Расшифровка прямого эфира передачи радио «Радонеж» из цикла «Друзья милосердия», прошедшей вечером 5 декабря 2008 года, в день кончины Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. У микрофона протоиерей Аркадий Шатов.
— Добрый вечер, дорогие братья и сестры. Наша сегодняшняя передача должна была быть совсем на другую тему, но сейчас не время ни о чем другом говорить, как о нашем скончавшемся Первосвятителе, кто был первым свободно избранным Патриархом после пленения Церкви безбожной властью, святейшем Патриархе Алексии. Конечно, наверное, нужно не столько говорить, сколько молиться о нем. Помолимся о упокоении его души.
Мы сегодня все с вами, дорогие друзья, скорбим и молимся о упокоении души Святейшего Патриарха Алексия. В нашем больничном храме, как только мы узнали о том, что Святейший Патриарх скончался, мы собрались и молились о упокоении его души. У нас при храме есть гимназия, и даже дети после того, как закончилось заупокойное богослужение, не хотели идти на физкультуру, нам пришлось отменить эти уроки. Некоторые девочки плакали. Когда их учителя пытались утешить, говорили: «Что вы плачете? Надо радоваться, душа Патриарха со святыми», они говорили: «Ну как же не плакать, мы же плачем, когда умирает отец, когда умирает мама, так сейчас как же нам не плакать?» Некоторые из них видели Святейшего Патриарха, он посещал нашу гимназию, поэтому, конечно, их скорбь была неутешной. Я приходил на урок и утешал одну девочку, которая никак не могла остановиться.
Мне позвонила моя дочь и спросила, что же делать с моей мамой, как ей сказать, она же сейчас узнает по телевизору или услышит по радио. Моя мама человек уже очень пожилой, тоже чувствует себя плохо, и дочь поехала к ней, чтобы быть рядом, когда она услышит это. Действительно, мама плакала и не могла никак успокоиться, пока я ей не позвонил и не стал говорить то, что учителя говорили детям, что плакать не надо, что душа Святейшего Патриарха с Богом, мы в это верим. И, наверно, так во многих храмах, плакали и молились, и будут, наверное, молиться и плакать, потому что Святейший Патриарх был для нас не только исторической фигурой вселенского масштаба, роль его в истории должны оценить ученые, но он был для нас близким, родным, живым человеком. И это, конечно, самое главное для нас. Я не богослов, не историк, я думаю, что здесь сегодня у микрофона лучше было бы оказаться какому-то человеку, который смог бы оценить деятельность Патриарха с точки зрения того, что произошло в Церкви за период его патриаршества, за 18 лет. Стоило бы, наверное, говорить тем, кто был очень близок Патриарху. Хотя я с Патриархом часто встречался, получил от него много резолюций, но все-таки не могу сказать, что был таким близким лицом. Я его видел лишь изредка, имел с ним короткие только беседы, но, тем не менее, раз я оказался у микрофона, для меня это, конечно, большая честь говорить с вами сегодня о нашем почившем Первосвятителе. Меня кончина Патриарха особенно как-то впечатляет еще и потому, что совсем незадолго до нее я пришел на прием к Владыке Арсению, просил напомнить Святейшему Патриарху, что он обещал освятить больничный храм на территории Первой Градской больницы. У нас недавно умер главный врач Олег Всеволодович Рутковский, который знал Патриарха, очень почитал его и всегда принимал его, когда тот приезжал к нам в больницу, с очень большим уважением, теплотой, он благоговел перед Святейшим Патриархом. И Святейший Патриарх тоже знал Олега Всеволодовича Рутковского. И вот Олег Всеволодович возродил на территории нашей больницы Знаменский храм. В храме служат уже давно? но до сих пор не было великого освящения. Мы просили Святейшего Патриарха его освятить, Патриарх сказал, что только может совершить малое освящение. Я