Еще пять лет назад Андрей Завражнов и представить не мог, что у него появится такая большая семья. Закончил геологический факультет университета, мотался по экспедициям на Севере. Потом вернулся в Москву, открыл свой «скалолазный» бизнес. Но… «В 89-м году мы с женой пришли к вере, покрестились и в 92-м году переехали сюда, поближе к Оптиной пустыни, – рассказывает Андрей. – Я очень люблю Достоевского, когда-то у меня была мечта найти старца Зосиму из «Братьев Карамазовых», и вот теперь я своего духовника нашел. Уже семь лет живу рядом с отцом Илием, он мною руководит».
Приют «Рождественский состоит из двух частей – старшего и младшего, младший – в Казачьем, старший – в соседней деревне. Как это получилось? «Как-то о. Илий говорит: «Надо бы нам приют открыть», – рассказывает Андрей. – Я, конечно, удивился: «Батюшка, я же не знаю что это такое, но как благословите». А сам начал уже думать, как это можно сделать. Я технарь, меня еще в университете научили: поставил задачу и добейся решения. Нам пожертвовали недостроенный коттедж. Стен нет, внутренних перекрытий нет – жить нельзя. Я пошел к батюшке и начал жаловаться, что денег нет. А он мне: «Строй, строй». Я говорю: «Как же? Денег-то нет?» А он: «Да ты строй, строй». И правда, начал строить и деньги стали появляться. Я уже теперь уверен: если дело Божие, то Господь даст денег и все получится.
Но коттедж мы достроили и заселили совсем недавно – там теперь «старший» приют. А тогда знакомые рассказали нам про детский садик в Ново-Казачьем, который как раз собрались закрывать. Отец Илий благословил, и мы взяли в аренду этот детский сад. В Рождество 2000 года мы уже первых двух детей привезли».
И вот я в Ново-Казачьем. Серые дома, между ними широкая ухабистая дорога. Очень медленно продвигалась по разбитой колее, боясь пропустить заветный православный крест на воротах. И вот голубой забор с крестом, детская площадка, длинный кирпичный дом – «младший» приют. Очень тихо. Во дворе никого.
На входе шкафчик с детскими ботиночками. На террасе-чулане горкой мягкие игрушки. Мишки и зайчики ласково смотрят на меня грустными глазами, лежа вповалку на полу. Видимо, это пожертвованные игрушки ожидают очереди на санобработку.
Уютно потрескивала натопленная печка. В большом зале дети ползали по ковру. Неумолкаемый гул голосов. Двадцать малышей разного возраста заняты своими детскими делами. Они бегают, прыгают, что-то рассказывают, спорят, играют или просто сидят и смотрят. Когда я с большим фотоаппаратом вошла в комнату, дети окружили меня и стали наперебой выкрикивать свои имена: «Меня зовут Катя! А меня Лена! А меня Миша! А это Лариска-редиска! А это Вася, он стесняется! А вас как зовут?».
Работники приюта тоже собрались в дверях, чтобы на меня посмотреть. Было неясно, кто из них воспитатель, кто повар, а кто нянечка. Оказалось, что все они готовы и поводить с детьми хоровод, и стирать, и со стола убрать – независимо от должности. «У меня собрались настоящие колхозные тетки, – говорит Андрей (он рассказывает о приюте «по-мужски» жестко.). – О. Илий приезжал к нам, спросил будущих работниц: «Вы «Отче наш» знаете? Ну и хорошо, тогда давайте работайте».
Наши воспитатели хорошие люди, добрые. Дети их зовут мамами. Но того, о чем я мечтаю, пока нет. А мечтаю я о том, чтобы создать что-то вроде семьи. Наши дети по разным причинам остались без матери. Значит, им нужно вместо одной родной матери создать «коллективную маму». А пока я уволил уже четыре смены. Многие деревенские видели «халяву» и начинали воровать. Здесь же колхоз был – люди привыкли воровать! Но сейчас Господь мне потихоньку дает верующих людей. Вот в «старшем» приюте уже практически все верующие работают».
В дошкольном приюте сейчас 20 детей. Все они из неблагополучных, «пьющих и бьющих» семей, у всех живы родители. Самому младшему ребенку полтора года, старшему шесть. В «старшем» приюте дети от семи и пока до двенадцати, и тоже при живых родителях. Многих Андрей вытащил почти с того света, из грязных вонючих квартир, где они подолгу ничего не ели, не дышали свежим воздухом и не слышали ласкового слова.
«Дети к нам попадают через роно, через милицию. Там есть данные о пьющих родителях, и в какой-то момент, когда надежды на нормальное воспитание детей нет никакой, их забирают. Часто родители потом совершенно про них забывают. Хотя бывает, что приходят – навещают. Иногда собирают справки, чтобы забрать малышей назад. И непонятно, как поступить: жалко детей, они привыкают здесь к нормальной жизни. Но как можно мать лишить ребенка, вдруг она действительно исправилась? К одной девочке приходит мама раза два в год. Как вы думаете, нужен ей ребенок?
Был такой случай, когда мама к девочке пришла, а та уцепилась за подол воспитательницы и кричит: «Тетенька, не отдавай меня маме!» Были случаи, когда звонили в редакции местных газет соседи каких-нибудь пропойных алкоголиков и просили спасти детей. География очень обширна: Тамбов, Сергиев Посад, Калужская область. В Козельском районе у нас есть государственные школы-интернаты – четыре штуки. Вы представляете вообще масштаб бедствия? В районе на 30 тысяч населения четыре интерната по 200 детей. Это очень много».
