Дураковская жизнь

«К нам никакой транспорт не ходит, – предупредил Михаил Федорович по телефону. – Берите такси. Доедете до Трубино – спрашивайте, где Морозов, вам любой покажет».

В Обнинске мы с фотографом взяли такси. Поехали, по дороге консультируясь у прохожих.
– А где тут у вас Морозов?
– А вот езжайте все время прямо, и в замок упретесь!
– Куда упремся?

Это действительно настоящий замок – с красивыми массивными воротами, башенками, храмом, мощеными дорожками, ажурными беседками… Здесь только тургеневским девушкам гулять! Хозяин всего этого великолепия – Михаил Федорович Морозов.
– До Дураково не хотите прогуляться? Вот Егор сейчас экскурсию новеньким проведет.
– Хотим.

Новенькие – это приехавшие сегодня утром люди, которые, – если захотят, – смогут остаться.
Их трое. Москвичка Алена, Таня из Петрозаводска и Анатолий из Тулы. С ними сопровождающие: с Аленой – мама – красивая, модно одетая женщина, с Таней – седой интеллигентного вида отец, с Анатолием – сестра, женщина с усталым лицом, лет сорока.
На резных зубчатых воротах художественная ковка – копье, пронзающее яблоко.
– Яблоко зачем-то на колу, – рассеянно говорит сестра Анатолия.
– Это из Тиля Уленшпигеля. Не читали? – спрашивает Танин отец.
Я проникаюсь к нему уважением.

Называется вся эта красота – обитель «Тиль». Здесь проходят реабилитацию наркоманы и алкоголики. Семьдесят человек. Абсолютно бесплатно. Просто пришел – хочешь тут жить, не пить и трудиться – пожалуйста, живи. Сколько хочешь – день, неделю, год, десять лет…

День был ясный, солнечный, мы шли вниз с пригорка за провожатым – Егором – парнем с веселыми глазами – и любовались потрясающими видами.
– А вы на чем? – ласково спросила меня Аленина мама.
– На такси, от Обнинска.
– Не-ет, на чем сидите?
– Ни на чем, – я вытаращила глаза.
– Они из журнала, – быстро среагировал Егор, скрывая улыбку.

Алена – красивая, большеглазая, очень похожа на фотомодель. Лицо пышет здоровьем, одета стильно. И непонятно, зачем она здесь. По Тане сразу все видно: алкоголизм. И Анатолий с той же проблемой.
Нам показывают конюшню с ухоженными лошадками, розовых поросят, богатое хозяйство. Идем обратно.
Все осмотрелись и теперь приглашены в кабинет к Михаилу Федоровичу на беседу.
– Ален, вот теперь скажи мне: чего ты хочешь? – спрашивает Михаил Федорович.
– Я к вам приеду. Только мне надо долечиться, перекумариться.
– Ты сейчас на кумарах?
– Я сейчас на системе.
– И на чем? Героин?
– Метадон.
– И почем нынче у нас метадон?
– 3500 чек.
– Подорожал.
– Все дорожает.
– А вы чем занимаетесь? – обращается к Алениной маме Михаил Федорович.
– У меня свой маленький бизнес, – смотрит смело, спокойно. – Я дизайнер. Одежду шьем.
Минуту все молчат.
– Ну что, Ален, надо тебе что-то решить. Посмотрела, теперь подумай. Ты девчонка красивая, видная, да с амбициями, – Михаил Федорович улыбается. – С тобой так просто не справишься, верно говорю?
Алена взмахивает длинными ресницами и тоже улыбается. Все так.
Они прощаются, выходят.
Решается вопрос с Анатолием. Он вроде согласен прямо сейчас тут остаться.

Таня в нашем присутствии сильно теряется, выходим с Дианой, чтоб ее не смущать. Наконец Михаил Федорович освобождается и снова приглашает нас в кабинет.

– Михаил Федорович, где брать силы на борьбу с такими монстрами как алкоголизм и наркомания?
– Прежде всего нужно осознать, что это – проблема, которая просто мешает жить. Когда появляется ощущение, что что-то не то делаешь и не туда зашел, появляется и желание с этим бороться. А сила прежде всего в том, чтобы признать свое бессилие перед самой страстью, потому что грех всегда сильнее человека.

