Предлагаем вашему вниманию доклад члена нашей Комиссии прот.Александра Борисова, сделанный им на завершившейся вчера в Москве Конференции памяти доктора Федора Гааза:
В интервью обозревателям «Известий» Его Святейшество Патриарх Алексий II сказал:
«У православных и католиков общая позиция по многим вопросам современности. Мы можем и должны совместно говорить миру о христианских ценностях» (Известия, 21 апреля 2007).
Одна из центральных ценностей, о которой мы можем и должны говорить совместно, – безусловная ценность каждого человека, каждой человеческой жизни. «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25,40).
В биографическом очерке о докторе Гаазе А.Ф. Кони особенным образом обращал внимание на ту перемену, которое произвело христианство в истории именно через обращение к личности каждого человека. Он писал следующее. «Христианство, требовавшее, чтобы каждый «узнал подобного себе — в убогом варваре, в рабе», выдвинуло на первый план человеческую личность, независимо от ее бытовых и племенных свойств. Эта личность явилась элементом, разрушившим весь строй древнего мира, в котором группа полноправных граждан господствовала над массою бесправных рабов, полулюдей, полувещей. Средние века снова опутали эту личность, втиснули ее в различные союзы, придавили гнетущим авторитетом западной Церкви. Достоинство человека, права его личности, все, принадлежащее независимо от внешних условий человеку как таковому, часто ставилось ни во что и подвергалось грубому и ненужному поруганию».
Именно от этого грубого и ненужного поругания страдали и страдают миллионы людей во всех странах, в том числе и в России. Противостояние этому страданию и есть наивысший долг каждого человека и в первую очередь – христианина.
Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский писал: «…весьма важный жизненный вопрос: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?», предложенный Иисусу Христу одним из героев евангельского повествования, был разрешен впоследствии на пространстве веков, святыми угодниками Божиими самым положительным, решительным и достойным общего подражания способом».
В этом отношении великий, незабвенный пример дает нам человек, которому посвящена сегодняшняя встреча – католик, немец, – доктор Фридрих Иозеф Гааз.
В упомянутом очерке А.Ф. Кони сопоставляет личность доктора Гааза с Джоном Говардом, известным английским общественным деятелем конца ХVШ века. «Не уступая в своем роде и на своем месте Говарду, человек цельный и страстно-деятельный, восторженный представитель коренных начал человеколюбия, он был поставлен далеко не в такие условия, как знаменитый английский филантроп. Последнему достаточно было встретить, проверить и указать зло, чтобы знать, что данный толчок взволнует частный почин и приведет в движение законодательство.
Но Гааза окружали косность личного равнодушия, бюрократическая рутина, почти полная неподвижность законодательства и целый общественный быт, во многом противоположный его великодушному взгляду на человека. Один, очень часто без всякой помощи, окруженный неуловимыми, но осязательными противодействиями, он должен был ежедневно стоять на страже слабых ростков своего благородного, требовавшего тяжкого и неустанного труда, посева. Умирая, Говард оставлял ряд печатных, всеми признанных и оцененных трудов, служивших для него залогом земного бессмертия; выпуская из ослабленных смертельною болезнью рук дело всей своей жизни, Гааз не видел ни продолжателей впереди, ни прочных, остающихся следов позади. С ним, среди равнодушного и преданного личным «злобам дня» общества, грозило умереть и то отношение к «несчастным», которому были всецело отданы лучшие силы его души. Вот почему для нас, русских, его личность представляет огромный интерес.»
Д-р Гааз жил и трудился в России, в Москве с 1806 по 1853 г. Начал он как успешно практикующий врач, быстро разбогатевший, благодаря своим блестящим дарованиям. Но с 1825 г. всю свою энергию и средства он отдавал самым бедным, самым несчастным людям: больным арестантам, бездомным. Когда д-р Гааз умер, за его гробом шли 15 тыс. человек, но хоронить его пришлось на счет полиции, из-за его бедности. По разрешению св. митр. Московского Филарета в нескольких храмах Москвы служились панихиды.
