Доктор Моро и профессор Преображенский
«Почти у всех были выдающиеся вперед челюсти, безобразные уши, широкие носы, косматые или жесткие волосы и глаза странного цвета или странным образом посаженные. Никто из них не умел смеяться, и только обезьяно-человек как-то странно хихикал. Помимо этих общих черт, в их внешности было мало сходства, каждый сохранил признаки своей породы; человеческий облик не мог полностью скрыть леопарда, быка, свинью или какое-нибудь другое животное, а иногда и нескольких животных, из которых было сделано каждое существо. Голоса их сильно отличались друг от друга. Страшнее всех были леопардо-человек и существо, созданное из гиены и свиньи».
Это — фрагмент из романа Герберта Уэллса «Остров Доктора Моро», пожалуй, самого пронзительного литературного произведения, посвященного борьбе за права животных. Оно было написано в 1896 году и шокировало весь читающий мир. При этом читатели сочувствовали вовсе не ученому Моро, в конце конце погибшего от рук одного из своих «творений», а этим самым творениям — несчастным, измученным зверолюдям.
Пройдет 29 лет, и русский писатель Михаил Булгаков вернется к этому сюжету, правда, воспроизведя его в городских условиях и без излишнего коллективизма. И снова — вначале — симпатии будут не на стороне людей, а на стороне трогательной дворняги Шарика, которого профессор Преображенский заставит жить человеческой жизнью. Но положительный простодушный Шарик превратится в злобного, пошлого и тупого Полиграфа Полиграфовича, который, к тому же, выберет себе профессию дог-хантера. А точнее, кэт-хантера. И превратится в собственную противоположность. Из человекообразной собаки он станет зверообразным человеком. И не простят ему именно жестокости к своим недавним собратьям: «А мы котов душили, душили…».
Декарт против Плутарха
Картезий. Книжная гравюра нач 18 века. Изображение с сайта thecharnelhouse.org
Первые попытки бороться за права животных относятся к эпохе императора Ашоки, буддиста по вероисповеданию, правителя древнеиндийской империи Маурьев, жившего с 304 по 232 годы до нашей эры. С тех пор цивилизованному человеку свойственно заботиться о братьях наших меньших.
К гуманному отношению к братьям нашим меньшим призывал древнегреческий математик Пифагор. Леонардо да Винчи, известный, кроме всего прочего, своим вегетарианством, при наличии свободных денег покупал на рынке птиц и выпускал их на волю.
Плутарх же писал: «Мы не можем заявлять прав на животных, существующих на суше, которые питаются одинаковой пищей, вдыхают тот же воздух, пьют ту же воду, что и мы; при их умерщвлении они смущают нас своими ужасающими криками и заставляют стыдиться нашего поступка».
А вот Декарт, напротив, утверждал, что животное не может чувствовать, сравнивал их предсмертную агонию с «разбором пружины механических часов». Декарт писал: «Они (животные)… машины, автоматы. Они не ощущают ни удовольствия, ни боли и вообще ничего. Хотя они пронзительно кричат, когда их режут ножом, и корчатся в своих усилиях избежать контакта с железом, это ничего не означает».
Вольтер же возражал Декарту сквозь десятилетия:«Сделай же сам вывод относительно собаки, которая потеряла своего хозяина, с жалобным воем искала его по всем дорогам, которая входит в дом встревоженная, беспокойная, спускается, поднимается по лестнице, ходит из одной комнаты в другую и, наконец, найдя хозяина в его кабинете, выражает ему свою радость веселым лаем, прыжками, ласками.
Варвары хватают эту собаку, которая так неизмеримо превосходит человека в дружбе; они привязывают её к столу, они разрезают живьем, чтобы показать тебе её артериальные вены. Ты обнаруживаешь в ней точно такие же органы чувств, какие есть в тебе. Отвечай ты, полагающий, что организм — машина, неужели природа вложила в это животное органы чувств, чтобы оно ничего не ощущало? Неужели оно обладает нервами для того, чтобы быть бесчувственным? Не приписывай природе такое безрассудное противоречие».
Впервые защита животных от жестокого обращения была законодательно закреплена в 1635 году в Ирландии.
В частности, запрещалось выщипывать шерсть из овец и пристегивать плуг к хвосту лошади.
