Братство отверженных
Таня Б. ютилась в конюшнях конно-спортивной школы, где убирала за лошадями навоз. Сергей Е. ночевал там же, где днём работал, – в машинах на СТО, в «шиномонтажке». Витя С. целый год жил на автостоянке.
Формально выпускники домов-интернатов стоят на регистрационном учёте и, выйдя из детдомов, должны получать собственное жильё. На практике подопечные фонда «Семьи детям» оказались классическими бомжами: они не имели регистрации в Ангарске и не получали квартир.
Почему сирот не ставят на регистрационный учёт, не может сказать никто.
Выходя за порог ПТУ, ребята становятся невидимками для всех социальных служб – их просто нет ни в каких документах учёта. Прогуляв полагающиеся им «подъёмные», они оказывались на улице.
Их стали приводить в приют фонда со всего Ангарска – социализировать, воспитывать, отмывать. Собирать им пакет документов, ставить на учёт в очередь на жильё. Сегодня те, первые, составляют братство, которое не забывает фонд «Семьи детям» – приходят в гости, помогают во всём.
Ниточка
Иван Пластинин, администратор фонда, – вчерашний отказник. Никогда не получал пенсии, жил без копейки – только недавно вышел закон, по которому дети-отказники получают средства, пенсию по потере кормильца. У него не было ни одной ниточки, по которой можно хоть кого-то найти в этой жизни. Он вышел из техникума на улицу и чудом попал сюда.
– Я полный сирота, осознал это только в 3-м классе – в Иркутске, в интернате. Ждал, что мама найдётся, заберёт домой. А в 5-м классе кто-то из учителей мне сказал: «Не жди, не придёт». И рассказал, что меня нашли в подъезде, завёрнутого в одеяло. Так что я – подкидыш. Эта история есть у меня в документах, документы выдали на руки, люблю их перечитывать.
После детского дома Иван окончил речной техникум в Иркутске, получил специальность «мастер-строитель, 3-й разряд». А идти некуда – дома нет. На сорок тысяч подъёмных всё лето снимал квартиру, а осенью пошёл проторенным путём – снова поступил в техникум. Отчислили за неуспеваемость. И тут навалилась безнадёга.
– На работу не берут, ни военника, ни прописки. Вдруг я деньги украду в кассе, где меня искать? И я целый год пил. Не скрываю этого. Тянул время, для себя жил. Общага есть и ладно. И меня отчислили. Зимой. Я полгода на улице жил, на лавках спал. Холодно? Поверьте, если хорошо коробками укрыться, то тепло. Мылся и вещи стирал у друзей, ел у них же. Весь день ходил, гулял, с друзьями общался, выпивал. Как-то утром батюшка ко мне подошел: «Сынок, тебе помочь? Вижу, тебе негде жить». И дал номер Анны Вячеславовны.
Я пришел за помощью. Некоторые ей говорили: «Не бери его». А мне выдали комнату, такой большой помощи я ни от кого в жизни не видел. И документы все быстро восстановили. Каждый день сюда прихожу, помогаю. Можно сказать, это здесь я работаю, а там, – он показывает рукой за пределы ограды, – там я подрабатываю.
Сейчас Ваня – администратор по хозяйственной деятельности. Следит, чтобы в приюте был порядок: «У меня всё хорошо. Моей мечтой ещё в 5-м классе было помогать таким детям, как я. Мечта сбылась. Я и дальше хочу быть в фонде, полжизни минимум ему посвящу».
Суеверие и сострадание
Миниатюрная, уже не молодая, с короткой стрижкой Анна Вячеславовна Садовская уверенно и даже жёстко ведёт машину по улицам Ангарска. Основательница и бессменная глава фонда «Семьи детям» редко говорит о себе. Вся оперативная память занята заботами о подопечных.
– Месяц назад пришла девушка-бурятка. Обычная ситуация – сирота, приехала в Ангарск в ПТУ учиться, забеременела. Её отправили к нам из женской консультации – негде жить, некуда идти. Что интересно: буряты живут очень дружно, помогают друг другу. Нашлись дальние родственники, приезжают, привозят вещи, продукты. Но к себе забирать не хотят.