сказал, что для нас это будет великое, конечно, освящение, а не малое, если Патриарх приедет. Но труды, болезни и немощи не позволили Патриарху это сделать, и он нас благословил перед праздником Рождества совершить водосвятный молебен, окропить храм святой водой и начинать служить Литургию, потому что храм нам был нужен, мы там служим раннюю Литургию. И храм оставался неосвященным уже больше года. Я написал письмо, прошение Патриарху, Владыка Арсений благословил, сказал: ты знаешь, будет наречение во епископа 5 декабря, может, Святейший Патриарх сможет заехать к вам, он будет в Даниловом монастыре. Ты напиши, я ему передам. И вот я написал прошение, что мы надеемся, что он к нам приедет освятить храм. Написал, что Олег Всеволодович Рутковский очень хотел и очень ждал освящения храма Его Святейшеством и что хорошо было бы, если бы Святейший Патриарх, если приедет освящать к нам храм, возгласил «вечную память». Обычно диакон возглашает, а я просил, чтобы Святейший Патриарх помолился о упокоении храмоздателя приснопоминаемого раба Божиего Олега. И сегодня, вместо «вечной памяти» Олегу Всеволодовичу, мы в этом храме совершили панихиду по почившему Первоиерарху нашей Церкви, и провозгласили «вечную память» не только приснопоминаемому рабу Божьему Олегу, но и Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию Второму. Так что день сегодняшний, который должен был быть для нас радостным, он оказался скорбным и печальным. И храм освятили не молитвы Святейшего Патриарха, а молитвы об упокоении его души.
Святейший Патриарх Алексий, Олег Всеволодович Рутковский (ныне покойный главный врач Первой Градской больницы, в годы руководства которого возобновилась жизнь храма при больнице), клирики и прихожане храма святого благоверного царевича Димитрия
Радиослушательница: Я хотела бы рассказать, какую светлую память оставил о себе Патриарх Алексий. В 93-м году напротив ГУМа открывался Казанский собор Божьей Матери, а у меня день рождения 4 ноября. И я пошла, меня пропустили. Я стояла всю службу в углу, и он на память нам раздал иконки Казанской Божьей Матери с его подписью. Я с этой иконкой так все время хожу, она меня везде и спасает и помогает. Я когда сегодня услышала, – даже валокордин пила. Очень хороший человек, я всегда о нем и молилась, и слушала его все проповеди, так что светлая ему память. Хороший он у нас!
прот.Аркадий Шатов: Спасибо большое за ваш рассказ. Конечно, Святейший Патриарх – великий Патриарх. Это первый Патриарх после святителя Тихона, который был избран свободно и который свободно управлял Церковью. И его голос был очень авторитетен, он иногда не соглашался с гражданской властью, у него было свое мнение по поводу того, что совершалось и совершается в нашей стране. Он лично знал всех верховных лиц государства, при нем сменились три президента или четыре даже, и, конечно, он был великий человек. Его величие было и в том, что у него был глубокий ум, он во все вникал очень быстро. Каждая проблема – государственная или какая-то частная, решалась очень быстро, ему не надо было ничего объяснять, он все понимал буквально с полуслова. Великий он был и потому, что он был как-то по-другому воспитан совсем. Все люди, которые сейчас живут у нас, включая и священников и архиереев, воспитаны в советском обществе. Святейший Патриарх был воспитан совсем в другой среде, в буржуазной Эстонии, совсем другие люди там жили, не затронутые этим страшным безбожным катком, который прокатился по нашей стране и не только изуродовал землю, не только разрушил храмы, но изуродовал души людей. А его душа была воспитана совсем в другом мире, совсем по-другому. И он сохранил это до конца своих дней, это другое отношение к людям, другое представление о том, что хорошо, что плохо.
