Помочь порталу
Православный портал о благотворительности

Должен ли журналист плакать с плачущими

Эмпатия как этическая категория социальной журналистики. Опрос и случаи из практики

Изображение с сайта theodysseyonline.com

Эмпатия – буквально «вчувствование». (греч. «эн» – «в» + греч. «пафос» – «страсть», «страдание», «чувство»). Этот термин впервые применил психолог Эдвард Титченер. Эмпатия – это умение ощущать эмоциональное состояние другого человека, отделяя его от своих чувств. Но что же это слово значит для нас?

На своей странице в Facebook я провела мини-опрос об эмпатии. Было получено более 60 комментариев от самых разных людей, в том числе и специалистов – психологов, журналистов, медиков, благотворителей.

Некоторые ответы оказались неожиданными. Например, руководитель пациентской организации «Нефро-Лига» Людмила Кондрашова написала, что относится к эмпатии отрицательно и считает ее вредным качеством. Для нее это «головная и сердечная боль, волнение за совершенно незнакомых людей, которые обратились за помощью. Ощущение беспомощности, если не смог помочь. Измотанность, усталость, выгорание, потеря остатков здоровья».

В следующем комментарии психолог Софья Шокотько написала: «Эмпатия не означает слияния. Она нужна. Правда, иногда с помощью эмпатии совершаются самые коварные манипуляции, например, вербовка и т.п. С эмпатией путают сопереживание, и более сильное переживание чувств другого, чем своих».

Эмпатия как инструмент

Фото с сайта wsj.com

С практической точки зрения эмпатию отчасти можно определить как «точность понимания».

Психолог Карл Роджерс, один из пропагандистов эмпатии, говорит о том, что, что она – одно из обязательных условий психотерапии. Ведь если не чувствуешь состояния человека, не можешь ему помочь. Крайний случай неэмпатичности мы описываем как «замороженность» — когда человек не реагирует и не транслирует невербальные сигналы, связанные с чувствами. У него не меняется ни мимика, ни выражение глаз. Эмпатичный человек очень точно отвечает нам, хорошо может утешить, поддержать.

Некоторые психологи, например Федор Василюк, считают понимание важной частью помощи. Ведь не зря в медицине есть термин «эмпатическое слушание». Эмпатия – профессиональный навык психотерапевта, ему специально обучают, в том числе на супервизиях, где психологов учат отличать свое от того, что он почувствовал у клиента.

Именно эмпатия как понимание особенно важна для журналиста. Она помогает точно описать ситуацию и найти ту грань, за которую заходить не стоит. Например, в просьбах о помощи важно вызвать у читателя сочувствие и даже жалость. Это помогает собрать средства. Но не стоит забывать, что читать ваш текст будут, например, знакомые человека — одноклассники ребенка, соседи или коллеги взрослого. Поэтому личные подробности и сильные детали должны быть строго дозированы.

Каждый раз, когда вы делаете публичным какой-то факт из биографии человека или подробности его лечения, вы должны ответить себе на три вопроса:

  • какова роль этой информации в вашем тексте?
  • какие проблемы эта информация может принести героям вашей публикации, их лечащим врачам и т. д?
  • хотели бы вы, чтобы так — в таком тоне, с такими подробностями — писали о вас и ваших близких?

Разговор об эмпатии – это еще и разговор о границах. В России, если хотят похвалить профессионала за теплое отношение к клиенту, часто говорят: «относится как к родному». Мы склонны не замечать границ. Но это не значит, что их не существует.

Учитель любит детей и хорошо их учит, но они не становятся его детьми. Журналист подолгу общается с героями своих текстов. Ему рассказывают очень личные вещи, он приходит к героям в дом, говорит с членами их семей. Но они не становятся членами семьи журналиста. Это – очень важный момент.

Для журналиста эмпатия – рабочий инструмент. Но иногда он оказывается вовлечен в историю сильнее, чем предполагают профессиональные обязанности. Давайте рассмотрим несколько случаев.

Случай 1. Докричаться до президента

Рисунок Дмитрия Петрова

12-летней Вике Ивановой из Иркутска требовалась пересадка сердца. В России такие операции не делают. Детского донорства у нас все еще нет, а взрослое сердце не годится для ребенка. Журналист Алена Корк писала об этой девочке. Она очень переживала за нее и решилась попросить помощи для своей героини у президента. Случай представился когда Алена поехала от Иркутска на медиафорум в Санкт-Петербург.

«Когда встреча закончилась, к выходу из зала президент шел мимо меня я прокричала: «Ребенку из Иркутска нужна помощь, он умирает!» Путин остановился, выслушал меня и взял бумагу с телефоном мамы Вики», – рассказывает Алена.