– Позвольте, – не соглашаюсь я. – У бурятов не семейная, как у русских, а родовая система взаимоотношений. Они никогда не бросают своих. Я разговаривал с сотрудниками одного иркутского социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних: ни в одном детском доме не найти ребёнка бурятской национальности – это позор для всего рода, и всегда найдётся «седьмая вода на киселе», которая заберёт сироту в дом.
– Да, это так, детей не бросают – легко подтверждает Садовская. – Но у них есть и другие родовые правила и представления. Если в семье живёт разведённая девушка, вроде как потом девушки из этой семьи не смогут выйти замуж…
Девушка прожила в фонде месяц. Сотрудники пытались помирить ее с молодым человеком: обычно в таких случаях конечная цель – воссоединить семью. Но о бывшем бойфренде она отзывалась резко негативно, на примирение так и не пошла. Ей помогли найти съёмную квартиру.
Сегодня в приюте фонда, каменном двухэтажном здании детского сада, живёт 32 человека. Половина – бывшие детдомовцы. Половина – мамочки с детьми.
Умер, упившись моющим средством
Галина на общей кухне варит суп. Вокруг бродит с куклой в руках её 4-летняя дочь. Вторая, трёхмесячная, спит в комнате. Младшая по сути – дитя этого фонда. Галина жила в частном секторе Усолья-Сибирского в ужасающих условиях. Два брата пили, не просыхая, всё, что содержало этиловый спирт, включая технические жидкости. Когда она забеременела второй раз, сотрудники Центра помощи детям отправили её рожать в «человеческие» условия – к Садовской в соседний Ангарск. Галя ехала с твёрдым намерением обратно никогда не возвращаться – на материнский капитал купить любую комнатушку в Ангарске.
– Когда Галя родила, мы к выписке приготовили коляску, ребята шариков навешали, ждем. А она звонит и плачет – мне ребёнка не отдают, — вспоминает Анна Вячеславовна. – Врачи говорят: «Ты должна жить по месту прописки!». А там, по месту прописки, как будто бомбили. Братья уже всё пропили, дом разваливается, а к приезду Гали один, видимо, на радостях от рождения племянника, умер, упившись моющим средством. Куда ей «по месту прописки»!?
Гале всё-таки пришлось на время вернуться к родственникам. Невменяемый брат поднимал на сестру руку. Трезвым соседи его никогда не видели. Тогда Галина позвонила Садовской: «Я не могу больше так жить, я хочу вернуться». Садовская приехала и забрала. Что называется – под личную ответственность.
«Мяса мало в холодильнике»
– У нас есть мамы с детьми, которые пострадали от жестокого обращения. Но чаще попадаются мамы из числа детей-сирот, как Галина. Это не маленькие девочки, а им советуют в роддоме: «Ты пока отдай ребёнка в Дом малютки, тебе ведь некуда идти. Пособие без прописки не оформишь». Уму непостижимо! – комментирует ситуацию юная администратор фонда Ирина. – Сколько их находят Анну Вячеславовну, а сколько – не находят? В таких случаях фонд помогает маме встать на ноги, оформить пособие, получить прописку, решить вопрос с жильём.
– А есть истории из ряда вон? Даже вас поразили жестокостью или несправедливостью?
– У нас каждая история уникальная, по-своему грустная. Но меня поражает отношение государства к мамам с детьми. Приходит к нам мама. По виду – нормальная, хорошо одетая. Рассказывает: у неё забрали детей, она просит помочь вернуть. Из-за чего забрали? Соседи пожаловались на шум, пришла проверка и мяса мало в холодильнике оказалось.
Ира видит наши недоверчивые взгляды и всплёскивает руками: Нет, правда, могут отобрать ребенка, не разбираясь в ситуации. А есть мамы, которым не нужны дети. Бывает, что на маме клеймо негде ставить, а дети с ней. Мне есть, с чем сравнить, я жила в семье с трудной мамой и трудным отцом. Сколько жаловались на моих родителей, никто меня никуда не забрал.
Капкан ювенальной юстиции
Ирина имеет в виду конкретный пример. Женщину зовут Екатерина, чуть позже она садится поговорить с нами на лавочке в тенистой аллее приюта. Екатерина – ангарчанка средних лет, человек рабочей внешности и трудной судьбы.