Радиослушательница: Добрый вечер. Меня зовут Алла Никитична, я секретарь попечительского совета Свято-Димитриевской общины сестер милосердия. Его Святейшество был председателем попечительского совета с 92-го года. О мудрости, о воспитанности, об интеллигентности, об образованности – обо всем этом будут еще много говорить люди и говорят уже. Я хотела бы сказать о другом, личных впечатлениях, о том, как Святейший был… Ну что такое община, одна их общин в огромной России? А Святейший, будучи председателем попечительского совета, приезжал на попечительские советы и не был «свадебным генералом», он входил во все детали нашей жизни, он видел наших детей, он видел наше училище сестер милосердия. Он немало совершил богослужений у нас в храме, и говорил, обращаясь к нашим девочкам: «Девочки, ваши лица в сердце моем», и они действительно были в его сердце. И он помнил наших малышек в детских домах, помнил, как когда он первый раз приехал к нам. У нас был тогда еще приют с пребыванием шесть месяцев, а потом надо было отдавать детей в интернаты или еще куда-нибудь пристраивать. И вот в первый его приезд туда, когда настоятель предложил девочкам показать Его Святейшеству дом, маленькие девочки ухватили его за руки, они у нас раскованные, свободные, и повели по коридорам. Смотреть в это время на Святейшего было невозможно, такая гамма чувств отразилась у него на лиц! Вот это он запомнил. Уже к концу визита он сказал, что непременно надо хлопотать о новом детском доме, чтобы до 18 лет воспитывать. Вы знаете, говорит, когда они ухватили меня ручонками своими, я почувствовал в них такой запас любви, тепла, и никак нельзя, чтобы это пропало, это надо поддерживать, развивать. Святейший мгновенно ухватывал суть документов, ему представляемых,– об этом тоже будут говорить люди позначительнее, мгновенно ухватывал суть письма, выделял самое главное и тут же принимал решение, давал совершенно неоценимые советы. Делал самые неожиданные замечания, вот когда мы стали строить тот долгожданный детский дом, там была красивая крыша, но именно Святейший, не будучи архитектором, тут же отметил, что крыша, конечно, не по нашему климату. И оказался прав – красивая крыша стала протекать. Он видел, как мы по этому поводу переживаем, и не укорил нас, не напомнил, что вот он говорил – он покрыл нас любовью, отдал собственные деньги, ему очередная какая-то премия была каким-то фондом присуждена, чтобы была перекрыта крыша в детском доме. Он запоминал всех, помнил всех. Он узнавал многих, наверное, те, кто подходил после богослужения к нему под благословение, помнят его взгляд, проницательный, и главное, очень ласковый!
Заседание попечительского совета Свято-Димитриевского сестричества сестер милосердия. 1996 год
Община наша потеряла, конечно… Мое глубокое убеждение, что все, что у нас в общине – по его святым молитвам. Да, много раз убеждались в том, что Святейший помолится, и все так устраивается. И мы… вся Россия, понятно, все помнят его роль, 91-й год, 93-й год, объединяющая, всех примиряющая, все об этом помнят и об этом будут говорить… Но мы, одна из общин России, потеряли как бы своего отца, действительно отца… Простите.
прот.Аркадий Шатов:
– Спасибо большое. Да, когда Святейший заболел, дети по своей инициативе написали ему письма, и он ответил. Эти письма сейчас хранятся в комнате, где сестры по уходу отдыхают после работы с детьми-инвалидами. Одно письмо, написанное детям, висит также в детском доме, который он освящал. Это была удивительная какая-то чуткость ко всем, внимание ко всем людям. Когда болела Лидия Константиновна, секретарь Патриархии, он очень о ней заботился, посещал ее, хотя она была все-таки женщина, не архиерей. Я помню, как он взял меня и мы вместе поехали посещать больных, сначала заехали к отцу Иосифу, наместнику Соловецкого монастыря, который болел очень, и он очень ласково спрашивал, как его здоровье, вникал в ход его реабилитации, потом дальше к Владыке Симеону в больницу свт. Алексия, это был его однокашник по академии, и тоже так по-дружески беседовал, спрашивал о его здоровье. Очень беспокоился об о. Александре Киселеве, священнике, с которым он начинал служить еще в Эстонии, был у него алтарником. И часто очень просил сестер помогать кому-то, сам лично позвонив, не передавая через секретаря, ни через кого другого, что меня, конечно, очень удивляло. При всей своей занятости он как-то находил время взять и позвонить. Я думаю, я бы так никогда не сделал, я бы попросил, передали бы там, сказали: вот Патриарх велит и всё. А он звонит сам, спрашивает.