Слушаю рассказ Андрея, и от обычного идиллического представления горожанки о жизни в деревне быстро ничего не остается. «Вокруг нездоровая атмосфера деревни – все пьют. В храм совсем не ходят, прихожане в основном приезжие. Вот пример: четыре года назад я в селе Подборки построил деревянный храм. Красивый такой! В деревне 2000 жителей. Никто не ходит. На Литургии священник служит, я ему помогаю, жена с детьми поет. Ну и одна-две старушки, и то – редкость. Службы регулярно служатся, три года уже. Изменений пока никаких».
Андрей предложил мне съездить и в «старший» приют. Рядом с тем самым «коттеджем» – еще одна стройка. «Вот здесь у нас будут классы, мастерские, вот тут кельи, один этаж для девочек, один для мальчиков, мы все здесь запланировали, даже спортзал. Сейчас мы разрабатываем проект небольшой фермы, где дети смогут на земле трудиться. Там будет и скотный двор, и земляничные грядки. Проблема всех детских учреждений – то, что ребята привыкают ко всему бесплатному. Потом они не могут работать, не умеют трудиться».
В самом приюте тишина. Оказалось, что дети уехали в церковь. «Раз в неделю возим детей на автобусе в храм деревни Прыски или в монастырь Шамордино. Их там любят. В Шамордине малышей часто даже оставляют покушать. Матушки тамошние добрые, любят деток. Даже вроде иногда шумят дети, а они: «Ничего, ничего – это же дети!» И наши воспитатели стоят с ними на службе. Они хоть и не все верующие, но сейчас это входит в круг их обязанностей. Они с детьми еще и молятся каждый день утром и вечером. Краткое правило читают до «Отче наш», а там еще своими словами: за маму, за папу…»
Вдруг с улицы послышался шум мотора, топот ног и детские голоса. Ребята приехали из монастыря. Мы пошли с ними знакомиться. Десять третьеклашек, честно скажу, стОят два раза по двадцать малышей. Увидев меня, дети начали громко вопить, дергать фотоаппарат, тыкать пальцем в объектив и строить рожи, когда я пыталась их фотографировать. На Новый год детям подарили железную дорогу, они дрались и со слезами вырывали паровозик друг у друга. Мне хотелось сфотографировать ребят вместе, но оттащить их от подарка было совершенно невозможно. Тогда мы взяли железную дорогу «с собой в кадр», но и это плохо помогло.
Как повезло совсем маленьким деткам: они, надеюсь, хоть не так ясно помнят свою жизнь до приюта. Старшие ожесточены своим прошлым. Они похожи на озлобленных зверят, которые уже отогрелись в теплых руках, но еще не верят в это. Еще живут по привычным законам стаи, когда надо самим добывать пищу, надо отнимать у слабого.
Андрей позвал Людмилу – воспитателя. Она вместе со своим мужем Павлом уже давно работает в приюте. Живут рядом в деревне. Сразу видно, что люди городские, но от города уставшие. Их дети, чтобы избежать дурного влияния современной школы, занимаются дома и только сдают экзамены – экстерном. Дети Андрея (его семья живет в соседней деревне) учатся так же.
Людмила охотно поведала мне секреты своей работы.
– Да, дети в приюте – уличные. Как их воспитывать? Конечно, и наказывать приходится. Но они обиды не держат, знают, что за дело. Прознали, что если прийти и самому признаться, то не накажем. Так им это понравилось – идут, признаются: сделал то-то и то-то, стащил что-нибудь или побил кого.
– Каким путем можно этих детей приручить?
– Через храм. Только через храм. У них начинает просыпаться совесть. Вот, например, Черепов Сашка пришел с улицы, такие песни пел – ужас! А начали в храм водить, он теперь и сам просится: «Я к Богу хочу, я такой грешный! А могу я дьяконом стать с моими грехами?» Мы ему отвечаем: можешь, Господь все грехи прощает. В храме себя так хорошо ведет, послушный стал. Все через Бога. По воскресеньям мы их причащаем. И по праздникам обязательно.
Для них поездка в храм – это всегда радость, праздник. Это ведь маленькое путешествие. Они приезжают в храм, смотрят на монахов, на прихожан и подражают им. У них сейчас такой возраст «подражательный». Заехали мы как-то после службы в магазин, смотрю, Черепов стоит, руки в карманы, поет что-то – прислушалась, а он «Верую» поет!
* * *
Мне пришлось приехать в приют еще раз. После первой поездки я посмотрела свои фотографии и пришла к выводу, что, пока есть возможность, надо поснимать еще раз. Уже около приюта мне навстречу пролетела машина Андрея, а в ней сидел о. Илий. В приюте воспитатели только развели руками: «Опоздали вы, батюшка Илий подарки деткам раздавал, благословлял. Десять минут назад уехали».
Дети были взбудоражены, ели плитками подаренный шоколад, смеялись, кричали и не поддавались никакой дисциплине! Им подарили шарики, и стоило мне надуть шарик одному мальчику, как все малыши прибежали ко мне с воплями: «Теть, надуй шаик? И мне! И мнеее! АААА!» Надувая бесконечные шарики, я размышляла об этих малышах, об их старших однокашниках, об Андрее.
Потом в Москве слышала отзывы уже опытных работников православных детских домов о том, как все должно быть продумано до мелочей, как тщательно надо готовить воспитателей. Это правильно. Но что делать, если детям срочно нужен хоть какой-то дом? Оптинский православный приют и его воспитатели, пусть и без специального образования, – это выход из безвыходной ситуации.
Помоги, Господи, им, дай терпения и сил!
Екатерина СТЕПАНОВА
Реквизиты для пожертвования – на сайте приюта по ссылке.
