«Прожили с женой в браке 17 лет и в этом году решили развестись. Любовная лодка разбилась о финансовый вопрос. Вроде зарабатываешь, но этого почему-то не хватает. Начинаются претензии, и пошло-поехало. После новогодних праздников так поругались, что решили: разводимся. Хотя, честно говоря, не хотел разводиться, все же я жену люблю. А потом вдруг она говорит: пошли к медиатору. Где-то узнала о такой возможности. Решил попробовать, ведь хуже не будет.
До суда мы с женой в итоге не дошли. То, что помиримся, поняли уже на первой встрече с медиатором, хотя нам понадобилось пять встреч, чтобы заключить соглашение. Конечно, проблемы не решились одним махом. Бывает, мы и сейчас спорим, но уже иначе. Во-первых, не копим обиды, высказываем сразу. Во-вторых, ищем пути решения проблем. Научились договариваться».
Так о своем опыте медиации рассказывает 45-летний москвич Николай (имя изменено по просьбе героя).
О том, что такое медиация и как с ее помощью можно помирить находящихся в конфликте супругов, родителей и детей, бабушек и внуков, беседуем с Ованесом Мкртчяном, руководителем Службы медиации, созданной первой в столице при Семейном центре САО города Москвы.
«Этому» ребенка не дам!
Медиатор становится как бы проводником, по которому можно пустить напряженный «ток» беседы на повышенных тонах. Когда люди ругаются один на один, они часто «навешивают» на свои сообщения много ненужных деталей. Это оскорбления, взаимные обвинения и сильные эмоции – обида, боль, гнев. За ними сложно услышать суть, а конфликт только развивается еще сильнее.
На медиации все иначе. Хоть стороны и сидят по одну сторону стола, напротив медиатора, но поначалу могут даже не смотреть друг на друга. Беседовать между собой на старте запрещено: все свои реплики они должны передавать друг другу через медиатора. Тот «очищает» слова от эмоций, выделяет самую суть и доносит их до второй стороны.
Например, супруги разводятся и обсуждают порядок общения папы с ребенком. Тот требует: «Я хочу, что ЭТА женщина давала мне МОЕГО ребенка с 10 утра до 10 вечера. Обязана!». Если сказать это все напрямую, без медиатора, жена еще больше разозлится и вообще перестанет давать ребенка.
Медиатор «переводит» с эмоционального на русский: «Ваш муж хочет встретиться с ребенком на выходных с 10 утра до 10 вечера. Для него это очень важно – участвовать в жизни ребенка».
Мама против: «Ни за что! Ребенку нужно делать уроки, а ЭТОТ – бестолковый, будет только развлекать, баловать».
Снова требуется перевод. И так до тех пор, пока эмоциональная шелуха не сойдет и не начнется конструктив: сколько конкретно отец общается с ребенком, где и на каких условиях. Куда можно, куда нельзя, вплоть до мелочей вроде «ни за что не кормите мороженным».
Медиатор не только «переводит» сторонам реплики друг друга, но и следит за порядком. Напоминает, что недопустимы оскорбления. Требует: «говорите со мной, а не с второй стороной.
Но когда становится ясно, что лед тронулся, и люди корректно общаются, медиатор как бы уходит на второй план. Но если снова начинается столкновение – возвращается в беседу и опять начинает «переводить».
Медиатор будет брать огонь на себя до тех пор, пока не заметит, что стороны наконец готовы общаться напрямую и сотрудничать.
«Мама меня убьет»
Медиация требуется не только в случае развода. Среди примерно 200 конфликтов, которые уже разбирали Ованес Мкртчян и его коллеги, проблемы детско-родительских отношений лидируют.
Однажды пришлось проводить экстренную медиацию между девочкой-подростком и ее родителями. Ребенок сам пришел в семейный центр с таким запросом: помогите, домой не вернусь, меня там убьют.
Оказалось, «убить» могут за недавно сделанный пирсинг, и в целом конфликты с родителями стали постоянными. Маму и папу раздражали неформальные увлечения дочери, ее смелые эксперименты со стилем. Понимая, что ситуация острая, медиатор привлек опеку и через нее пригласил родителей на встречу. Поскольку первая беседа состоялась именно с ребенком, и в тяжелой ситуации девочку нельзя было не пожалеть, Мкртчян уже не был уверен в своей нейтральности. В таком случае обычно приглашают второго медиатора – для страховки и «взгляда со стороны».