– Это первая ступень. А дальше?
– А дальше, – если человек подвержен некой страсти и искренне обратится за помощью к Богу: «Господи, помоги мне с этим справиться. Я слаб, мне хочется, Господи, пить, колоться, но Ты укрепи и помоги мне устоять», – тогда удваивается человеческая сила. Господь на добрые дела скорый помощник. Вы говорите: где силы взять? Вот здесь ее источник, вот она – Неупиваемая Чаша Божественной силы.

– Расскажите, почему Вы занялись таким странным делом – спасением наркоманов и алкоголиков?
– Потому что сам прошел через зависимость. У меня с детства была потребность себя реализовать. И Господь дал мне в руки фотоаппарат. Я поспешный, мне хотелось тут же иметь результат. Мне нравилась и медицина – я и в медицинском учился, и педагогический закончил, и тренером работал. А в результате профессией стала фотография, потому что в тот момент это была профессия легко реализуемая и престижная. Появилось много разных знакомых, – вечеринки, встречи, алкоголь… Мне казалось, что алкоголь еще больше расширяет мою сферу общения.

– А очень много пить Вы стали по какой причине?
– Да причины-то не было никакой. Для общения – вот и все. Чтобы быть более, как мне казалось, мужественным, более свободным, раскрепощенным.
– И когда Вы стали понимать, что это уже зависимость, что надо с этим что-то делать?
– Наверное, сам бы я до конца и не понял. Потому что, когда деградируешь, ты все видишь через призму собственной деградации. Ты себя ни с кем не можешь сравнивать, потому что это всегда самооправдание. Ты сползаешь вниз, обвиняя других, но не себя. Так устроено само течение этих пут. Всегда, в любой ситуации найдешь кого-то, кто хуже тебя. А я же не такой, я все равно лучше. Все равно же во мне что-то хорошее есть.
Мне помогло сообщество анонимных алкоголиков. Благодаря ему до меня дошло, что не кто-то извне виноват в моих бедах – природа, общество, страна, – а я сам.

Я считал, что я такой единственный и неповторимый, и только у меня все так нескладно получается, а здесь оказались такие же. Мы встречались, – товарищи по несчастью, – и обсуждали решение конкретной проблемы. Я делюсь, как я решение нашел, он делится… И волей-неволей я получаю дополнительные стратегические приемы в борьбе со страстью. Каждый делится опытом и своего падения, и восхождения. Отсюда появляется взаимодоверие, взаимопонимание для достижения общей цели – сохранить собственную трезвость и помочь другому.

– А как Вы лично боролись с зависимостью?
– Я искал авторитет, учителя. В своем отце я не видел наставника, потому что родители развелись, когда я был совсем маленьким. И с детства привык: раз в две недели я иду к другой бабушке, раз в две недели – к папе. И ребенок растет в этом хаосе, где все его любят и каждый лучший кусочек ему подкладывают. Ребенка воспитывает то мама, то папа, ребенок под них подстраивается, кривит душой… Я почему про это говорю – это был фундамент моего мировоззрения.

Ложных учителей я тоже себе находил. В девятом классе мы, например, вдвоем с другом махнули на Селигер. Нельзя было детей в пятнадцать лет отпускать одних в такой поход.

– Разве это не воспитание самостоятельности?
– Самостоятельность по-другому воспитывается. На личном примере. Как раз это была безответственность наших родителей, – мы чудом живы остались. А когда мужик с пачкой денег в кармане на моих глазах бутылку водки из горла выпивал, я стоял и смотрел, и он передо мной был героем. Прошло не так много времени, и я тоже мог выпить бутылку водки из горла. Так же сейчас я начинаю лоб крестить, а мой четырехлетний внук Димка видит и тут же начинает креститься и кланяться во все стороны, – воспитание примером. Авторитет должен быть. А если его нет, и жить можно как нравится, как угодно, – это беда.

Вот живой пример: Алена сегодня с мамой была. Она что, не знает, что колоться – плохо? Мама с ней, кивает, со мной согласна. А Алена «дуру включает» и все. Поговорили, она об этом забыла.

– Вы думаете, она не вернется?
– К нормальной жизни? Я думаю, вряд ли. Это нужно маме сейчас умереть, исчезнуть. Алене надо одной остаться, и тогда она, может быть, здесь появится. Это в лучшем случае.

– Получается, что родители часто…
– …Союзники болезней, страстей. У мамы деньги есть, она дочку любит, вот она ее и спонсирует… Не хочет бороться по-настоящему. Вот сын сообщает матери, что решил повеситься, она ему даст веревку?