Спустя шесть лет к подобной законотворческой деятельности присоединилась Северная Америка. В одной из колоний был принят кодекс о защите сельскохозяйственных животных, основная мысль которого формулировалась так: «Ни один человек не должен практиковать тиранию или жестокость против любой божьей твари, обычно используемой для пользы человека».
Прошло еще пять лет — и Оливер Кромвель издал очередной закон о защите животных. Он был известен своими гуманистическими взглядами, и всей душой ненавидел петушиные бои, травлю быков и прочие модные в то время игрища. Особенной же популярностью во многих европейских странах и в Америке пользовалась молодецкая забава под названием «Растягивание гуся». Несчастную живую птицу привязывали к высокой деревянной планке и смазывали ей голову маслом — чтобы труднее было удержать. Участник этой милой забавы должен был проехать под планкой на коне и на полном ходу оторвать гусю голову. Чаще всего в качестве приза победителю выступал сам гусь.
В конце же семнадцатого века японский сёгун Цунаёси, по прозвищу «Собачий сёгун», расширил островные законы за счет внесения в список охраняемых животных, также и рыб, а также создал сеть собачьих приютов. Он же ввел за издевательство над нашими хвостатыми друзьями смертную казнь — ранее все наказания ограничивались либо штрафом, либо кратковременным арестом.
Первый собачий приют создал правитель Японии Цунаёси, по прозвищу «Собачий сёгун»
Увы, все проходило не так гладко, как хотелось бы защитникам животных. В 1821 году члены правительства Ирландии буквально высмеяли своего коллегу Ричарда Мартина, выдвинувшего закон о гуманном обращении с лошадьми. Ричард, однако же, был не из тех, кто сдается. Тем более, вопрос был для него принципиален.
Известен случай, когда Мартин вызвал на дуэль некого господина всего-навсего за то, что тот убил чужую собаку. Кроме того, Мартин был одним из ближайших друзей короля Георга IV.
Именно король дал Мартину прозвище «Человечный Дик». В результате, уже в следующем, 1822 году его законопроект «Об обращении с лошадьми и крупным рогатым скотом» был принят и получил неофициальное название «Акт Мартина». В соответствии с ним за «избиение, плохой уход или жестокое обращение с любой лошадью, кобылой, мерином, мулом, ослом, быком, коровой, телкой, бычком, овцой или другим скотом» полагался штраф или двухмесячное лишение свободы.
Добившись принятие закона, Ричард Мартин тщательно следил за его исполнением. Всем запомнился случай, когда по его требованию в здание суда привели осла — чтобы присяжные могли засвидетельствовать следы побоев.
Над Мартином издевались, всячески его подначивали. Говорили: «В следующий раз вы будете пытаться защитить кошек и собак!» — «А почему бы и нет, — парировал Мартин, — раз вы сами заговорили об этом».
Мартин и его общественная деятельность были настолько популярны, что в одном из мюзик-холлов ввели в честь него целый номер:
Если б у меня был осел, который бы не шел,
Думаете, я бы его шлепнул? Ни за что!
Я бы его попросил: «Пожалуйста, пошли!»
Потому что я избегаю любой жестокости.
Но если бы такими были все, с кем я знаком
Тогда бы не потребовался Мартина Закон.
А его ближайший сподвижник Томас Эрскин как-то попенял извозчику на негуманное отношение к лошади. «Разве я не могу делать, что хочу, с тем, что есть моя собственность?» — ответил юридически подготовленный извозчик. «Да, — сказал Эрскин, — вы правы. И я могу делать со своей тростью что захочу потому что она — моя собственность». И поколотил тростью несчастного извозчика.
Законодательные инициативы «Собачьего сегуна» отменили через 10 дней после его смерти. Но в 1824 году в Англии все же возникло Общество по предотвращению жестокого обращения с животными. Дело, пусть медленно, но продвигалось.
«Блажен, иже и скоты милует»
В России же первые «Правила обращения с животными» возникли, как и многие другие передовые начинания, в начале правления Екатерины Великой: «Не дозволяется наносить животным удары твердым или острым оружием, а бить по голове и животу вовсе запрещается; не дозволяется возить телят и другой мелкий скот, мучительно для них уложенный, как, в частности, одно животное на другое со свешенными или бьющимися головами, а извозчику запрещается садиться на этих животных; запрещается мучение и всякое жестокое обращение с какими-либо домашними животными. Блажен, иже и скоты милует».
