Евгений Кузин: «Банкиры дождутся нашей смерти, но на переговоры не пойдут»
Мы – обычная среднестатистическая семья. Муж, жена, двое детей. Продали небольшую двушку в Подмосковье, мечтали о квартире побольше в Москве. Пришлось взять ипотеку.
Банки, конечно, сами подталкивали тогда, 10 лет назад, к валютным кредитам.
У меня было, скорее, настороженное отношение к долларам. Как-то кризис 1998 года был еще свеж в памяти. Но менеджеры уверенно и настойчиво продвигали именно к этому решению: «Да вы что! Рубль постоянно крепнет! Курс доллара падает! Да у нас самих у всех валютные кредиты. Нам руководство рекомендовало. Стали бы мы рисковать! Так что смело берите. А если что – переведетесь в рубли. В любой момент через полгода после заключения. Договор не запрещает».
Решающим фактором стало то, что при рублевом кредите мой ежемесячный платеж превышал бы 50% нашего семейного дохода, из-за чего рублевый кредит не одобрили. А в долларах процент был чуть ниже, поэтому и платеж оказывался на 2-3 тысячи рублей меньше. Выбор был не «рубли или доллары», а «брать ипотеку или нет».
Хорошо. Оформили валютный кредит. Конечно, никаких долларов я не получил – банк выдал рубли. Доллары фигурировали только в кредитном договоре, поэтому по документам я должен был банку много долларов. Это было в начале 2008 года. Доллар стоил 23 рубля.
В октябре-ноябре в стране начался кризис. Но страха пока не было – ведь разумные колебания доллара до 30-35 процентов я не исключал, делал расчеты до того, как взять валютную ипотеку.
Весной 2009 года я попал под сокращение. Первым делом написал письмо в банк о том, что потерял работу, не отказываюсь платить, но временно нахожусь в затруднительном положении.
Я не отказывался платить – у меня был запас на двухмесячный платеж. Но по договору я обязан был предупредить банк обо всех изменениях в моей жизни.
Получил ответ, смысл которого можно уместить в одной фразе: «По договору вы обязаны платить – ваши затруднения банк не интересуют».
Честно, я не ожидал такого бескомпромиссного ответа. К счастью, несмотря на разгар кризиса, работа нашлась быстро, и я не задержал ни одного платежа.
А рубль тем временем продолжал падать, и я решил переводиться в рубли. Но оказалось, что обещание менеджера «легко перейдете на рублевый кредит» реализовать невозможно – в банке не было подобной программы.
Мне предложили взять новый кредит со всеми справками-проверками-одобрениями-оценками-страховками и т.д. Таким образом, конвертация валютной ипотеки в рубли требовала больших дополнительных расходов – в общей сложности 3000-3500 долларов. Таких денег не было, от этой идеи я отказался.
Платежи росли. Но с голоду пока никто в семье не умирал. Работал на двух работах.
Наконец, летом 2014-го мой ежемесячный платеж перевалил за 80 тысяч рублей, а доход был 90 тысяч рублей. Я снова отправился в банк. Этот разговор сильно отличался от того, который состоялся при заключении договора. Никто уже не предлагал чай-кофе, да и вообще, моему визиту были не рады.
Я совершенно искренне верил в то, что банк готов к диалогу со мной и другими ипотечниками. Ведь нас много, думал я, все мы оказались в похожей ситуации. Какой смысл нас прогонять?
Мне казалось, что банк тоже заинтересован вернуть свои деньги, следовательно, готов вместе со мной найти выход. Как я был наивен!
И я просил не назначать мне штрафы и пени, а позволить платить посильную сумму (60 тысяч рублей), пока ситуация не стабилизируется. Девушка вежливо ответила, что такой вариант «не предусматривается российским законодательством».
Это я потом понял, что эта удобная фраза заготовлена у менеджеров для любой непредвиденной ситуации. Мол, мы бы рады, но куда ж мы против законодательства…
И основную часть разговора она потратила на то, чтобы объяснить мне, как взять новый, рублевый, кредит. Без всяких там преференций. Под 15% годовых! При том, что в рекламном буклете предлагалась ставка 12%. Мой ежемесячный платеж в таком случае становился еще больше и оказывался больше, чем семейный доход.
