этих статусных детей разместим у себя, на сайте «Радио России». А орловские журналисты, наши коллеги, которые на все это дело посмотрели, воодушевившись, организовали у себя передачу. И это был тоже первый опыт, когда все это подхватили. Они стали организовывать съемки в этом доме ребенка, в результате за год оттуда забрали больше тридцати человек.
Инна Зотова
Мы поняли, что это работает. И что это очень востребовано. Не успели мы вернуться, как уже народ стал спрашивать: «А когда ж следующий-то поезд? А давайте ездить каждую неделю». Второй поезд мы готовили в Кострому, второй уже было чуть легче делать, потому что нам было что предъявить, мы могли сказать: «Кострома, позвоните в Орел». А самое главное, что все хорошо сложилось у Игорька. Мама к нему уже ездила, я чувствовала, что долг выполнен.
Продолжение следует
