Пациент психиатрической
Владимир Михайлович Бехтерев родился в 1857 году в селе Сарали, ныне Бехтерево. Сейчас это Елабужский район республики Татарстан, а в то время была Вятская губерния.
Можно сказать, что внешне он классический вятич. Широкое открытое лицо, густая борода, волосы на пробор, спокойный взгляд. Впрочем, взгляд – это, скорее, профессиональное.
Окончил Вятскую – национальную – гимназию (некоторое время обучался вместе с Циолковским, они родились в один год, вероятно, общались). Как и Константин Эдуардович, с упоением самообразовывался.
Бехтерев впоследствии писал: «Полагаю, что не было сколько-нибудь известной популярной книги по естествознанию, которая бы не побывала в моих руках и не была бы более или менее проштудирована с соответствующими выписками.
Нечего говорить, что такие книги того времени, как Писарева, Португалова, Добролюбова, Дрейпера, Шелгунова и других, перечитывались с увлечением по много раз».
Ориентироваться на социальные стандарты не было никакого смысла. В свидетельстве об окончании гимназии преобладают тройки, зато в 16 с половиной лет Бехтерев уже слушатель Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Он сызмальства привык поступать как считает нужным, без оглядки на что бы то ни было. Такой уж характер.
Говорят, что специализацию – психиатрию – Бехтерев выбрал на первом курсе академии, когда из-за сильного переутомления попал на некоторое время в психиатрическую лечебницу. Там он подружился со своим палатным врачом, будущим знаменитым психиатром Иваном Сикорским, и принял решение. Что ж, подобное вполне возможно. Очень даже вписывается в ряд его нестандартных поступков.
В 20 лет Бехтерев отправился на русско-турецкую войну. Служил в Болгарии и был отважным.
В 22 года он – действительный член Петербургского общества психиатров. Это не мешает Бехтереву продолжать образование, на сей раз за границей, в том числе у легендарного французского невролога и психиатра, въехавшего в историю на своем знаменитом душе.
В 1885 году молодой человек – профессор Казанского университета. Лекциями и семинарами себя не ограничивает, берется заведовать тамошней психиатрической клиникой, создает психофизиологическую лабораторию и Казанское общество невропатологов и психиатров.
Под одну только лабораторию он выбил единовременно тысячу рублей и ежегодный бюджет 300 рублей. Мало? Но не хотели давать ничего. Бехтерев спокойно отвечал, дескать, тогда лаборатории тоже не будет.
У него всю жизнь так, где бы ни оказался, обязательно оставит за собой огромный и великолепный след.
Кстати, еще в 1880 году Бехтерев написал исследование «Вотяки, их история и современное состояние», за которое для многих делается нерукопожатным, а сегодня мог бы и под суд пойти:
«Наружность вотяка носит на себе отпечаток бессилия. В сравнении с русскими и татарами вотяк роста ниже среднего, телосложения слабого, худ и невзрачен на вид, сутуловат и с кривыми ногами. Цвет лица желтый, смуглый, волосы чаще рыжие или русые, жесткие и без блеска, всегда нечесаные…
Русский крестьянин, в сравнении с вотяком, просто герой, да и тот гнется под тяжелым гнетом обстановки, а положение вотяка еще хуже».
То есть Бехтерев еще и литератор был блистательный. Не удивительно, что его лекции охотно посещал молодой Горький.
Вспоминал в книге «Мои университеты»: «Раз в неделю я бегал… в «Сумасшедший дом», где читал лекции психиатр Бехтерев, демонстрируя больных. Однажды он показывал студентам больного манией величия: когда в дверях аудитории явился этот длинный человек, в белом одеянии, в колпаке, похожем на чулок, я невольно усмехнулся, но он, остановясь на секунду рядом со мною, взглянул в лицо мне, и я отскочил, – как будто он ударил в сердце мое черным, но огненным острием своего взгляда. И все время, пока Бехтерев, дергая себя за бороду, почтительно беседовал с больным, я тихонько ладонью гладил лицо свое, как будто обожженное горячей пылью».