Однако к концу 19-го века имя д-ра Гааза оказалось почти забытым и только благодаря благородству и таланту известнейшего юриста и писателя Анатолия Федоровича Кони, российская общественность восстановила замечательный образ врача бессребреника.
На годовом собрании Cанкт-петербургского юридического общества в 1891 году Анатолий Федорович Кони впервые произнес речь, посвященную памяти забытого было филантропа доктора Гааза. Потом Кони много раз читал и говорил о Гаазе, составил его биографию, выдержавшую несколько изданий, и сделал имя «неисправимого филантропа» одним из особенно популярных у нас имен.
Родился доктор Фридрих Иозеф Гааз в 1780 г. в рейнской области в маленьком городе Бад-Мюнстерайфель. Учился в Иене, Геттингене и Вене. Ученик Шеллинга и крупных немецких ученых своего времени. Прекрасно знал латынь, греческий, французский, медицину, философию, богословие, химию, ботанику, астрономию. Врачебная специальность – глазной врач. Практически он был, конечно, врачом самого широкого профиля.
В Россию он приезжает по приглашению княгини Репниной после успешной глазной операции, сделанной Гаазом князю Репнину, ее мужу, заключив с ней договор о работе в качестве домашнего врача с 1806 по 1810 г.г. После окончания срока договора Гааз остается в Москве и успешно практикует. Как врач он принимает участие в войне 1812 г., и проходит с русским войском от Москвы до Парижа.
Вскоре после войны Гааз исследовал все Кавказское Пятигорье, и испробовал на себе действие местных целебных минеральных вод. Он первым довольно полно описал флору Предкавказья. Как итог своего путешествия Д-р Гааз написал книгу об истории и целебных свойствах минеральных вод Пятигорья, и, в сущности, создал новую отрасль медицины – курортологию. Открытия д-ра Гааза привели к созданию курортов Ессентуки, Железноводск, Кисловодск. 22 февраля 1811 г. статс-секретарь Молчанов уведомил министра полиции о производстве Гааза в надворные советники, вследствие обращения государем особого внимания на отличные способности, усердие и труды доктора Гааза «не токмо в исправлении должности в Павловской больнице (в Москве), но и неоднократно им оказанные во время пребывания при кавказских целительных водах». Словом, Гааз – модный успешный и богатый врач и исследователь.
В 1825 г. д-р Гааз назначается распоряжением генерал-губернатора Москвы, князем Дмитрием Владимировичем Голицыным штадт-физиком Москвы, т.е. главным врачом города. С утра до позднего вечера он разъезжал по больницам. Вскоре убедился, что его предшественник уволен несправедливо. Д-р Гааз сразу же написал обстоятельное письмо кн. Голицыну, а свое жалованье ежемесячно стал отсылать своему предшественнику.
Декабрьское восстание в Петербурге вызвало, конечно, взволнованную общественную реакцию в Москве. Выражалась она, правда, главным образом в горячих спорах в светских гостиных. Доктор Гааз частый и желанный гость в образованных московских кругах не мог не высказывать своего отношения к событиям, которое сложилось у него еще во времена его студенческой молодости. Наилучшим образом это отношение выражено в материалах, собранных Львом Копелевым в его замечательной книге о докторе Гаазе «Святой доктор Федор Петрович» («Петрориф», 1994 г., с. 53).