– Конечно, родители сначала ничего не хотели слушать. Лишь повторяли: «Что ты натворила? У тебя все было, мы все ради тебя делаем, ни в чем не отказываем». Но когда мы начали общаться, вдруг всплыло совершенно иное. Оказалось, что пирсинг девочка сделала специально, чтобы обратить на себя внимание. В ней жила обида: три года назад ее отправили на целое лето в лагерь, хотя она просила этого не делать. В лагере ее обижали, она очень тяжело переживала эту ситуацию, вернулась уже взвинченной. А родители поняли это иначе: дочь в лагере «испортили», значит, нужно с ней построже.
По словам Мкртчана, конфликт закручивался все серьезнее прямо у него на глазах, и тогда пришлось вспомнить о своем юридическом образовании и проинформировать: в такой ситуации у комиссии по делам несовершеннолетних и у органов опеки могут возникнуть вопросы относительно жестокого обращения с несовершеннолетней, что может привести к риску изъятия у семьи не только старшей дочери, но и младшего ребенка. Поэтому правильнее все-таки сделать шаг навстречу друг другу. «Только тогда родители немного смягчились и постарались услышать дочь», – говорит Ованес Мкртчян.
«Я все для него делал!»
Детско-родительские конфликты вовсе не предполагают, что перед медиатором окажутся мама, папа и подросток. Порой приходится работать с уже взрослыми людьми.
«65-летний мужчина вызвал на медиацию своего 40-летнего сына. Вопрос стоял об общении с внуком: сын деду не давал возможности, и тот уже был готов идти в суд.
В процессе медиации вскрылась огромная взаимная обида. Сын рассказал, что отец в детстве его бил. А еще заставил в ранней юности расстаться с любимой девушкой. Были и более «свежие» проблемы. Прозвучало: «Отец всегда меня обвинял в том, что я ничего в жизни не добился». Ситуация была очень эмоционально заряжена.
Знаете, ведь и мужчины на медиации плачут, не только женщины. И это нормально, ничего стыдного в этом нет. Хуже было бы, если бы не плакали.
В ходе встреч мы выяснили, что дедушка своего сына на самом деле очень любит. Что это с ним он бы хотел общаться, а вопрос встреч с внуком – скорее повод.
– Дурак мой сын! Он молодец конечно, но не понимает, что я все для него делал, и вообще, – он не договорил, но все было понятно.
– Скажите ему об этом. Вы же сами сказали, что он дурак, что он не поймет сам. Скажите ему, – говорю я.
– А к чему это приведет? – заволновался дедушка.
– Не знаю, но вам точно станет легче.
И они поговорили. Пусть сквозь зубы, пусть мне пришлось это переформулировать для сына, но произошло чудо. Они сделали шаг навстречу друг к другу.
От обид к соглашению
Медиация, говорит Ованес Мкртчян, это в том числе и работа с обидами. Сильные эмоции мешают договариваться, поэтому, если медиатор чувствует, что хотя бы одна из сторон обижена, может предложить прервать процесс и проработать эту проблему в индивидуальном порядке с психологом.
«Обычно, все взаимные обиды видны на премедиации, но если нет – они все равно рано или поздно всплывут. Тогда, если ситуация нагнетается, мы организуем кокус. Это ситуация, когда на медиации мы просим одну из сторон выйти.
Если мы видим слезы, яркие эмоции, понимаем, что человеку сейчас очень плохо – второй на время выходит за дверь. Разгружаем эмоционально, сопереживаем. Но потом – и это важно! – ровно столько же времени мы уделяем второй стороне».
Медиация – процедура не быстрая. Обычно требуется несколько встреч, чтобы прийти к соглашению. Стороны не ограничены во времени.
Результатом медиации становится медиативное соглашение: в нем прописано подробно, до чего стороны сумели договориться. Соглашение существует в трех экземплярах – по одному у каждого из спорщиков и одно у медиатора. В случае, если вопрос касается раздела имущества, алиментов и прав ребенка после развода, медиативное соглашение можно заверить у нотариуса – тогда оно будет иметь статус исполнительного листа.
Когда медиация не получилась
Если кто-то из сторон все же не готов договариваться, ничего не выйдет. Бывает, что один из участников бросает дело на полпути и уходит. Случается также, что конфликт находится в настолько острой фазе, что стороны даже с помощью медиатора не могут услышать друг друга. Но срыв может произойти и тогда, когда, казалось бы, все стало получаться.
Когда первые договоренности достигнуты, медиатор обычно предлагает сторонам протестировать их в пробном режиме, чтобы выявить слабые места. Скажем, супруги договорились о том, как «воскресный папа» будет общаться с сыном. Пару выходных попробовали жить по новым договоренностям, и всплыли нюансы: то папа опаздывал и не предупредил, то у мамы были дополнительные условия, скажем, «не хочу, чтобы они гуляли в центре города, только в нашем районе».