– Я работаю, евроремонтами занимаюсь. По вечерам уборщицей в магазине. Ребятишек у меня четверо – 13, 12, 8 и 2 года. Муж есть. Квартира есть, все, как у людей. Всё время на работе. Квартира пришла в упадок, давно не было ремонта. А до этого мы уже стояли на учете – я когда-то имела неосторожность злоупотреблять, – она тяжело вздыхает. – Этим июнем дело было. Я готовила дома завтрак. Пришла комиссия, зашли, как к себе домой. Просмотрели, что скудно-бедно, но продукты есть. Я трезвая, дети под присмотром. Они говорят: «Мы сейчас детей изымать будем». Оказалось, соседка нажаловалась, что мы детьми не занимаемся.
Екатерине повезло. Инспектор ПДН, хорошая девушка, позвонила Садовской и попросила приютить, если место есть, до тех пор, пока «не приведут место жительства в надлежащий вид».
– Так мы с детьми сюда попали. А у меня таких денег сейчас нет, я не могу сделать ремонт. Если бы не Анна Вячеславовна, осталась бы без детей. Тут нам действительно помогли – и с одеждой, и с мебелью. Посоветовала место с хорошим и стабильным заработком. Будем потихоньку делать ремонт.
Чтобы исключить такие случаи, необходим чёткий регламент изъятия детей, действительно находящихся в трудной жизненной ситуации. Чтобы в капкан ювенальной юстиции не попадали те, у кого в холодильнике просто мало мяса.
«Мы не добренькие»
Рабочий кабинет Анны Вячеславовны всегда открыт: здесь также сидят администраторы, приходят те, кому больше некуда идти, тут решается, чем им можно помочь и что они сами будут делать дальше. Здесь постоянно находятся и сами «постояльцы» – пьют чай, решают оперативные задачи.
– Витя, сгоняй в магазин за печеньем, – командует Садовская мрачному немногословному парню, входя в кабинет. – Возьми у меня в сумке карту, пин-код, – и она несколько раз повторяет четыре цифры. Витя молча роется в сумке и уходит.
После изумлённой паузы следует мой логичный вопрос:
– Вы не боитесь, что он потратит деньги?
– Абсолютно! Витя – нет! – твёрдо отвечает Садовская, – Я его веду уже 6 лет, он мне как сын. Они это доверие заслужили. Тем, кто приходит в первый раз, карту не даю, я не такая дура. Здесь микроклимат доверия и понимания, несмотря ни на что. Я избавляюсь от волонтеров со слишком жёсткими требованиями, тех, кто начинает «затягивать гайки». Они не понимают нашу позицию. Мы не добренькие. Иногда наши мальчики даже ждут наказания, а я ничего не делаю. Для них это ужас, они ценят свою репутацию в этом сиротском сообществе. Я говорю: «Вас объединила одна беда – у вас нет крыши. Если вы будете друг друга обманывать, зачем мне такой нехороший муравейник? Я закрою».
– В какой момент наступает такое доверие?
– Когда сирота часть груза берет на себя, освобождая от него меня. За что-то отвечает – серьезно, системно, эффективно. У Вити две погашенных судимости. Недавно получил квартиру, вроде уже своя жизнь. А он приходит и помогает все годы. Сироты по большей части благодарные, не забывают добро. Я им и ключи от машины даю, тем, у кого права есть. За десять лет ни разу не угнали. Ну был несколько лет назад случай – решили покататься. Проехали вокруг квартала и на место поставили. У нас в кабинете – верхняя одежда, сумки с кошельками и телефонами, а мы двери никогда не запираем. За десять лет ни разу ничего не пропало.
– Вы с ними не сюсюкаете?
– Нет. Я их пытаюсь вывести на такой уровень, чтобы им было интересно мыслить, анализировать, чтобы мозги включались. Они приходят с убеждением: «Я никому не нужен, найденыш». Я говорю: «Жизнь устроена, как моя машина. Руль и 4 колеса. Одно колесо – Саша Денисовский, другое – Ваня Пластинин… И каждый из нас в жизни винтик. Чтобы машина двигалась, нужно каждому выполнять свою функцию. Твоя задача в этом возрасте определить – для чего ты в этом автомобиле. А если винтик сломался? Фонд – это автомастерская. Если винтик не налаживается, мы его выкинем и новый поставим. И любой человек так сделает. Ищи свою нишу, для чего ты в этом мире». Они это быстро понимают и включаются. А про эти высокие материи, кто что должен или обязан – пропускают мимо ушей.