«Федор Петрович сочувствовал юношам, пылко рассуждавшим о свободе. – О, я понимаю вас. Я помню хорошо, как было у нас, когда приходила французская армия. Я был отрок тринадцать- четырнадцать лет, я тоже кричал вив ля републик, аба ля тирании. Я тоже очень хотел эгалите, либертэ, фратернитэ. Но мой батюшка, очень добрый и очень умный аптекарь и мой очень добрый учитель, очень умный прелат объясняли: «Ты есть наивный глупый юнош, ты просишь свобода, но свобода всегда была, везде есть, свободу нам дал Спаситель Христос. Каждый человек может свободно решать: хорошее дело он хочет делать или дурное, доброе или злое. И равенство всегда было и есть, самое главное равенство перед небом. Великий аристократ и маленький поселянин суть равные, если они добродетельны, а хороший работник есть перед Богом более высокий человек, чем плохой король. И братство всегда было. И всегда может быть; надо лишь помнить уроки Спасителя, Нагорную проповедь, послания Апостолов. Каждый христианин есть брат всем людям. И совсем не надо делать ребеллион и революцион, надо отдать кесарю кесарево и послушно уважать государство, ибо каждая власть от Бога; и каждый человек может свободно делать добро и понимать, что все люди суть равные, поелику все люди – смертные, все грешат, все могут спастись, если просить помощь Христа. И надо быть братом всем людям…»
Доктор на собственные средства организует первую в Москве больницу для бесприютных. Сюда привозили подобранных на улицах пострадавших: сбитых экипажами, замерзших, людей, потерявших сознание от голода, беспризорных детей. Прежде всего, поступивших спешили обогреть, накормить и, насколько возможно, ободрить и утешить. Доктор сам, знакомясь с каждым, участливо выяснял все обстоятельства их бедственного положения. Назначалось лечение, а после выписки большинству оказывали дальнейшую помощь: иногородних снабжали деньгами на проезд до дома, одиноких и престарелых помещали в богадельни, детей-сирот старались пристроить в семьи обеспеченных людей. Персонал больницы подбирался тщательно. Равнодушных к делу и недобросовестных не держали.
Летом 1826 г. доктор Гааз подает в отставку от должности главврача, а в декабре 1928 года приглашается в «Комитет попечительства о тюрьмах». Здесь мы снова приведем цитату из биографического очерка о докторе Гаазе А.Ф. Кони.
«…Тюрьмы России в описываемое время — мрачные, сырые комнаты со сводами, почти совершенно лишенные чистого воздуха, очень часто с земляным или гнилым деревянным полом, ниже уровня земли. Свет проникает в них сквозь узкие, наравне с поверхностью почвы, покрытые грязью и плесенью и никогда не отворяющиеся окна, если же стекло в оконной раме случайно выбито, оно по годам не вставляется и чрез него вторгаются непогода и мороз, а иногда стекает и уличная грязь. Нет ни отхожих мест, ни устройств для умывания лица и рук, ни кроватей, ни даже нар. Все спят вповалку на полу, подстилая свои кишащие насекомыми лохмотья, и везде ставится на ночь традиционная «параша». Эти помещения битком набиты народом.
В этих местах, предназначенных, при их учреждении, для возможного исправления и смягчения нравов нарушителей закона, широко и невозбранно царили разврат, нагота, холод, голод и мучительство. Разврат — потому, что в съезжих домах женщины не отделялись от мужчин, да и в других тюрьмах никаких серьезных преград между местами содержания мужчин и женщин не существовало, а надзор за теми и другими возлагался на голодных гарнизонных солдат и продажных надсмотрщиков, получавших ни с чем несообразное грошовое содержание. Люди одного пола содержались вместе, несмотря ни на различие возраста, ни на разность повода, по которому они лишены свободы. Дети, взрослые и старики сидели вместе; заподозренные в преступлении или виновные в полицейских нарушениях — вместе с отъявленными злодеями, которые по годам вследствие судебной волокиты заражали нравственно все молодое и восприимчивое, что их окружало.»