Про норму, что платеж не должен превышать 50% семейного дохода, из-за которой мне не смогли дать рублевую ипотеку, банк уже не вспоминал. Девушка меня будто не слышала…
Следующий, 2015-й, год я потратил на поиски дополнительной работы, брался за любую, по профессии и нет. Днем я был главным редактором, ночью таксовал. Сначала стеснялся.
Делал вид, что просто по пути подвожу. Цен не назначал: «Сколько дадите». Потом научился определять и места подходящие, и время. Иногда удавалось неплохо заработать, иногда – едва окупить бензин.
Доллар в то время рос уже так быстро, что заработать на платеж не удавалось. В надежде договориться с банком я брал новые кредиты, занимал у знакомых, чтобы не потерять жилье – ипотечная квартира была единственной.
Голодать – не голодали. Но ремень затянуть пришлось. Поход в кино или в «Макдональдс» стал редким праздником. Про летний отдых даже не думали, чтобы не расстраиваться. Сын иногда спрашивал: «Пап, мы сегодня бедные или можно взять 100 рублей на шоколадку?»
К концу 2015 года доллар стал уверенно подвигаться к отметке 70 рублей. Я по 5-7 раз в день смотрел котировки, слушал только радио «Бизнес FM», ни о чем другом думать не мог, напряжение росло.
К этому моменту я уже поменял работу на более доходную. Но и новой зарплаты мне не хватало. На декабрьский платеж по ипотеке занимать было уже не у кого – дополнительный долг приближался к 2 миллионам.
И тут мое сознание повернулось в другую сторону. От отчаяния, вероятно. «Ну, займу я еще денег… А дальше что? Сколько можно еще себя истязать?! Я не смогу зарабатывать в два-три раза больше, не смогу открыть свой бизнес, который завтра же начнет приносить доход. Продолжая из кожи вон лезть, чтобы платить ипотеку, я продлеваю агонию. Раз доллар стоит 75 рублей, значит, он может вырасти и до 150-ти».
В те новогодние праздники я понял, что квартиру я потерял. И я как-то внутренне смирился с поражением: налево пойдешь – избу потеряешь, направо пойдешь – избу потеряешь, а третьей дороги я тогда и не видел.
Я сделал январский платеж (наступил 2016-й год, рубль максимально ослаб, доллар подобрался к планке в 80 рублей), в феврале мне платить уже было нечем. Занимать я не стал. Написал очередное письмо в банк с предложением «досудебного урегулирования вопроса». Но теперь я уже не сомневался – мне снова ничего не предложат.
Что дальше делать, я понятия не имел. Набирал в поиске «что делать с валютной ипотекой». Мне вываливались названия разных юридических компаний, ничего больше. Неожиданно увидел в новостях о том, что участники Всероссийского движения валютных заемщиков приковали себя наручниками к перилам, причем, в моем банке «Дельтакредит». Самое главное, что я запомнил из сюжета – существует некое объединение валютных заемщиков. И мне туда надо. Терять-то все равно нечего.
Их группу я нашел «ВКонтакте». Группа оказалась закрытая. В группе такие же, как и я, пострадавшие от обвала рубля заемщики, делились своим опытом и обсуждали возможные совместные действия, которые помогут решить общую проблему.
В то время (февраль 2016-го) каждую пятницу валютные ипотечники собирались у офиса банка «Дельтакредит». Человек 200. Люди хотели поговорить с представителями банка, о чем сообщали руководству накануне в письмах.
Но из банка никто не выходил, правда, и нас не разгоняли. В следующую пятницу мы приходили снова. Позиция группы была простая: «Ситуация непредвиденная, кризисная, одинаково сложная для всех. Давайте разделим риски. Справедливо было бы разделить бремя платежа на три части: 33% берет на себя государство, 33% – банк и 33% – сам заемщик».
Никто из заемщиков не отказывается платить, просто не в состоянии платить столько, сколько получилось после резкого обвала рубля Центробанком.
К примеру, мой платеж вырос в 3,5 раза!
Два года заемщики пробовали разные способы вывести банк на переговоры. Руководство банка пряталось от своих клиентов. Результат – в октябре две заемщицы «Дельтакредит» спонтанно начали в офисе банка голодовку отчаяния. Они так же, как я и тысячи других валютных ипотечников, хотели одного – чтобы руководство банка начало диалог.
Продержались Татьяны (так их звали) неделю, естественно, сильно ослабли. Когда женщин увезли на скорой, я с еще одним пострадавшим от валютной ипотеки решил подхватить «знамя» и продолжить голодовку отчаяния.