Тогда стороны возвращаются к медиатору и уточняют свое соглашение. Разумеется, учесть все не возможно, и медиатор в этом случае смотрит: а могут ли стороны договариваться самостоятельно, научились ли слышать друг друга? Если да, то самое время подписать финальный документ.
Есть и нюансы. Скажем, у многих уже после первого сеанса возникает ошибочное ощущение того, что все наладилось. Но тут, предупреждает Ованес Мкртчян, нужно слушать рекомендации медиатора, иначе можно все испортить.
«Супругам показалось, что у них пошел диалог, хотя они еще не пришли к финальному соглашению. Уверен, хватило бы еще одной встречи, чтобы закрепить успех.
Но они меня не послушали и после медиации пошли гулять все вместе: мама, папа и ребенок, которого они только что «делили» и спорили. Все было чудесно – сходили в кафе, покатались на качелях в парке, но на прощание мама вдруг сказала неосторожную фразу, и все усилия насмарку. Эскалация конфликта и отказ от процедуры, медиатор уже ничего не может сделать».
«Если медиаторы выгорают, то как раз от таких случаев, – сетует Ованес Мкртчан. – Ты включился, организовал процесс, вложился. А люди нарушили простейшее правило, и все пошло прахом, хотя мы были почти у цели».
Зато если все получается, награда велика. «По завершении медиации я обычно чувствую усталость – физическую прежде всего, потому что даже сидеть на стуле пять часов подряд и пропускать через себя чужие эмоции, поверьте, нелегко. Но еще я чувствую удовлетворенность. В такие минуты я знаю, что не просто так работаю, не просто так живу».
Важно не только научиться управлять отношениями, а попытаться переосмыслить всю свою жизнь
Тему комментирует протоиерей Николай Емельянов, клирик храма свт. Николая в Кузнецах (Москва):
– Механизмы примирения были в любые исторические эпохи и в любых сообществах, всегда были люди, активно в этом помогавшие. Принципы медиации, описанные в статье, являются совершенно общими, ими владеет любой священник и постоянно использует. Разве что священник, по слову Христа – «кто поставил Меня судить или делить вас?», не заключает никаких письменных соглашений.
Если люди все таки приходят с желанием помириться и готовы продолжать приходить к священнику, то примирить стороны обычно удается. Также точно, если люди не готовы к длительному труду по преодолению ссоры, то чтобы кто ни делал, все равно ничего не получится.
Хорошо, что кто-то говорит о мире, кто-то предлагает помощь в примирении, что появляется и укрепляется в обществе сама идея о том, что можно и должно пытаться мириться любыми способами. Это очень радостно и можно только пожелать всяческого успеха таким начинаниям.
Могут ли быть какие-то издержки такой работы и такого способа выстраивания семейных и иных личных отношений? Конечно, могут и, думаю, есть. Вся сила медиации состоит в том, чтобы вывести предмет спора из области эмоционального, интимного, личного и свести к какому-то способу внешнего управления отношениями. Иногда, после снятия конфликта, это приводит к восстановлению отношений, иногда – к менеджеризации отношений, т.е. они просто перестают быть личными, хотя обиды при этом теряют остроту, становится возможным внешнее взаимодействие между людьми.
Священник тоже решает задачу медиации, но в отличие от медиатора всегда имеет ввиду и нечто гораздо большее, чем просто прекращение конфликта. Священник стремится помочь людям не исчерпать конфликт, а примириться – с собой, с близкими, с Богом. Это означает не просто способность научиться управлять отношениями, а попытку переосмысления всей своей жизни, своих отношений с Богом и близкими. Это нечто совсем иное.
Более того, сама идея избегания конфликта ценой менеджеризации отношений, если не приводит, в конце концов, к примирению, то может становиться очень опасным способом жизни. Такая позиция приобретает все более широкое распространение сегодня. Люди легко себя успокаивают тем, что хоть у них и не выстраивается каких-то отношений, зато нет конфликтов: «Мы развелись, но зато остались друзьями!»
Очень важно, чтобы в таких медиаторских службах была возможность обратиться еще и к священнику, а еще чтобы, при желании, священник мог быть предложен просто в качестве медиатора. Сама возможность обращения к священнику в России очень затруднена. Если будет еще один такой путь прихода к священнику, то это могло бы очень усилить работу медиаторских служб.
Фото: Павел Смертин; рисунки: Петр Захаров