Сам Горький приезжал в Казанский университет, поскольку продавал студентам булки. А избавившись от очередной партии, незаметно пробирался в психиатрическую клинику – слушать Владимира Михайловича. Если же пробраться вдруг не получалось, пользовался для этого щелью в дверном косяке.
Охота на пьяниц
В 1893 году Бехтерев снова возвращается в столицу, поскольку только там его масштаб. Возглавляет кафедру нервных и душевных болезней Медико-хирургической академии, основывает журнал «Неврологический вестник» (один из многих, им основанных), организует Общество психоневрологов и Общество нормальной и экспериментальной психологии и научной организации труда.
Главный редактор журналов «Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии», «Изучение и воспитание личности», «Вопросы изучения труда». Преподает. Где только ни преподает! Даже в Женском медицинском институте.
Благотворительность: Бехтерев входит в совет дома призрения душевнобольных. Государственная деятельность: Бехтерев становится членом медицинского совета Министерства внутренних дел, членом военно-медицинского ученого совета при Военном министре.
Между делом открыл болезнь Бехтерева (системное заболевание суставов, которым, как известно, страдал Николай Островский) и множество других заболеваний.
Один иностранный ученый заметил: «Я бы поверил, что Владимир Бехтерев один сделал так много в науке и написал такое количество научных работ, если бы был уверен, что их можно прочитать за одну жизнь».
Даже не верится, что были люди такого масштаба. Ведь все это одновременно, без оглядки, как сам сочтет нужным.
Как и многие гении, Бехтерев не был чужд артистизма и шалостей. Однажды во время обхода он осматривал глухого пациента. Что-то ему показалось подозрительным. Сказал:
– Сейчас я проведу по вашей спине, а вы скажете, чем я проводил – пальцем или бумажкой. Провел пальцем, но при этом громко пошуршал бумажкой.
– Бумажкой, – уверенно ответил пациент.
– Симуляция вульгарис, – заключил Владимир Михайлович. – На выписку.
В 1907 году ученый основал в Санкт-Петербурге Психоневрологический институт – не первый, и не последний в своей жизни. Их всего было основано Бехтеревым больше трех десятков. Но именно этот считается делом всей его жизни.
Не удивительно – это был первый в мире научно-медицинский центр по комплексному изучению человека со всеми его нервами, рефлексами, фобиями, маниями и так далее.
Можно сказать, что институт был создан под одного человека – самого его создателя. Бехтерева интересовало все и, наконец-то, он приобрел универсальный инструмент для удовлетворения всех своих научных интересов. Работа человеческого мозга в обычных и экстремальных условиях, гипноз, психология толпы.
Алкоголиков он добывал своеобразно, по улицам Санкт-Петербурга ездили институтские повозки, отлавливали хануриков и доставляли их в распоряжение Владимира Михайловича. А тот уже решал – то ли гипноз, то ли чего еще.
Тщательно изучая тончайшие замороженные пластины человеческого мозга, Бехтерев создал «Атлас головного мозга», в котором подробнейшим образом расписал, что за что отвечает.
По этому поводу немецкий профессор Ф.Копш сказал: «Полностью устройство человеческого мозга знают только двое – Бог и Бехтерев».
Вместе с легендарным Владимиром Дуровым дрессировал животных, их мозг его тоже интересовал. Под гипнотическим воздействием Владимира Михайловича дуровские собаки прыгали, царапали разные вещи и играли на рояле.
Влекли разные фобии – боязнь опоздать, покраснеть, боязнь чужого взгляда, навязчивая ревность, навязчивая улыбка.
Современные менеджеры даже и не догадываются, что их не сходящая с физиономии улыбка – как минимум, повод сходить к хорошему врачу.
После этого всего – прием больных. Иной раз до сорока пациентов за раз. И опять – с полной выкладкой. Бехтерев говорил: «Если больному после разговора с врачом не стало легче, то это не врач».