Их акция привлекла к проблеме внимание. На нашей стороне оказались и депутаты Госдумы. Благо, офис банка расположен по соседству с общественной приемной нижней палаты парламента. Соседняя дверь.
Сначала заемщиков выслушал Василий Власов, депутат от ЛДПР, тут же пошел в офис банка, потребовал соединить его с руководством: «Вы в курсе, что у вас люди голодают, неделю ждут встречи с вами?!» Ему удалось добиться встречи активистов движения и представителей руководства банка. Было обещано, что с завтрашнего дня начнутся встречи с заемщиками и обсуждение новых условий платежей.
Поэтому перед голодовкой у меня была надежда, что за пару дней будут назначены встречи и мы вернемся в семьи. Надежду опять убил банк, который снова играл в молчанку. Ситуация никак не развивалась.
На голодовке больше всего я боялся ночи. Вечером банк закрывался, и голодающие с группой поддержки (помощники в таком деле жизненно необходимы – или врача вызвать, или провокацию остановить, или заснять нашу «ликвидацию») спускались в кафе делового центра, до утра.
Важно было все время находиться под камерами, чтобы никто не мог придраться к чистоте голодовки. Смогу ли я голодать в кафе, где много соблазнов? Но, оказалось, это совсем несложно. Есть практически не хотелось. Хотелось спать.
А спать тоже было нельзя. Стоило задремать, тут же возмущались администраторы кафе – дескать, мы распугиваем клиентов.
Каждое утро мы возвращались в банк, передавали наше письмо руководству, фиксировали и ждали ответа. Безрезультатно. В четверг (четвертый день моей голодовки) жанр слегка изменился. Охрана вызвала полицию. На пороге появился наряд: «Мешаете работать!»
«Мы – клиенты банка, пришли в свой банк, написали письмо и не уйдем, пока не получим ответ».
«Вот вы сидите вдвоем на диване – это уже не одиночный пикет. Одиночный пикет – это если вы в одиночку сидите. А не одиночный пикет нужно было согласовывать. Будем оформлять вас за нарушение!»
И дальше в том же духе.
Позже приехал начальник отделения полиции и … отчитал начальника охраны банка за ложный вызов: «Не вижу признаков нарушения порядка». А нам сказал: «Не нарывайтесь и не поддавайтесь на провокации».
Приходил лидер фракции «Единая Россия» Владимир Васильев. Сочувствовал, расспрашивал, пообещал создать рабочую группу. «Иди домой, к детям. Побереги себя. – сказал моему напарнику. – Мы все решим».
Своих помощников и письмо прислал Владимир Жириновский. Они-то и уговорили нас прекратить голодовку, пообещали «взять на контроль» ситуацию. Мы согласились. Моя личная голодовка продолжалась пять дней. Наша общая – двенадцать дней. Эти дни дали нам всем понять – банкиры дождутся нашей смерти, но на переговоры не пойдут.
Вместо общих переговоров банк провел несколько личных встреч. Одна из тех женщин, которые голодали, перевела в результате кредит в рублевый. Со мной никто из банка до сих пор не встретился.
Ирония, или даже сарказм, ситуации в том, что у меня появился персональный менеджер в банке. Пока я платил, то был никому не интересен. А как только перестал носить в банк деньги и кормить сотрудников, стал неудобным клиентом – у меня появился персональный менеджер.
Ее задачи – почти коллекторские. Она регулярно звонит, пугает, давит. «Вы понимаете, что живете в чужой квартире?! Вы проиграете все суды – лучше соглашайтесь переписать на банк квартиру! Вам в ней все равно не жить…»
Каждый наш разговор длится минимум по полчаса. Мы украли друг у друга по 30 часов жизни! И ни одной попытки договориться, найти компромисс!
Завтра будет суд, очередной. И я, наверное, проиграю его. Это наша единственная квартира. Другой нет. Восемь лет я исправно платил за нее банку.
Я взял в кредит 4 млн 500 тысяч рублей, за восемь лет заплатил банку 6 млн 900 тысяч рублей. И еще должен 12 млн рублей (со штрафами). Моя квартира сейчас стоит 7 млн рублей…
Когда мы хотели переехать из нашей маленькой квартиры в Подмосковье, мы год потратили на переговоры с опекой, которая беспокоилась, что мои дети останутся без жилья – так государство еще 10 лет назад заботилось о правах ребенка. Теперь же мои дети (один из которых несовершеннолетний) реально могут остаться на улице. Но сейчас это уже никого во власти не беспокоит.