Радиослушательница: У меня сохранилось его последнее интервью, где ему задается вопрос о кризисе, где, он считает, истоки кризиса? И он акцент сделал на том, чтобы мы воцерковлялись, а денежные вопросы отодвинули на задний план. Как он точно обо всем говорил. Он говорил, как ему удавалось быть дипломатом, когда хотели закрыть Пюхтицкое подворье и 36 храмов. Он пригласил зарубежное, немецкое, кажется, издание. Понимаете, как у него работала логика? Он понимал, что только после их репортажа прекратились все попытки закрыть храмы из-за так называемой нерентабельности. А в 2004 году Святейший Патриарх отслужил молебен для нас, православных журналистов, в Успенском соборе Кремля, где вчера он праздничную службу служил, и он просил и убеждал нас отстаивать чистоту православия. Я прошу молиться за его верную помощницу, Татьяну Дмитриевну, ей очень плохо сейчас. Она в 90-м году с ним приехала из Петербурга, тянула невероятный воз, срывами и своим здоровьем она тоже обязана ответственности и тяжести, которую они несли. Она София в крещении, Татьяна Дмитриевна. Она разная бывала, и жесткая, но все равно, это ее заставляло. Она говорила мне: «он, как ребенок, всем верит, возле него плетутся интриги», его сердце было открыто, и он всем верил. Не дай Бог, чтобы сейчас всё в борьбу за власть перешло.
прот.Аркадий Шатов: Спасибо Вам большое за теплые слова. Я хотел еще раз сказать, дорогие друзья, что, конечно, могу рассказывать только какие-то мелкие детали, а оценивать роль Святейшего я не могу – я слишком маленький человек. Но вот о его роли, об отношении к нему священников, архипастырей я, может быть, еще скажу не то, что я сам знаю о нем, а то, что рассказывал как-то владыка Арсений. Владыка Арсений стал викарным епископом, когда Святейший был еще в Санкт-Петербурге. И вот, когда его возвели в сан епископа, его спросили какие-то журналисты: «Ну а что же, Владыка, вы теперь, выходит, заместитель Святейшего?» Тогда уже Святейший был избран Патриархом или был еще митрополитом, я не помню. И владыка Арсений сказал: «Как вы можете сказать «заместитель», как луна может заместить солнце?» По церковному уставу 1918 года Патриарх – первый среди равных. Устав немножко изменен, и это справедливо, потому что Святейший Патриарх был не просто первым среди равных, раз архиереи, которые были собратьями его, так к нему относились. Как же относиться к нему простым священникам или мирянам? Ну конечно же, мы все благоговели перед ним и чувствовали величие. Это был, если перефразировать слова одного великого драматурга, Патриарх в полном смысле этого слова.
Радиослушательница: Я очень скорблю о упокоении нашего Патриарха. Я живу в Долгопрудном, у нас недалеко храм в честь Владимирской иконы Божией Матери, и Вы нашего батюшку настоятеля почившего знали, даже причащали его перед кончиной. И вот я хочу сказать, что Патриарх был очень дружен с нашим батюшкой и часто приезжал в наш храм на Владимирскую Божию Матерь, служил службы, и с нашим батюшкой были очень хорошие добрые отношения. Вот последний раз перед кончиной нашего батюшки он приезжал, и была очень торжественная служба, сам Патриарх служил. И все очень радовались, было состояние необыкновенного подъема, все чувствовали всю силу его службы и стояли в каком-то необыкновенном состоянии.
прот.Аркадий Шатов: Вот сейчас наша радиослушательница говорила о том, как Патриарх любил их батюшку… Все московские батюшки считают и знают, что Патриарх их любил. У него любви хватало на всех, и не только на батюшек – на очень многих людей.
