Как правило, когда мы пишем о каком-нибудь знаменитом враче, мы выбираем фигуру из дореволюционного прошлого. Здесь нет ровным счетом никаких идеологических предпочтений – просто тогда было гораздо больше самобытных личностей, о которых сегодня хочется рассказать. Советская эпоха сильно ограничила для своих граждан возможности проявить свою индивидуальность.
Но при советской власти тоже были мощные, незаурядные фигуры. Одна из них – известный доктор Вотчал, изобретатель не менее известных сердечных капель.
Царскосельский офицер красноармейского разлива
Борис Евгеньевич Вотчал родился летом 1895 года в Киеве. Отец его был знаменитостью – ботаником. Считается, что именно Евгений Филиппович Вотчал является создателем школы украинских ботаников-физиологов. Сын, однако, превзошел отца – у него слава мировая.
После окончания Киевского университета Борис Вотчал оказался в Красной армии. А куда еще податься авантюрному горячему красавцу в 22-то года? Затем – ординатура, стажировка и служба в Центральном институте усовершенствования врачей, в котором Вотчал начал ассистентом терапевтической кафедры, а закончил заведующим одной кафедры и одновременно заместителем заведующего другой кафедры.
Но это все будет потом, в пятидесятые годы. А пока – опять война, снова на фронт. Удивительно, однако же у абсолютно гражданского по своему складу характера и совершенно не склонного к чрезмерной дисциплине доктора военная карьера складывается гораздо успешнее, чем гражданская.
Вот его характеристика времен войны: «Армейский терапевт Вотчал Б. Е. – врач высокой общей культуры и больших медицинских знаний, тонкий диагност, опытнейший клиницист. Имеет высокие организаторские способности и большой опыт… Успешно наладил и научно обосновал лечение пекарскими дрожжами больных и раненых, болеющих авитаминозами и дистрофией, возвратив в строй десятки бойцов и командиров, до того считавшихся неизлечимыми. Обладает большой работоспособностью и педагогическими навыками… Дисциплинирован, настойчив и решителен в работе, в быту скромен. Имеет высокий деловой авторитет».
Войну Вотчал заканчивает в абсолютно звездной должности – главного терапевта Советской Армии.
Но бои завершились, страна перешла к мирной жизни, и как раз тут пятидесятилетний мужчина с благородным лицом и строевой выправкой сделался одновременно и признанным медицинским светилом, и своего рода советским светским львом. Последнему во многом способствовало то, что доктор Вотчал и после Победы любил появляться в обществе в военной форме. Шла она ему безумно.
Как-то раз священник Михаил Ардов, разговаривая с Анной Ахматовой, в шутку заметил, что Вотчал, видимо, похож на офицера старой гвардии.
На что поэтесса совершенно серьезно ответила:
– Я их очень много видела в Царском. Именно такие они и были.
А когда у Фаины Раневской спросили, что он ей посоветовал, актриса ответила:
– Я ничего не слышала. Я любовалась им.
О важности одного слова
Вотчал всегда был душой компании. Даже во время осмотра больных, даже в аудитории. Он поражал парадоксальностью своих суждений, его жизненные рекомендации были настолько необычны, что окружающие часто не понимали – доктор всерьез, или как?
Говорил, что когда молодых врачей приглашают на консилиум, где старшие коллеги спорят по поводу того или иного диагноза, то обязательно нужно высказываться за какой-нибудь третий, пусть даже маловероятный. Потому что если вдруг этот диагноз подтвердится, это запомнят навсегда.
И добавлял: «В моей практике это несколько раз было».
Говорил: «Разнообразие рук – влажных, сухих, горячих, холодных – это не болезнь до той поры, пока на это не будет обращено внимание их обладателя».
Он был убежден, что главный признак заболевания того или иного органа – это когда человек начинает его чувствовать.
При этом очень любил ссылаться на эксперимент, поставленный немецким неврологом Максом Нонне. Тот на протяжении нескольких дней навязчиво интересовался у пациента его ощущениями в большом пальце ноги. Когда же тот перестал спать от непрерывных болей в этом пальце, Нонне привязал к пальцу магнит. И боли моментально прошли.
«Психастеник в клинике опасен. Каждое непонятное слово он считает болезнью», – говорил Вотчал.
Вотчал не давал готового рецепта, изъяснялся афоризмами и парадоксами, и было не всегда понятно, что же он на самом деле думает. В результате думать начинал сам ученик, чего Борис Евгеньевич, собственно, и добивался.
Был, естественно, сторонником здорового образа жизни. Писал по поводу бессонницы: «Злые враги кровати – стол письменный и стол обеденный».