А в 1910 году «Утро России» опубликовало интересное опровержение: «Академик Бехтерев, о котором газеты сообщали, будто ему предложено занять пост министра народного просвещения, ни от кого подобного предложения не получал. Он в беседе заявил, что при нынешних условиях не занял бы этого поста, если бы даже это предложение ему было сделано».
Какие только слухи ни ходили о Бехтереве.
Опасное совершенство
Революцию он попытался оседлать. В то время, когда все его коллеги тряслись, ожидая страшной участи, он лично, в форменном пальто генерала царской армии (хорошо хоть погоны спорол) заявился к заместителю Луначарского Захарию Гринбергу. Да не просто так, а чтобы требовать.
«У вас теперь много освободилось хороших зданий от прежних хозяев, так дайте и нам. Наш университет заслужил это право. Что бы вы могли нам предложить?» – взял он с места в карьер.
Гринберг опешил от подобного напора. Начал что-то мямлить про освобождающийся Мраморный дворец, вот, дескать, можно было бы подумать про его Восточный корпус.
«Мало, – отрезал Бехтерев. – Давайте оба корпуса!»
И дали. Что-то такое нашло, не смогли отказать.
В голодные годы кормил пациентов лепешками из дрожжевого теста собственного изобретения. Берутся две лепешки с корочкой, намазываются сливочным маслом, а между ними вкладываются селедка и лук.
Масло в то время было на вес золота. Все остальное – тоже. Можно представить, сколько денег уходило на подобную «подкормку».
Тогда же Бехтерев вдруг объявил, что наконец-то создана (им, разумеется, а кем же еще?) принципиально новая наука – рефлексология. Можно было бы иронизировать на этот счет, когда бы не одно но, он был полностью прав.
Но все-таки новая власть его скрутила. Он, как обычно, не желал играть по правилам. То и дело применял гипноз.
Единственный осмелился поставить Ленину – самому Ленину – диагноз «сифилис мозга».
А явившись после медицинского осмотра Сталина на заседание Первого Всесоюзного съезда невропатологов и психиатров, извинился за опоздание перед коллегами, дескать, осматривал одного «сухорукого параноика».
Тут сказочка и закончилась. На том же заседании какие-то странные люди подошли к Владимиру Михайловичу в буфете, угостили то ли мороженым, то ли бутербродами, а на следующий день он умер от сердечной недостаточности, вызванной тяжелым пищевым отравлением.
В основном смерть Бехтерева связывали именно с осмотром Сталина. Кто-то припоминал и Ленина. Некоторые кивали на гипноз, Бехтерев мог как минимум препятствовать использовать свои находки в деле пропаганды. Мысль о естественной смерти никому даже в голову не приходила.
А еще власть его просто боялась. В том же 1927 году актриса Т.Д.Булах-Гардина писала: «Приехала я днем. Деревянная дача-дом. Около крыльца колол дрова какой-то старичок… Провел он меня в большой кабинет. Стены в нем из черного дерева. Горят в камине поленья. За письменным столом вижу человека с длинными седыми волосами. Одна прядка на лоб спускается. Очень красивый весь. И лоб, и брови лохматые, и карие глаза. А улыбнулся мне – и я вся к нему так и потянулась».
От этого волшебника все что угодно можно было ожидать.
* * *
Лион Фейхтвангер посвятил трагичному событию рассказ, который назывался «Рассказ о физиологе докторе Б.»: «В тот же вечер, прежде чем вернулась жена, прежде чем профессору удалось переговорить со своими ассистентами, он заболел. Утренние газеты сообщили о серьезной болезни, дневные – об очень серьезной, а к следующему утру, так и не дождавшись возвращения жены, профессор Б. скончался. Диктатор посетил больного и ежечасно справлялся о его состоянии.
Погребение великого ученого государство взяло на свой счет и провело эту церемонию с большой пышностью».
Диагноз в том рассказе был написан для Диктатора на маленьком листе бумаге. Диктатор так и не решился ознакомиться с ним – порвал лист не читая.
Шел 1927 год, в стране все это только начиналось.