Трудовой десант
– Сироты у вас легко адаптируются?
– Первые три дня спят сутками, даже в туалет не ходят. После того, как в подъездах ночевали. А мы пока через Следственный комитет проверяем, не в розыске ли человек. Бывало, от нас и под белы руки уводили, но ничего, стёкол пока никто не бил. Принцип фонда: я никогда не расспрашиваю, кто в какой тюрьме сидел. Да, судимостей много. «Условники» и сейчас живут. Проспятся – пишут заявление на приём, мы сканируем все их документы. Если чего-то не хватает – восстанавливаем. Потом составляем личный план – чего хочет, что может и сроки выполнения. Обычно интересуемся, откуда узнал про нас. В последнее время участились случаи, когда их посылают из ПДН, центра помощи детям, женская консультация отправляет молодых мамочек, которым некуда идти. Но большинство идут по сарафанному радио. Даже из других районов едут.
– На каких условиях они у вас живут?
– Комнаты никто просто так не дает. Они участвуют во всех акциях трудового десанта. У нас мамы с маленькими ляльками убирают улицы. Каждый понимает – если ты лежишь на диване, никто для тебя ничего не будет делать, – прилежно докладывает администратор Ирина. – Участвуют сами по своему желанию. Если ты не готов что-то делать для себя сам, то мы тебе ничем не поможем. Кормежку мы им не обеспечиваем, обеспечиваем работу. Они помогают старушкам в частном секторе. После выходных приедут с овощами и рублей по 500 заработают. Витя на выходные отправится к бабушке Нине Федоровне в Якимовку. А вечером «гуманитарку» в деревню повезет (часть пожертвованных фонду вещей регулярно развозят по ближайшим нищим деревням).
– Мы ничего по большей части не организуем. Всё делают они сами. Все сценарии, все затеи. Мы их вдохновляем и помогаем реализовать, – подтверждает Садовская. – А в характеристике у многих написано, что его надо в тюрьму заслать, в смирительную рубашку и на люди не выпускать. За жестокое обращение, за то, что кидал мебель из окна, за то, что врет, пьет, ворует – это обычная характеристика наших подопечных из детского дома или ПТУ. Я новеньким говорю: «Сейчас у тебя начинается новая точка отсчета. Какой ты? Каким ты хочешь быть через год?». А у них желаний нет, фантазии нет. «Ну вот, что дадут». А кто тебе даст-то? Вытягиваю клещами. Начинают соображать: «Да мне бы помыться да переночевать для начала». Месяц прожил, подводим итог. Бабе Фросе помогал. Маме одинокой ходил обои клеить. Посмотри, какой ты молодец. Он уже горд собой. Настроение хорошее.
Вопрос к небесной канцелярии
– Власти вам помогают?
– Местная власть активно включилась в нашу работу: назначали куратора в каждом направлении. Сделали соглашение о сотрудничестве с мэром. В каждом подразделении по профилактике сиротства – куратор. Мы его называем наставником, отправляем к ним сирот с различными проблемами. Чтобы сирота или мама добились результата и вышли как можно быстрее из трудной жизненной ситуации.
– Анна Вячеславовна, вы верующий человек?
– Да. И Бог мне помогает — посылает хороших людей в помощь, соратников. И фонд – это наше общее дело, не только моё.
– А зачем вам это всё-таки нужно?
– Это не у меня, у небесной канцелярии надо спросить. Меня привели сюда. Я занималась другими вещами и вполне успешно. По специальности инженер-геофизик, окончила Иркутский политех и зачем-то 3 года московского иняза. А потом мне дали понять: в этом твое предназначение. Я вижу, что наша работа не бессмысленна, потому что мы доводим до результата. Мамочек с детьми сколько тут проходило? Дети матерятся, мамы ругаются. Отсюда уходят спокойные мамы и говорят: «До фонда я не знала, какие мои дети. А тут они открылись, улыбаются, с ребятами общаются». А сироты – очень благодарные, никогда нас не забывают и помогают, чем могут.
Значит, мы всё делаем правильно.
Фото: Алена Корк