Я хотел сказать про воспитанность Патриарха. Как-то на одном епархиальном собрании он говорил о том, что недопустима какая-нибудь грубость по отношению к людям в храме со стороны свечниц, тех, кто работает за ящиком, и рассказывал такой случай: в одном храме стоял гроб с покойником, вошел человек нецерковный и спросил у свечницы: «А кто там лежит?» А свечница ему ответила: «А кто там может лежать?» Ну, казалось бы, что такого она сказала? Но для Патриарха это был пример вопиющей грубости, такие слова. Для нас, привыкших к грубому общению, и не только такие слова кажутся допустимыми, а для него это было верхом какой-то невежливости, верхом грубости, тем, что может оттолкнуть человека от Церкви.
Нам, дорогие друзья, позвонил Александр Иванович Котелкин, учредитель фонда «Связь поколений», генерал-майор, член попечительского совета Валаамского монастыря. Мы слушаем Вас.
Радиослушатель: Я, конечно, звоню в связи с сегодняшним событием. Ну, что сказать… После смерти моего отца, другого более трагичного события в своей жизни я не чувствую и не знаю, грубо говоря, слезы заливают глаза. Это первое. И второе то, что для меня Патриарх Алексий действительно отец. Знаете, вот начало девяностых, я 15 лет был в партии, работал в военной разведке против нашего главного противника – США, и в 91-м, 92-м годах для нас, всех разведчиков, было сложно понять, а кому служить? Гайдарам, Чубайсам, Черномырдиным и еще кому-то? Я был, вообще, некрещеным человеком, покрестился в 94-м году, и так случилось, что меня взял под опеку наш Патриарх. Это в нем удивительное качество такое, что он всегда особое внимание обращал тем людям, которым было тяжело и которые нуждались в помощи. Потом он как бы отпускал их. И вот его любовь, один только взгляд, просто улыбка – это было что-то необъяснимое. После этого при всех негативных каких-то моментах в жизни ты приобретал всегда особое дыхание. И… очень тяжело говорить…
прот.Аркадий Шатов: Спасибо большое, Александр Иванович. Всем нам нужно просить Бога о помощи, потому что, конечно, без него будет трудно. Мы будем, конечно, молиться о Святейшем Патриархе, и по нашим молитвам, может быть, и он тоже не забудет нас у Престола Божия. Мы надеемся и верим, что он в Царстве Божием.
Мы не знаем обстоятельств его кончины, говорят, что не выдержало сердце, никаких подробностей я лично не знаю, но мы знаем, что накануне он совершил службу в Успенском соборе Кремля, накануне он служил молебен у мощей свт. Тихона, и мы верим, что после этого молебна и после службы на праздник Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии он вошел в горние обители и теперь там пребывает со святителем Тихоном, которому он молился перед смертью. Святейший патриарх жил во время, очень сложное для Церкви, и, конечно, благодаря его талантам, его молитве, его подвигам наша Церковь такова, какую мы сейчас имеем. Он часто очень говорил, что время разбрасывать камни и время камни собирать. И он собирал камни. Он был миссионером, и миссионерствовал этой любовью, с которой обращался к каждому человеку. И он не разделял людей на высоких и низких, на президентов и уборщиц, никем он не пренебрегал, и все вот эту любовь, конечно, чувствовали. И в этой любви им открывалась та Любовь, которой нас любит Бог-Отец, отеческая любовь, Божья любовь через Святейшего Патриарха.
Радиослушательница: Добрый вечер. Говорит прихожанка Николо-Перервинского монастыря. Я хотела сказать, что Святейший не раз бывал и в нашей обители и когда только зарождалась Перерва и был порушен весь этот церковный комплекс, и был обнесен колючей проволокой – там был завод; Святейший приезжал и освящал Никольский храм и потом Иверский храм, и потом когда водружался крест, все этапы возрождения огромного этого комплекса Святейший освящал своим присутствием. И я хотела бы сказать, что вся его жизнь очень многих людей возродила. Сегодня была по телевидению информация, что за время его деятельности было возрождено по всей России около 20 тысяч храмов и монастырей. Вот сколько человеческих судеб было спасено, потому что мы, уже зрелое поколение, обрели себя, стали понимать смысл своей жизни на земле, что только с храмом Божиим можно построить нормальную семью и воспитать нормальных детей. Это было великое служение Патриарха, который, я думаю, спас миллионы человеческих душ.