Сам постоянно следил за своей физической формой. Хотя поесть, будучи частично чехом по национальности, любил. Пива, однако же, не пил, предпочитал ему горилку с перцем, еще с киевских времен.
Всегда старался ободрить больного. Уже упоминавшаяся Анна Андреевна Ахматова писала сыну: «Мой милый Левушка, вот мне и лучше, и я уже могу писать сама. Сейчас самый знаменитый врач Москвы проф. Вотчал смотрел меня и сказал, что хочет, чтобы к 1 ноября я сидела в кресле».
Он считал, что это очень важно – сказать нужные слова. На протяжении всей жизни не мог простить себе один случай. Во время обхода, осматривая больного, которого после инфаркта готовили к выписке, заметил, что лучше еще полежать: ему не нравятся сердечные тоны больного.
Пациента оставили. Ночью он умер – повторный инфаркт. Сосед по палате признался, что после обхода тот сказал:
– Когда я сам чувствовал, что умираю, приходил Борис Евгеньевич, и ему всегда нравились тоны моего сердца. Если сейчас даже ему они не нравятся, мои дела плохи.
Вотчал впоследствии писал: «Несмотря на то что, вероятнее всего, речь идет о простом совпадении, этот случай я все-таки не могу забыть на протяжении 20 лет, и он мне служит постоянным напоминанием о том, как и с какой осторожностью приходится применять у постели тяжелого больного, этой «эоловой арфы», каждое слово, этот чрезвычайный раздражитель».
Самые примитивные капли
Но, как мы уже говорили, Вотчал был не только и не столько обаятельной и парадоксальной личностью, сколько великим ученым. Он всегда смотрел в корень проблемы, умел видеть то, что другим неподвластно.
У Бориса Евгеньевича было несколько основных принципов, которых он и сам придерживался, и призывал к тому же своих многочисленных учеников.
Главный из них – «не навреди». Принцип, ясное дело, не нов, но именно Вотчал следовал ему неукоснительно. Притом прекрасно понимая, что есть и другая крайность, не менее страшная: «Мы ведем корабль нашей терапии между мелями трусости и скалами безрассудства. Мы отлично помним первую часть заповеди Гиппократа – «не навреди», но нередко забываем о второй – «но помоги». Трусливый врач – одна из опаснейших разновидностей врача. Он сумеет найти тысячи отговорок и оправданий, чтобы ничего не сделать для больного».
Как нащупать середину – сделать то, что нужно, но при этом вовремя остановиться? В этом, помимо прочего, и состоит талант.
На втором месте – отношение к лекарствам.
Ученый, создавший одно из самых популярных лекарственных средств, фактически ненавидел лекарства.
Он говорил: «Должно учитываться не только основное терапевтическое действие лекарства, но и его побочные действия». И всячески подчеркивал, что именно это гораздо важнее. Говорил (как всегда, афоризмом): «У постели больного надо думать не о том препарате, который можно еще назначить, а о том, без которого можно обойтись».
Кстати, капли Вотчала, с которыми, как правило, увязывают эту личность, по своему составу элементарны, даже примитивны. Нитроглицерин, ментол, этанол и настойки трех трав: валерианы, красавки и ландыша. До сих пор продаются в аптеках, правда, уже под другим названием – Карниланд. Стоят, кстати, копейки.
Вотчал говорил: «Лечить лекарством нужно только тогда, когда нельзя не лечить». И сразу же, по обыкновению – очередная шутка: «Торопитесь применить новое лекарство, пока его еще не успели запретить».
И всерьез утверждал: «Мы живем в век безопасной хирургии и все более опасной лекарственной терапии».
Сам же всегда выписывал лишь старые, проверенные препараты, действие которых он представлял себе во всех деталях. А в качестве лучшего средства от кашля советовал класть под язык кусок жженого сахара.
* * *
Врач Борис Евгеньевич Вотчал – академик Академии медицинских наук СССР, основоположник отечественной клинической фармакологии, педагог (за свою жизнь он был руководителем 60 диссертаций), изобретатель легендарных капель Вотчала, а также пневмотахографа (прибора для непрерывной графической фиксации объемной скорости вдыхаемого и выдыхаемого воздуха), плетизмографа (прибора для графической фиксации изменения объема различных частей тела в зависимости от степени наполнения кровью) и стетофонендоскопа собственной конструкции. Лечил Бориса Пастернака, Анну Ахматову, Фаину Раневскую, Льва Ландау, Георгия Жукова и практически все советское политбюро.
Когда у него спрашивали, как же лечится он сам, он отвечал:
– К моему псу регулярно приходит ветеринар и выписывает ему какие-то шарики. Я даю их псу, и сам их тоже принимаю.