Владимир Саханицкий: инновационный стартап бездомного ученого
Московский ученый-медик Владимир Саханицкий разработал инновационные тренажеры для глаз «Светодар». Аппарат-маска «Светодар» укрепляет и восстанавливает органы зрения, снимает напряжение, улучшает сосудистую систему глаза. Предназначен он для людей, имеющих повышенную или ослабленную нагрузку на глаза: людей, носящих очки, школьников, студентов, водителей, программистов, лиц, работающих с мелкими деталями.
Этот проект Владимир вынашивал восемь лет.
Чтобы начать его создавать, в 2013 году Владимир взял ипотечный кредит (под залог своей единственной квартиры) у АО «Банк жилищного финансирования». На тот момент эта сумма составляла половину стоимости квартиры. Банк настоял именно на валютной ипотеке.
Но к 2014 году в связи с резким ростом курса доллара сумма долга (при пересчете на рубли) выросла вдвое. Вся квартира оказалась в залоге.
А продажи тренажеров для глаз, наоборот, снизились вдвое. Если до этого удавалось продавать по 120 аппаратов в месяц, то теперь с трудом – 30 штук. Подорожала реклама, закрылся call-центр, с которым сотрудничал проект. Существование самого проекта «Светодар» тоже оказалось под вопросом.
Вскоре Владимиру стало просто нечем оплачивать кредит. Переговоры с банком ни к чему не приводили. Предложение «поделить убытки» банк не устраивало.
Обращения в правительство Москвы, Центробанк, к уполномоченному по правам человека остались без ответа. Лишь депутат Государственной думы Валерий Гартунг внимательно изучил обращение Владимира, направил запросы в службу судебных приставов, в Центробанк, но содержательных ответов тоже не получил.
Через два с половиной года борьбы квартира была выставлена на торги. А у Владимира начались кошмары, тремор, суицидальные настроения.
Ему поставили диагноз: «рекуррентная затяжная депрессия с психосоматическими расстройствами». Владимир Саханицкий оказался в больнице.
В то время, когда он был в больнице, новая владелица квартиры, купившая ее с торгов, еще до решения суда о выселении, проникла в его квартиру и сменила замок. Как позже она сама объяснила полиции, информатор из банка предупредил ее о том, что хозяин квартиры попал в больницу, и она решила действовать быстро. В дело вмешались члены Всероссийского движения валютных заемщиков – новую владелицу вынудили отложить заселение до решения суда.
Кстати, проект «Светодар» был представлен летом этого года в инновационном центре Сколково (во время проведения Startup Village 2017) в рамках Предакселератора GenerationS. Он вышел в финал. Им заинтересовались компании LG и Philips.
А тем временем автор проекта Владимир Саханицкий остался без дома, живет у приютивших его друзей и мечтает о том, чтобы судья в рамках рассмотрения иска на выселение выделил ему маневровое жилье. Это единственная его надежда не остаться на улице.
Елена Веселкова: «Мужчины трудностей не выдерживают. Они уходят»
Два месяца назад я плакала с двухмесячным ребенком на руках, не в силах ничего изменить. Мою единственную квартиру выставили на торги. Я понимала: еще немного – и останусь на улице с шестью детьми. Хуже того: на улице будет и моя сестра с сыном-аутистом. Ведь мы живем с ней вместе и прописаны все в этой квартире.
В 2008 году я взяла ипотечный кредит. Долларовый. По сути банк (АКБ Московский банк реконструкции и развития, ныне – ПАО МТС Банк) вынудил меня взять долларовый кредит. Говорили: через полгода переведетесь в рубли. Но я потом каждые полгода писала письма в банк с просьбой перевести меня на рублевый кредит и получала отказы.
Я платила. Исправно платила. Каждый месяц. В течение семи лет.
У меня было свое дело – я продавала хорошую обувь. Сама привозила ее из Италии и Турции.
Но курс доллара неумолимо рос. Я старалась работать еще больше.
Правда, муж мой не выдержал таких нагрузок (у нас с ним родились четверо детей). Исчез.
Просто исчез.
Говорят, он где-то во Владивостоке.
А я-то не могу позволить себе исчезнуть. Я даже никогда не позволяла себе жаловаться при детях. Никто из них, кроме старшего сына, не знает о моих финансовых трудностях. У них должен быть полный достаток.