Нарушителей же штрафовали и даже помещали под арест.
В начале позапрошлого столетия в Санкт-Петербурге подвизался некий негодяй, которому дали прозвание «Кошачий импрессарио». Он устроил специальную машину на манер фортепиано, только вместо молоточков и струн в ней использовались иголки и кошачьи хвосты. Коты были им пойманы в ближайших подворотнях, при этом голоса их были подобраны таким образом, что составляли натуральный звукоряд. Нажимая на клавиши, он колол иголками кошачьи хвосты и заставлял животных издавать мяуканье разной высоты, которое складывалось в простейшие мелодии.
Преуспевал «Кошачий импресарио» недолго: приходивший мимо белорусский композитор Иосиф Иванович Алешкевич увидел это безобразие, тотчас же отправился во дворец к Милорадовичу, и «Кошачьего импрессарио» в этот же день выслали из российской столицы.
В 1864 году столичная дума заслушала доклад гласного П. В. Жуковского. Он призывал: «…учредить Общество для надзора за обращением с животными на улицах, дворах, площадях и прочих местах, допустив к участию всех без изъятия желающих поступить в оное членами». И уже в следующем году был принят устав «Общества сострадания животным», покровительницей которого стала сама императрица Мария Александровна.
Ослепленные кролики
В 1959 году создается Международное общество защиты животных, а в 1973 году выходит очередной фундаментальный труд на эту тему — книга австрийского философа Питера Сингера «Освобождение животных». За несколько лет до того Сингеру посчастливилось пообедать вместе с аспирантом Ричардом Кешеном, который был вегетарианцем и полностью отказывался от мясных блюд. Идеи коллеги настолько его заинтересовали, что сподвигли на написание эссе.
Подход, в общем, не новый — животное равно человеку ровно потому, что, как и он, способно испытывать страдания. Автор, правда, делает важную оговорку: «Очевидно, что между людьми и другими животными есть важные различия, и эти различия должны привести к некоторым различиям в правах».
Действительно, все хорошо в меру. И полностью приравнивать животное к человеку нельзя хотя бы потому, что оно недееспособно — не может, например, удостоверить завещание своей подписью.
В 1987 году издается Европейская конвенция по защите домашних животных. Годом раньше Евопейская конвенция по защите экспериментальных животных. Всем моро и преображенским нанесен окончательный удар.
Спасти бегемота Ганса
Во время британской бомбардировки города Кенигсберга несколько снарядов упало на территорию зоопарка. Особенно пострадал тринадцатилетний бегемот по кличке Ганс. Зоотехник Владимир Полонский, выхаживавший бегемота, оставил отчет о лечении, более напоминающий сводки с боевого фронта, и написанный «наивным» русским языком: «Принял лечение к бегемоту с 14 апреля 1945 г. Впервые оказал помощь водой. В последующем попытался дать ему молока. В следующий раз молотой свеклы. Бегемот принялся кушать, но через 3 дня отказался. Я поспешил дать бегемоту водки. Дал 4 литра. После чего бегемот стал сильно просить кушать. Бегемот попытался выходить, но так как был пьян, он обронил себя. Боковое ранение (25 х 24 см), глубина — 4 см, другая рана (6 х 7 см). Я решил дать водки (4 литра), и бегемот отлично стал кушать. Встречались безаппетитные дни, я устранял их переменой пищи…
Удалось спасти бегемота, не отходя от него 21 день. Пройдя 1 месяц и 19 дней, я добился полного здоровья, и сейчас занимаюсь дрессировкой бегемота как катание верхом на бегемоте по парку и т. д.».
Напомним: апрель 1945 года. Еще война не завершилась. В городе разгребали руины, кое-как обустраивали пострадавших, хоронили убитых. А Владимир Полонский на протяжении трех недель не отходит от молодого раненого бегемота. И никто не усомнится в том, что это так и должно быть.
На превью статьи: портрет сёгуна Цунаёси в образе пса с сайта zlgae.com