– Разумеется, нет.
– А бывает, дают. Мать дает денег на дозу, попускает воровать из дома, прощает, на многое закрывает глаза. А когда говорят: «Заяви в милицию», – она кричит: «Да как же я могу заявить? Это же родной сын!»

– А надо заявлять?
– Конечно. Быть нетерпимым не к человеку, а к проявлению этой болезни, которая есть ложь, воровство и так далее. Должно быть наказание, но не истязание. А как раз когда идут на поводу у этой болезни, начинается истязание – истязание и родных, и близких, и общества, и самого человека. И чем раньше наказание последует, тем больше шанс, что не будет продолжения.

– А каков следующий этап? Когда, наконец, родители все поймут и решат спуску не давать?
– Часто к этому моменту родители уже не являются авторитетом для детей. И надо искать тех людей, которые могли бы стать наставниками. В любой сфере. В церкви искать наставников, в духовенстве. Именно наставников, которые всем сердцем понимают эту проблему. В русской традиции, когда отца не было, всегда везли к какому-то дяде: «Вот дядя Володя уж скажет!»

– Вы пытаетесь это до матерей донести?
– Пытаюсь, но это бесполезно. Меня же не слышат, матери вопросов не задают. Я когда-то боялся первой публикации обо мне в «Жуковском вестнике». Столько здесь алкоголиков, думал, что прямо очередь будет у ворот стоять: «Помоги, Михаил Федорович!» После публикации пришел один алкоголик. После показа по НТВ приехал еще один. И сейчас, слава Богу, трезвый. После «Наркомата», – а это журнал всероссийский, который прошел по всем средствам Госнаркоконтроля, везде, у всех лежал, – всего одно письмо пришло ко мне: «Помогите!»
А когда один сын уже умер от передоза на руках у матери, а второй погибает, – вот тогда ко мне обращаются. И то не выполняют рекомендации. Не выполняют!

– Но почему?
– Слепая материнская любовь. Потому что наркоман обладает такой силой, помноженной еще на бесовскую, он что угодно способен внушить. А матерям я, прежде всего, всегда рекомендую: «Идите в храм. Ходите?» – «Нет, не хожу». – «Идите!» – «Я хожу, но не помогает». Все же хотят быстро и ловко решить проблему. Как с занозой: вытащили, йодом помазали, и все, спасибо, мы пошли. Тут так не получится. У нас идет длительный период восстановления. И длительность этого периода – вся жизнь.
Героином пропитывается все, как говорится, до мозга костей.
И такие страшные состояния у бывшего наркомана периодически наступают! Есть определенные даты: месяц, полгода, девять месяцев, год, полтора года, семь лет. Семь лет – очень серьезная дата, когда из костей выходят продукты метаболизма, распада, когда действительно кровь начинает буквально бурлить в человеке… Знаете, как тогда его ломает?

– Это не просто страсть, а уже физиологическое что-то?
– А все вместе. Это психосоматическое заболевание, страшная болезнь души, ума и тела. Если алкоголизм рассматривается как заболевание, то и любой грех, когда в патологию переходит, – становится психосоматическим заболеванием. Он привносит в человека гормональные и химические изменения. Сам человек уже не может не пить. Это неосознанные внутренние движения, какие-то там токи текут, флюиды, которые хочешь не хочешь подталкивают на какие-то непонятные действия. Здесь какой-то общей рекомендации и быть не может. Разные мы все, и в разные периоды жизни очень разные.
Я, например, сейчас, в свои пятьдесят три года, даже не знаю, каким должен быть человек в этом возрасте. Я пролетел отрезок жизни с шестнадцати до тридцати шести. И не понимаю, каким человек должен быть в двадцать пять, в тридцать, – эмоционально, психически, физически. Я был в то время под допингом. Я только сейчас начинаю смаковать просто день. Сегодня я встал с утра и радуюсь этому дню. Мне никуда не хочется уезжать, мне нравится здесь, у меня есть работа, есть дело, есть люди. Здесь, в ста километрах от Москвы, мне не скучно, мне весело, мне хорошо.