С самого начала своей деятельности на новом месте Федор Петрович стал настаивать на упразднении варварского арестантского прута, на который во время этапов «нанизывали» пересыльных во избежание побегов. Прут был постоянно на замке, лишая несчастных этапников даже сна. Людей соединяли, как придется, без учета их возраста, здоровья и сил. На «прут» пристегивали на время перехода от одной «пересылки» к другой (2-3 и более дней) по 8-12 арестантов разного пола и возраста. Главный аргумент изобретателей (граф Дибич) и защитников (граф Закревский, генерал Капцевич и др.) прута – это самое эффективное «противопобеговое устройство».
Доктор Гааз очень внимательно относился ко всем осужденным, с которыми ему приходилось встречаться. Это видно из его оценки причин совершения преступлений. «Преступления, кои свершаются разными людьми, – говорил Гааз, – бывают от разных причин. И вовсе не всегда от врожденного злодейского нрава – такое даже весьма редко бывает – и не так уж часто из корыстных и иных злых побуждений. Наибольшая часть преступлений свершается от несчастья – от несчастных случайных обстоятельств, при которых дьявол подавляет совесть и разум человека, одержимого гневом, ревностью, местью, обидой, либо от долгого тягостного несчастья, изнуряющего душу человека, преследуемого несправедливостью, унижениями, бедностью; такое изнурение души еще более опасно, чем случайный мгновенный порыв страсти.»
Доктор непрестанно заботился об устройстве быта заключенных в пересыльных тюрьмах Москвы. Он контролировал устройство раздельных туалетов, нар. Много внимания отдал доктор усовершенствованию конструкции кандалов. Известен эпизод с хождением вокруг стола в кандалах при визите высокого гостя. Гааз попросил гостя некоторое время подождать, пока он в той же комнате закончит еще 20 последних кругов вокруг стола в надетых на него кандалах новой конструкции. Доктор на себе проверял каково пройти в них 6 верст.
В своей неукротимой жажде спасать страждущих, Гааз не задумывался о собственном достоинстве и самолюбии. Это показывает, среди многих других, известная история о том, как ради помилования престарелого раскольника Дениса Королева, Федор Петрович стал на колени перед государем, и отказывался встать, пока тот не изрек старику прощение. К «коленопреклонениям» доктор прибегал и перед губернатором, и начальником тюрьмы, и даже перед командиром конвоя, чтобы умолить не разрушать очередную арестантскую семью, не отнимать у матери ребенка. Он оправдывался: «Унизительно бывает просить на коленях милостей для себя, своей выгоды, своей награды, унизительно молить недобрых людей о спасении своего тела, даже своей жизни… Но просить за других, за несчастных, страдающих, за тех, кому грозит смерть, не может быть унизительно, никогда и никак».
Известно, как поступил доктор Гааз с больным, укравшим серебряные приборы, лежавшие на столе. Пока сторож бегал за квартальным, Гааз сказал вору: «Ты – фальшивый человек, ты обманул меня и хотел обокрасть, Бог тебя рассудит… а теперь беги скорее в задние ворота… Да постой, может, у тебя нет ни гроша, вот полтинник; но старайся исправить свою душу: от Бога не уйдешь, как от будочника!»
Доктор Гааз чрезвычайно тепло отзывался о русском народе: «В российском народе есть пред всеми другими качествами блистательная добродетель милосердия, готовность и привычка с радостью помогать в изобилии ближнему во всем, в чем тот нуждается». И это правда, но мы сами, русские, сможем ли забыть и прочитать без негодования и краски стыда на лице о некоторых ужасных эпизодах из жизни доктора, о тех издевательствах, которые он вынес от больших и маленьких «должностных лиц» государства Российского.
На заданный ему вопрос: почему он, немец, католик, не возвращается из России к своим единоверцам и единоплеменникам, доктор Гааз ответил: «Да, я есть немец, но прежде всего я есть христианин. И, значит, для меня «несть эллина, несть иудея…» Почему я живу здесь? Потому что я люблю, очень люблю многие здешние люди, люблю Москву, люблю Россию и потому, что жить здесь – мой долг. Перед всеми несчастными в больницах, в тюрьмах».