Через несколько часов после обращения маме Вики Ивановой позвонили из администрации президента. Стало известно, что Минздрав готов заключить контракт с индийским госпиталем. Вике сделали пересадку. Теперь в ее груди бьется индийское сердце.

Чем больше боли, тем труднее поделиться

Изображение с сайта educationworld.com

Социальному журналисту слишком часто приходится сталкиваться с чужими переживаниями, сильными эмоциями. И на них нужно как-то реагировать.

К сожалению, мы не всегда проявляем эмпатию там, где от нас ее ждут — иногда сложно найти адекватный ответ.

Вспоминается один случай. Молодая женщина, врач, позвонила своей маме и рассказала, что впервые столкнулась со смертью: у нее на вызове умер тяжелобольной пациент. Мама выслушала ее рассказ и ответила: «Да? А мне сегодня тетя Зина подарила носки. Помнишь, мы говорили…»

Обсуждая этот случай на встрече с психологом, врач говорила: «Я, конечно, не ожидала, что мама сможет полностью разделить мои чувства. Но такого точно не ждала».

Отсутствие эмпатии больно ранит там, где ее ждут.

Это еще и история о том, что человеку, работающему «на переднем крае» человеческих несчастий, необходима супервизия. Будьте готовы к тому, что чем больше вы будете работать с болью и горем, тем меньше будет тех, с кем можно поделиться. Тем, кто работает в благотворительности, даже психолога придется искать, выбирая того, кого не травмируют рассказы о человеческом горе.

Можно ли научиться эмпатии?

Изображение с сайта impakter.com

Среди моих респондентов оказались люди из других стран, которые учат эмпатии детей.

По их словам, в обучении детей эмпатии главное – мотивация. «Зачем мне становиться на позицию человека и пытаться представить себе, как он чувствует, если у меня есть я?» – говорят дети, но, в конце концов, и они понимают, что эмпатия важна.

Что делать человеку, у которого не развита эмпатия? Вот что говорит психолог Матвей Берхин: «В идеале человек учится этому естественно: через ответ взрослых на его чувства, через называние взрослыми своих чувств и т.д. Во взрослом возрасте эмпатия нарабатывается как навык».

Чтобы научиться эмпатии, психолог советует:

  • анализировать собственные чувства (можно вести «дневник чувств»),
  • фокусироваться на чувствах других людей, пытаться их понять, говорить о них.

В обычной жизни «вчувствование» очень полезно, оно помогает понять человека и найти к нему подход, поддержать. Но, к сожалению, в России многие люди привыкли обесценивать чувства других (не плачь, все будет хорошо, да плюнь ты на это и т.п.) или «вываливать» в ответ свое (это еще что, а вот у меня…).

Для представителя помогающей профессии проблема заключается в том, чтобы правильно «выставить» себе уровень эмпатии. Поставишь на минимум — люди будут считать себя черствым, на максимум – трудно поддерживать, может ничего не остаться для близких и самого себя. Нужен баланс.

Случай 2. Сочувствие, которое было понято не так

Рисунок Дмитрия Петрова

Инна (имена героев изменены) занималась бизнесом, но ей случалось помогать людям. Она прочитала на форуме просьбу священника разместить девочку, которая едет в столицу на химиотерапию. У Инны была свободная комната, и она решила приютить Аню. Потом была Настя с пересаженной печенью. После Насти – Катя.

С Константином Инна познакомилась в интернете. Он жил на Сахалине. После аварии мужчина был парализован и нуждался в операции. Константин собирался в Москву, говорил, что есть спонсор, который оплатит лечение. Но заниматься оргвопросами было некому… Инна прикинула свои возможности и поняла, что может поучаствовать. Она нашла больницу, готовую сделать операцию. Но бизнесмен, обещавший оплатить счет, передумал.

Инна опубликовала историю Константина в сети. Нашелся фонд, который пообещал взять на себя расходы. Инна полетела на Сахалин за Константином. Председатель фонда заявил: «Мы все оплачиваем», Инна поверила и сама внесла аванс в клинику. На сайте фонда появилась новость: «В рамках благотворительной программы нашего фонда в Москву было доставлен Константин Г. Сейчас он проходит предоперационный курс в больнице».

Пребывание в больнице было платным. Аванс быстро кончился. Операция так и не была сделана, а состояние Константина ухудшалось: должного ухода за ним не было. Фонд деньги так и не выделил.

Инна приняла решение взять Константина к себе. Денег на сиделку не было, ухаживать за больным пришлось ей самой. Она оформила Константину временную регистрацию в Москве, чтобы он мог получать хоть какую-то бесплатную помощь. На операцию собирали через интернет. Через несколько месяцев Константина прооперировали.

И тут выяснилось, что Инна и Константин по-разному видят ситуацию. В больнице Константин всем рассказывал, что выгодно женился на обеспеченной москвичке. Но Инна считала по-другому. Она не хотела забирать подопечного из больницы к себе. Но возвращаться ему было некуда. Из больницы Константина забрали в реабилитационный центр в Подмосковье, договорилась об этом Инна.