прот.Аркадий Шатов: Спасибо большое! Действительно, мы прожили это время с Патриархом не то чтобы безбедно, но как-то очень хорошо и радостно, и его любовь, его пример очень многих людей вдохновляли. Он умел сочувствовать и сострадать. И когда с кем-то что-то случалось, он всегда очень молился об этих людях, и когда была трагедия в Беслане, и когда был теракт в Москве, Святейший Патриарх просил меня поехать туда, и мы ночь провели, когда был штурм этого театра, и он спрашивал об этом и молился об этом. Когда был теракт в метро – то же самое, думал об этом, молился. Он был готов на сочувствие и сострадание ко всем людям и посещал Первую Градскую больницу, был в реанимации и просил руководство открыть больничный храм, ходатайствовал о нас. Такой дар сочувствия и сострадания не у всех у нас есть, к сожалению. Это сочувствие было не только в молитве: я помню, как он привез нам из Германии две тысячи долларов, тогда это были очень большие деньги, там собирали люди, он решил отдать их на детский дом. И премию он нам передал на больницу, на детские приюты. Все эти деньги он отдал именно на сирот, на больных, о них он заботился, беспокоился, молился, и все, что предлагали ему в Комиссии по церковному социальному служению, он с радостью благословлял, поддерживал, очень много внимания уделял служению милосердия в своих речах на епархиальных собраниях, потому что у него было милующее сердце.
Радиослушатель: Добрый вечер, батюшка. Это священник Василий вас беспокоит. Я прошу прощения, что не смог приехать, очень хотелось там с вами быть, и думалось, что, может, мы с вами сможем вспомнить и все события, связанные со Святейшим.
прот.Аркадий Шатов: Я помню, дорогой отец Василий, как Святейший Патриарх рукополагал тебя во иереи.
иер.Василий Секачев: Да, это, конечно, очень мне запомнилось.
Святейший Патриарх, который меня рукополагал в священнический сан, запомнился мне какой-то исключительной доброжелательностью. И вот эта детская доброжелательность, необычный такт, воспитанность, эти вот добрые чувства, обращенность к сердцу человека и желание добра мы вообще, надо сказать, очень мало видим в своей жизни, и это очень редкое качество. Мне кажется, оно как раз было присуще представителям русской эмиграции, тем, кто сформировался в каких-то совершенно других условиях, чем мы. И также я здесь вспоминаю протопресвитера Александра Киселева, которому Святейший Патриарх во время своего детства, юности прислуживал в алтаре в Таллине…
прот.Аркадий Шатов: Отец Александр был последний человек, который говорил Святейшему Патриарху «ты».
иер.Василий Секачев: Да, удивительно и то, что, мне кажется, там, в эмиграции, сохранился подлинно русский человек, каким вот на земле и надо быть.
| Патриарх Алексий и митрополит Лавр |
прот.Аркадий Шатов: Удивительно, что именно Святейший Патриарх послужил объединению Церквей, а теперь они с владыкой Лавром объединились, я думаю, в Царстве Божием Небесном.