В книге Л. Копелева приведены его слова: Я не имею смелость рассуждать про историю, про догматы русской церкви, поелику я есть мирянин из другой церкви. Какая правда есть настоящая? Я смею думать, что у Вас, Ваше Высокопревосходительство, есть одна часть правды, у митрополита – есть другая часть. А вся правда есть только у Бога.
Веротерпимость доктора Гааза была уникальной. Этот католик знал лучше иного православного все тонкости православной литургии и считал православие сестрой католицизма. Фёдор Петрович делал все для христианского просвещения россиян, сотни Евангелий, сотни написанных и изданных им «Азбук христианского благонравия», и книжечек «Призыв к женщинам» были розданы им уходившим из Москвы по этапу.
Дух просвещенной терпимости доктора был таков, что давал повод упрекать его в «измене католичеству». Так, профессор Фердинанд Рейс, врач и химик, убежденный лютеранин-евангелист, подшучивал над Федором Петровичем, говоря, что доктор Гааз плохой католик, ибо чаще бывает в православных церквах, чем в католической, и даже сам затеял постройку православной церкви на Воробьевых горах, дружит с русскими священниками, подпевает церковному хору и распространяет русские молитвенники.
Федор Петрович отвечал ему, что считает все расколы христианских церквей крайне досадными, но, скорее, условными, временными и второстепенными явлениями в истории христианства. Поэтому он всегда охотно содействует обращению мусульман и евреев в любую из христианских религий, но огорчается, когда кто-либо переходит из одной христианской церкви, которой принадлежат его родные, близкие, в другую, тоже христианскую.
Доктор Гааз говорил: «… Для меня образ Спасителя свят, где бы он ни был освящен – в Риме, в Кельне или в Москве. И слово Божье истинно и благотворно на всех языках. На латыни оно звучит для меня привычней и поэтому особенно прекрасно, но душе это слово внятно и по-немецки, и по-славянски, и по-русски».
Известен разговор доктора с митрополитом Филаретом о судьбе осужденных.
«- Вы все говорите о невинно осужденных, Федор Петрович, но таких нет, не бывает. Если уж суд подвергает каре, значит, была на подсудимом вина…
Гааз вскочил и поднял руки к потолку.
– Владыко, что Вы говорите?! Вы о Христе забыли.
Вокруг тяжелое, испуганное молчание. Гааз осекся, сел и опустил голову на руки.
Митр. Филарет глядел на него, прищурив и без того узкие глаза, потом склонил голову на несколько секунд.
– Нет, Федор Петрович, не так. Я не забыл Христа… Но, когда я сейчас произнес поспешные слова… то Христос обо мне забыл.»
Истории про идеальнейшего, душевнейшего «чудака-филантропа» Гааза неизменно воспроизводятся (в основном из А.Ф. Кони) и будут, видимо, воспроизводиться и расширяться в жизнеописаниях святого доктора. Между тем, истинный немец Гааз был прагматичным жизнеустроителем, умеющим претворять «души прекрасные порывы» в конкретные, облегчающие жизнь и быт людей, дела.
Его любовь ко всем слабым и беззащитным проявлялась всюду.
Любил доктор Гааз не только людей, но и животных, и с особенной нежностью относился к лошадям, выполнявшим тяжелый труд. Он покупал их на специальном рынке, где, вспоминал один из современников, продавали уже непригодных, «разбитых» лошадей как «конину» и тихонько ездил на них, а когда они по болезни и старости отказывали окончательно, отпускал их свободно доживать свой век, а сам вновь покупал таких же изношенных, спасая их от ножа и бойни. Часто проголодавшись в дороге, Гааз выходил из своей старомодной коляски и покупал четыре калача – один для себя, другой для кучера и по калачу для каждой лошади. Всю же имевшуюся у него провизию, как и подарки, он всегда отдавал заключенным.