Она начала переговоры с администрацией Сахалина, чтобы Константину выделили место в доме инвалидов. А он объявил всем, что Инна выселила из его собственной квартиры в Москве. Инне пришлось написать заявление в милицию, чтобы объяснить ситуацию. Она говорила, что эта история стала для нее серьезным и неожиданным опытом, но без ее участия Константин, скорее всего, умер бы.

Что полезнее для дела

Изображение с сайта skyword.com

Вопрос, который беспокоит социальных журналистов, – насколько нужно погружаться в проблему? Можно ли написать хорошую статью на социальную тему, если ты отстранен? Нужно ли плакать с плачущими? Вот как ответили на этот вопрос участники моего опроса:

Анастасия Лотарева, корреспондент проекта «Такие дела»: «Когда пишу материал и общаюсь с героями, я, разумеется, испытываю эмоции. Но я стараюсь откладывать их в долгий ящик. Никому не нужны мои эмоции. Всем нужна история, по возможности рассказанная честно. Я рада, что не занимаюсь манипуляциями в духе: «я посмотрела на него и заплакала»».

Юлия Данилова, главный редактор портала «Милосердие.ru»: «Мне кажется, эмпатия нужна, чтобы глубоко понять человека и его ситуацию. Чем лучше поймешь, тем лучше будет результат (текст). Но, на мой взгляд, эмпатия и сентиментальность («легкие слезы») – разное. Сентиментальности надо остерегаться. Потому что у журналиста поток людей, к которым надо проявить эмпатию, велик, значительно больше, чем в обычной жизни вмещает человек».

А вот, что ответила на вопрос о том, нужно ли плакать с плачущими директор благотворительного фонда «Кислород» Майя Сонина: «Всплакнуть, но не реветь. Но при этом желательно держать дистанцию, чтобы как можно дольше продержаться без инфаркта, рака, и не попасть в дурдом. И иметь под рукой возможности для реабилитации: например, близких людей, с которыми можно обняться».

Наталья Волкова, журналист: «Я влюбляюсь в своих героев – и многих из них продолжаю любить после публикации текста. Мы можем не дружить и даже не общаться – но они со мной остаются. Сначала я думала, что очарование героями мешает мне. Сейчас уверена – помогает. Нельзя писать о человеке как о табуретке. Раньше мне было сложно задавать острые вопросы, боялась людей может ранить. Сейчас извиняюсь, объясняю, зачем мне это надо – и спрашиваю. Опыт показывает, что люди даже хотят, чтобы их спросили о чем-то неудобном. И никто не обижается».

Случай 3. Куба далеко

Рисунок Дмитрия Петрова

В начале августа 2017 года журналист Наталья Волкова на редакционной планерке портала «Милосердие.ru» узнала, что в Шереметьево уже четыре месяца живет кубинская семья с грудным ребенком.

Приехав в аэропорт, Наталья пообщалась с кубинцем по имени Аной и его женой Дженниффер. Они рассказали, что были челноками, покупали в Москве на рынке «Садовод» дешевые товары, чтобы продать на Кубе. Но случилась беда – при стирке из кармана джинсов забыли выложить паспорт. А восстановить его из России – не получалось. Тут выяснилось, что Дженниффер беременна. Вскоре кубинцев стало трое. Жилья и денег у них не было. Посольство Кубы посоветовало им пойти жить в аэропорт.

Наталья не смогла «просто написать» об этой ситуации. Она забрала кубинцев из аэропорта, поселила их в своем съемном жилье, а сама жила по большей части у друзей.

После публикации на портале и в соцсетях к решению проблем кубинцев подключились несколько правозащитных организаций. О ситуации писали другие СМИ, сюжеты показывали по ТВ. Все свое свободное время Наталья тратила на кубинцев. Ездила по инстанциям, стояла в очередях, брала справки. Раза четыре пришлось ездить в Химки, в роддом, где родился ребенок кубинской пары.

Кроме кубинской семьи Наталью сопровождала переводчица-волонтер. Чтобы кормить кубинцев и покупать подгузники малышке, пришлось собирать средства через интернет. Нужно было регулярно писать об истории в соцсетях, публиковать отчеты. К помощи подключилось множество людей. Когда проблемы с документами были решены, один из благотворителей купил билеты. Последние дни были очень нервными. Улетят ли кубинцы на родину, было непонятно до последней минуты. Сейчас кубинская семья дома, среди родных.

Через полгода после этой истории Наталья получила сообщение: «В аэропорту Домодедово живет семья из Зимбабве».

4 месяца семья кубинцев с новорожденной девочкой жила в аэропорту Шереметьево

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?