иер.Василий Секачев:
– Да, и мне хотелось бы, чтобы у людей не было бы такой безысходной печали, очень легко в нее впасть, поэтому вспомнил из жизни Святейшего такой эпизод: дело в том, что когда Святейший Патриарх еще звался Алешей и они жили в Эстонии с родителями, то семейной традицией их, отца и матери, было совершение паломничеств в период летних отпусков. И особо любил он местом паломничества Валаамский монастырь – он тогда находился в Финляндии и потому был сохранен. И вот вся семья Ридигеров каждый год где-то с 37-го года бывала на Валааме. И там будущий Патриарх видел живых старцев, подлинных делателей на монашеской ниве, которые были исполнены любви, дара молитвы, рассуждения. Надо сказать, что у этих поездок была еще и особая причина: родители хотели побеседовать со старцами, чтобы определить свое поведение с Алешей. Дело в том, что у него в сарайчике была своя комната, были пошиты там облачения, и он там совершал церковные службы. И вот эта игра в службу очень беспокоила благочестивых родителей, они не знали, как правильно поступить. Но ответ Валаамских старцев был достаточно неожиданен: познакомившись с Алешей, видя его серьезность, они благословили не препятствовать его тяге к церковной службе, даже в детской форме. И вот почему я заговорил о Валааме: однажды Алексея Ридигера на Валааме поразила такая вещь – он увидел монашеские похороны, и был поражен радости тех, кто участвовал в этих похоронах. Ему было это так вот необычно, как вот нам, наверно, тоже. И тогда архивариус обители отец Иувиан, человек вообще исключительной начитанности, духовности, с которым юноша Алексей как-то особо сблизился и переписывался с ним несколько лет, отец Иувиан объяснил это тогда ему так: «Ты знаешь, когда монах принимает постриг, все плачут с ним о его грехах и неисполненных крещальных обетах, а вот когда он уже достиг тихой обители, все радуются вместе с ним». И мне кажется, что Святейший уже достиг этой обители, он успокоился от земных трудов и радуется с владыкой Лавром и с отцом Александром. И нам, конечно, здесь на земле нужно тоже как-то сорадоваться их встрече и их встрече, прежде всего, с Богом.
прот.Аркадий Шатов:
– Спасибо большое, отец Василий. Я думаю, что конечно, эту скорбь должна смыть какая-то светлая печаль. Не можем радоваться, потому что нам без Патриарха будет очень трудно, нам всем будет его не хватать, потому что он такое большое место занимал в нашей жизни. Его образ живой, вот он стоит перед глазами, и как смириться, что больше его никогда не увидишь, нельзя будет написать. Когда он болел, ему было трудно видеться со многими людьми, мы писали ему письма и получали резолюции иногда не очень краткие, а полные, и через эти резолюции была видна его личность, его улыбка и его доброта сквозила в его словах. И, конечно же, этого нам будет очень не хватать. Но мы должны понимать, что это был 80-летний старец, перенесший инсульт, несколько инфарктов, у которого часто бывали сердечные приступы, так, что приходилось везти его в реанимацию, который последние годы своей жизни, двадцатилетие, всецело посвятил возрождению Церкви, – а раньше, в советское время, хотя не так много приходилось трудиться – нельзя было это делать, – но скорбь была сильнее, чем во времена его патриаршества из-за пленения Церкви, гонения на Церковь.