– Человек может на всю жизнь преодолеть свою зависимость?
– Если эта болезнь была, она навсегда остается с нами. Она никуда не выветривается. Это как губка. Просто она высушена, но если она попадет во влажную среду, она тут же напитается водой. В том же полном объеме. Потому что человеческая плоть уже предрасположена к данным состояниям. Здесь должно быть некое внутреннее напряжение, внимательность – на всю жизнь. Вот есть у тебя сильнейшая аллергия на цитрусовые – забудь про них на всю жизнь. Тебе их никогда нельзя употреблять. Как только организм получит свой кусочек апельсина – снова начнется реакция, снова плохо будет.
Вот живет у меня уже лет десять некий человек, алкоголик. Всю зиму здесь на машине работает, а весной – уходит. Что я могу сделать? Если придет, я опять приму, дам приют. Когда-то я у владыки спросил: «Владыка, когда же пробьет?» А владыка мне говорит: «Может быть, никогда». Поэтому живи сам и дай жить другим. Такой человек не бесстыдник, он болящий. Я могу только посочувствовать ему, помолиться, но не обвинять, не осуждать.

После беседы с Михаилом Федоровичем иду поговорить с двумя бывшими наркоманами. Дима не колется уже девять лет, получил высшее образование, водит машину, работает, живет с семьей, а сюда приезжает изредка в гости – любит это место.
Егор в Дураково уже одиннадцать лет, работает здесь же.

Егор, 30 лет

Сначала я просто попробовал. Это все было на уровне интереса. Сначала был калипсол, по-моему. Внутривенно. Путем опыта с разными наркотиками я пришел к тому, что героин – это мое. Хотя, в общем-то, был период, когда я употреблял то, на что хватало денег. Были деньги на водку – я пил, лежал, как скотина. Были деньги на таблетки – я принимал таблетки.

Тот момент, когда я сюда попал, я не помню. Это было не мое решение, а стечение обстоятельств. И только здесь уже, по прошествии определенного времени, мне пришло в голову, что я не зря здесь оказался.

Вспоминаю то время: у меня просто не было сил жить. Не было сил, чтобы встать и пойти что-то сделать, чтобы достать себе дозу… Желание уйти отсюда и купить дозу, конечно, было. Но, слава Богу, ни разу не сорвался.

Хотя это постоянная борьба с собой. Я чувствую ее не на уровне того, что лежит шприц и мне хочется уколоться, а на уровне того, что носки встать постирать тяжело. Все начинается с мелочей. Главное – на мелочах себя удержать, иначе моментально покатишься вниз.

Дима, 28 лет

Специально никто меня не подсаживал. Началось все с того, что мой сосед нашел случайно восемь грамм героина. Он увидел, как при облаве выкинули какой-то пакетик. Полез, нашел порошок. Старший брат другого друга сказал: «О, это же героин, его надо нюхать». И все, началось.

Родители, когда все узнали, пытались бороться. Сначала клали меня в больницу, потом специально отправили в армию. Мне это не сильно помогло. Я полтора года до армии покололся и полтора-два после (я не планировал употреблять, но уже через месяц я опять был на системе, причем на той же дозе).
Слава Богу, мама не опускала руки. И как-то нашла Михаила Федоровича. Тогда мне был двадцать один год.

Жизнь – дорога. Здесь должно быть некое внутреннее напряжение, внимательность – на всю жизнь

Когда я пробыл здесь полгода, мне показалось, что все уже хорошо. Уехал домой, и где-то через месяц уже начал колоться. И что меня поразило – на пятый день, как стал колоться, я просыпаюсь, глаза открываю, смотрю на видеомагнитофон, и у меня первая мысль: «Ага, сейчас понесу его в ломбард». И это притом, что меня пока что не ломало. Меня эта мысль так поразила! Я тут же за телефон и стал звонить Михаилу Федоровичу: «Возьмите меня обратно». Год отбыл. И больше срывов не было. На протяжении этого года, который я здесь пробыл, как-то боролся с собой: один день хорошо, а на другой плющит и корежит. Хочется всех послать и домой поехать, на работу не выходить. И в эти моменты, когда себя заставляешь, наверное, эта зависимость и прерывается.

Да-да, я знаю, героин умеет ждать, и бывших наркоманов не бывает…

Знаете, если я буду носить в кармане пакетик с героином, разумеется, я рано или поздно уколюсь… Но главное – я его в карман себе не положу. Самое сложное для наркомана – методично выполнять свою работу и сохранять бдительность. Я думаю, это возможно только с Богом. Только Он может это остановить и силы дать. Нет, правда. Наркология, всякие там программы – это хорошо, это мы проходили, только этого недостаточно.

Елена КОРОВИНА

См. также:Помощь бездомным: Порядок слов, от которых зависит все