Лев Копелев пишет, что Фридрих-Федор Гааз был душевно и духовно близок Пушкину, Гоголю, Некрасову, Достоевскому, Толстому, Чехову, Короленко – ведь им всем присущ дух неподдельного сострадания, сочувствия «маленьким людям», униженным и оскорбленным, даже тем, кто совершал преступления. Один молодой москвич, узнав историю доктора Гааза, сказал: «Да ведь этого добрейшего чудака мог бы придумать Толстой или Достоевский… Я так и вижу его среди персонажей их романов».
Когда Гааз тяжело заболел и арестанты стали просить тюремного священника Орлова отслужить молебен о его здоровье, тот поспешил к митрополиту просить разрешения; молебен о здравии иноверца не был предусмотрен никакими правилами. Филарет, не дослушав объяснений священника, воскликнул: «Бог благословил нас молиться за всех живых, и я тебя благословляю! Когда надеешься быть у Федора Петровича с просфорой? Отправляйся с Богом. И я к нему поеду». После того, как доктор умер, в православных храмах молились за упокой души раба Божьего Федора.
Председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев начал 70-х годах 19-го века изучать историю его жизни и написал пространную монографическую работу «Федор Петрович Гааз», в которой он утверждает:
«Гааз, в двадцать четыре года своей деятельности, успел сделать переворот в нашем тюремном деле. Найдя тюрьмы наши в Москве в состоянии вертепов разврата и уничижения человечества, Гааз не только бросил на эту почву первые семена преобразований, но успел довести до конца некоторые из своих начинаний, и сделал один, и не имея никакой власти, кроме силы убеждения, более, чем после него все комитеты и лица власть имевшие».
«Что может сделать один против среды? – говорят практические мудрецы, ссылаясь на поговорку «Одни в поле не воин». – «Нет!» – отвечает им всей своей личностью Гааз: «И один в поле воин». Вокруг него, в память него соберутся другие, и если он воевал за правду, то сбудутся слова апостола: «Все минется, одна правда останется» (А.Ф. Кони).
Обстановка сегодняшнего дня показывает нам, что при всех недостатках нашего общества, у нас имеется самая главная свобода – свобода быть учениками Христа, творить добро, которое и сегодня столь востребовано в нашей стране и в нашем огромном городе. Никогда еще в России не было столь благоприятных условий для того, чтобы быть деятельным христианином. Пример жизни доктора Гааза, немца, католика, беззаветно любившего православный русский народ, и вообще каждого страдальца, с кем он встречался, а среди них были не только русские, но и чеченцы, и евреи, и цыгане, для нас сегодня особенно важен.
Как нередко бывает во время переживаемых страной социальных, экономических и политических трудностей и перемен, многие люди поддаются на простые рецепты для решения сложных проблем. Однако так не бывает. Только упорный труд и терпение, только готовность стать на путь, который указан нам Спасителем мира, Иисусом Христом могут принести улучшение жизни общества и вознаградить каждого из нас счастьем, которое достигается в служении несчастьям ближних. На этом пути нас направляют две главные заповеди христианства. Во-первых, сделал ближнему – сделал Самому Христу. Во-вторых, во Христе нет ни иудея, ни эллина, но все призваны быть новым, преображенным творением.
Председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл недавно заявил, что ксенофобия может привести к катастрофическим последствиям для России.
«Ксенофобия – грех, а для России еще и великая опасность», – отметил владыка Кирилл на встрече с представителями молодежной организации «Наши», отвечая на вопросы аудитории. Митрополит Кирилл особо отметил многонациональность России как одно из ее важнейших, неотъемлемых достоинств, подчеркнув неизбежность дилеммы – «либо Россия будет великой и многонациональной, либо мононациональной и невеликой».
Настоятель храма свв. бесср. Космы и Дамиана в Шубине (г. Москва),
президент Российского Библейского Общества,
протоиерей Александр Борисов.
27 апреля 2007 г.
См. также: Кто посадил в Бутырке тополя