Но в какой-то момент мои платежи достигли 200 000 рублей в месяц. Я сейчас и сама не понимаю, как мне удавалось их выплачивать. Занимала – перезанимала. В общей сложности я выплатила 16 миллионов. Уже, конечно, ни о каких нянях, репетиторах, летних поездках речи не было. Мешок картошки купила – удача. Сэкономила. Пришла с работы – сделала сама с детьми уроки, покормила.
Звонок от приставов. «Мам, а кто это?» «Это по работе, сынок».
Слезы – только ночью, когда никто не видит. Засыпала со слезами – просыпалась со слезами.
Два года назад я перестала платить. Выдохлась. Больше не было сил.
Банк категорически не хотел идти ни на какие уступки.
Честно говоря, я думала, что в суде мне удастся отстоять свою позицию. Ведь кризис в стране – это форс-мажор.
Но судья был другого мнения. Я проиграла первый суд, аппеляцию, кассацию. Моя квартира была выставлена на торги.
К этому времени у меня сложился и распался новый брак – гражданский, в котором родились еще двое детей. Точнее, второй еще был в утробе. А его отец уже убежал. От нас, от трудностей.
Было тяжело. И страшно.
Мужчины нет, поддержки нет. Шестеро детей. Когда родился младший – я даже прописать его не могла. Квартира была уже арестована. Поэтому декретные деньги я до сих пор не получила. Молочной кухней пользоваться не могла. Я даже в поликлинику не могла обратиться. Мы потеряли все права.
Но страшнее всего было за племянника. Если бы он потерял прописку, потерял бы право обучаться в специализированной школе, сестра не получала бы пенсию за него.
Я бросилась к друзьям, знакомым, к тем, с кем мы начинали бизнес еще 20 лет назад. Я знаю, что многие из них поднялись, окрепли. Я надеялась: они выкупят мою квартиру на торгах, а я буду постепенно отдавать долг. Как кредит, только на посильных условиях. Но никто на мою просьбу не откликнулся. А кое-кто заблокировал мой номер.
Обращалась в правительство с просьбой предоставить мне временное жилье. Но мне не положено: я в Москве живу только девять лет. Недостаточно.
И вот в начале сентября я в полном отчаянии кормлю малыша, смотрю на икону Спиридона Тримифунтского и молюсь: «Сделай, пожалуйста, что-нибудь. Что угодно. Что ты считаешь нужным». И тут – звонок.
«Здравствуйте! Меня зовут Ирина Ости. Я тоже валютная ипотечница. Случайно узнала о вашей истории. Вы не отчаивайтесь. Собирайте документы. Подадим прошение в АИЖК (Агентство ипотечного жилищного кредитования) включить вас в государственную программу помощи ипотечным заемщикам. Вам должны помочь».
Меня прямо подбросило. Она как будто силы в меня вдохнула. Я стала собирать документы. На комиссии мою просьбу одобрили. Государство выделило мне 3 миллиона рублей в помощь.
Потом из Центробанка позвонили в мой банк с просьбой списать мой основной долг.
23 сентября моя квартира должна была быть выставлена на торги, 22 сентября с торгов ее снимают!
За каких-то две недели моя жизнь вырулила из полного штопора. Я так благодарна Богу!
Конечно, мне еще предстоит выплатить 8 миллионов. Но у меня руки-голова есть, все дети живы-здоровы. А это – главное! Буду работать.
Вступила во Всероссийское движение валютных заемщиков. Каждую неделю мы ходим на встречи в Центробанке. Я как-то даже в пикетах участвовала.
Буду ли я продолжать ходить на встречи заемщиков? Конечно! А как же! Мне все так помогли. И я буду помогать, поддерживать. Мы вместе молимся. Одной женщине пришлось ложиться в больницу – мы скинулись деньгами. Каждый – кто как мог помог. Так это было неожиданно и приятно, что никто не остался в стороне.
Мой старший сын поступил на бюджетное отделение МИРЭА. Я ему сказала: «Прости, сын, я тебе ничем помочь не смогу». Он все понял, трудился, поступил на бюджет, ночами подрабатывает официантом. Он у меня молодец!
Я ему говорю: «У всех бывают трудности. Если их нет – значит, Бог забыл о тебе. Главное – оставаться человеком, не падать духом, ну и на будущее извлекать уроки из своих трудностей, чтобы потом не наступать на те же грабли».
