От станции метро «Спортивная», по улице 10-летия Октября, в сторону Новодевичьего стремятся люди. Тех, кто спешит в Успенский собор, где прощаются с доктором Лизой, можно узнать по цветам в рукам. Эти цветы быстро вырастают в гору в большом тихом храме, где время от времени слышны щелчки фотокамер.
В центре Успенского собора — гроб, накрытый триколором. Рядом — фотография Елизаветы Петровны. Она улыбается. Ее награды на красных подушечках. Свечи. Вокруг — молчащие люди. Еле слышно кто-то молится.
Прощающихся в храме много, но нет ни давки, ни толчеи, каждый стремится уступить место вновь пришедшим. Огромное уважение к Елизавете Петровне выражается и в этой молчаливой заботе чужих с виду людей друг о друге.
Люди прикасаются к гробу руками или лбом, крестятся, встают на колени. Разные люди, отовсюду. Тут и высокий чиновник с большим букетом, и бездомный с двумя гвоздиками в руках. Все — рядом. Все — равны в горе, потеряв друга, защитницу, человека с большим сердцем.
Мужчина на инвалидной коляске, без ног, долго смотрит на гроб. Потом вопросительно смотрит на женщину, которая его сопровождает. Они делят четыре цветка на двоих. Аккуратно «подъезжают» к цветочной горе. Она подрастает.
Пожилая дама с заплаканными глазами вдруг вздыхает и громко шепчет: «Как же мы будем без нее?». Все молчат — потому что в голове у всех именно этот вопрос, на который пока нет ответа.
Нюта Федермессер, учредитель Фонда помощи хосписам «Вера», нашла верные слова для всех:
«Я решила написать кое-что, что мне кажется страшно важным, хотя многим не понравится. Лиза — не святая. Она земная и грешная, как и все мы. Она могла и любила выпить и прекрасно и со вкусом, как и моя мама, материлась. Она любила быть ухоженной и хорошо одетой. Она когда-то научила меня красить ресницы так, чтобы они не слипались. До войны она любила встречаться с друзьями, но война сделала ее чужой для многих из нас. Она была маленькой, но очень сильной, хотя при этом могла рыдать и рыдать и обижаться и злиться и тут же прощать, а могла, кстати, и не прощать.
Очень легко создать идола, кумира, приходить к ней на могилу молиться и поклоняться. Это легко. Потому что всем нам не хватает героев, и хорошего всегда мало… и уже сегодня люди опускаются на колени перед гробом с ее останками и обсуждают возможную канонизацию…
Это не нам решать. А нам нельзя идти простым путём. Потому что святым невозможно соответствовать, потому что, если Лиза — святая, то мы без неё ничего не сможем. То дело ее не продолжится. А вообще-то мы можем очень много.
Лиза помогала отверженным, преданным, изгоям. Мы не сможем в ее масштабе — всем сразу. Но мы можем переводить в ее фонд деньги — по 100 рублей в месяц, но регулярно. Мы можем приносить на Павелецкий вокзал по средам одежду, мыло, влажные салфетки, носки. Мы можем не только не выгнать бомжа из нашего уютного подъезда зимой, мы можем даже пригласить его внутрь с улицы. Ведь перед бездомной собакой мы дверь открываем, а перед человеком?
Каждый чиновник, принимающий какое-то конкретное решение в отношении конкретного человека здесь и сейчас может помочь беженцу из Донецка или Луганска, может подписать разрешение на госпитализацию немосквичу, каждый врач скорой помощи может обезболить человека без регистрации, и без жилья, каждый ресторатор может договориться о передаче продуктов бездомным, каждый продавец и покупатель в магазине может купить для нищего буханку хлеба, каждый журналист может писать о том, что помогать надо всем — потому что мы люди, а не зверьё.
Мы можем прекратить выискивать в благих делах других людей подвох и выгоду, мы можем приучать себя делать хорошее понемногу, для всех, без социальных различий и злобных выводов.
Чтить память Доктора Лизы надо не на ее могиле, а продолжая ее дела».
К этому нечего прибавить. Только — вечная память