Когда стало свободно, начались другие скорби, другие трудности в массе работы, ни минуты свободы. Мы вот говорили про людей, которые приходили к Патриарху. Я помню, как-то я был в Кремлевском дворце съездов, там был праздник, посвященный Дню детей. И наверху был прием. И меня, поскольку я занимался детьми, пригласили. Мы сидели за столом, Патриарх сидел за другим с какими-то другими представителями верховной власти. И к нему просто нескончаемая очередь стояла, а он с каждым беседовал, каждому отвечал, каждого утешал. И каждому он уделял частичку своего сердца. Конечно, наверное, это было для него тоже радостно, но было и трудно. Однажды я сподобился, ездил с ним в одну поездку. Когда он ездил по епархии, он брал с собой кого-нибудь из клириков для того, наверно, чтобы они как-то учились работать, трудиться, учились такому подвигу. И вот однажды он взял меня в Екатеринбург. Мы вставали очень рано, приезжали поздно уже, за полночь иногда. Служба, священники храмов, люди… И как-то он так устало сказал: «Трудно. Столько людей, каждый раз нужно что-то говорить…» И он старался все время сказать что-то доброе людям, хорошее. Это постоянное напряжение от общения с людьми тоже было для него непросто. И, конечно же, вот это упокоение его, я думаю, сейчас даст ему отдохновение, которого он не имел в этой жизни, от этих забот, попечения о всех храмах, кипы бумаг. Он очень жаловался о том, что так много бумажной работы. Не жаловался – скорбел. Он приезжал к себе в Переделкино и привозил кучу бумаг, «домашнее задание», как он говорил. И все надо было внимательно прочитать и наложить резолюцию. От этой резолюции зависело очень многое. Конечно, я вот говорил, что он был Патриарх в полном смысле этого слова. Ну знаете, я видел много предстоятелей Церквей, и святые среди них были люди, Патриарх Сербский святой, конечно, Патриарх, другие предстоятели Церквей, но такого Патриарха, как у нас, конечно, нигде нет и, наверное, не будет. Это был удивительный Патриарх. Как величественно он совершал богослужения! Как это было удивительно проникновенно, молитвенно и в то же время по-патриаршьи, не по-монашески, а по-патриаршьи. Как он умел все организовать. И как хорошо было на Литургиях, когда он служил! Он читал тайные молитвы вслух, так, чтобы слышали священники. Священникам не нужно было брать с собой служебников, чтобы следить за службой. И на этих Литургиях было удивительно благодатно! Этот государственный муж, обремененный различными заботами, административными трудами, кипой бумаг, заботой обо всех храмах, попечением об архиереях и многом другом, как он умел от этого отрешиться и молиться Богу? Молитва эта была удивительна, с одной стороны, величественна, с другой стороны, проста, смиренна. И благодатное чувство, которое он сам переживал, передавалось и тем, кто служил с ним вместе, кто с ним вместе был в алтаре. И, конечно же, с этим величием соединялось удивительное смирение Патриарха.
Я вспомню, простите, может, не совсем к месту, как он был у нас в гостях, и я неловко опрокинул бокал вина на его белый клобук так, что залил и рясу и клобук. Я очень испугался, мне так стало страшно, я испортил этот клобук и Патриарха сейчас расстроил этим, ему надо было пойти потом выйти к людям, которые его ожидали. А он совершенно не обратил внимания, будто не заметил. Эта было не только воспитанность, а и сочувствие, сострадание, понимание того, что это не важно, этот не главное. Для него это величие, пышность, которая его окружала, наверное, была не так важна, а было для него важно что-то другое, были важны добрые отношения с людьми, которые и будут в Царствии Небесном. Бывал, конечно, и грозен, бывал и недоволен чем-то, но это был справедливый гнев и нужный нам, который нас воспитывал. И это было не какое-то пренебрежение к людям, недовольство людьми, это была ненависть ко греху, которая была очень сильна в Патриархе. Ненависть к разделениям, которые сеяли в Церкви некоторые люди. А человека это не затрагивало, все это соединялось с любовью и нежной лаской отеческой по отношению ко грешникам. Святейший Патриарх возглавил Церковь в тот период, когда мы вышли из безбожного плена, и нашел в себе силы покаяться в том, что Церковь делала неправильно в тот период, потому что это было время какого-то соглашательства с властями. Я помню его заявление в газете, где он буквально просил прощения за то, что не всегда можно было хранить чистоту веры, приходилось уступать светским властям в чем-то. Того, в чем обвиняли раньше Церковь, сергианства или еще чего-то, в Патриархе не было, и он решения все принимал самостоятельно. И всегда был справедливо недоволен, когда в это вмешивались другие люди, хранил величие патриаршества.
Ну что ж, дорогие братья и сестры, наша передача подходит к концу, простите, что я так неумело говорил о Святейшем Патриархе. Я думаю, что надо нам возгласить ему «Вечную память», хранить память о нем всем, кто знал, видел, слышал его в своих сердцах, потому что скорбь для всей страны нашей, и для верующих, и даже людей, далеких от Церкви. Вечная ему память!
