26 марта – день рождения великого психиатра и философа Виктора Франкла (1905-1998), создателя логотерапии. Он лечил людей не лекарствами и не гипнозом, а смыслом. Его пациенты учились находить смысл в любом, самом неприглядном и мучительном существовании – в болезни, в страдании, в самой смерти.
Он знал о страдании больше других
Труд Франкла о логотерапии «Врачевание души» был распродан за три дня, а книга о концлагере «Человек в поисках смысла» был издан суммарным тиражом почти в 10 млн экземпляров и вошла в десяток книг, оказавших самое большое влияние на американцев (на жителей других стран, безусловно, тоже, но опрос проводила библиотека Конгресса США). До него психотерапевты в качестве основных принципов жизни называли стремление к удовольствию или власти – таких реальных, осязаемых, притягательных. А тут – какой-то эфемерный смысл…
В середине ХХ века утверждение поиска смысла как главной мотивации человеческой жизни явилось сенсацией. Сегодня, в эпоху популярного психологического чтива, это, мягко говоря, не ново. Мы научились защищаться от боли (а лучше – отмахиваться от чужой) шаблонными мудростями: «Любой новый опыт полезен», «Необходимо принимать брошенные судьбой вызовы», «По крайней мере, это сделает тебя сильнее», «Спрашивай не «почему?», а «зачем?»…
Называю эти фразы шаблонными не ради умаления их мудрости. Она – есть, она глубока и сомнению не подлежит. Но, будучи превращенной в назидательный слоган – не работает. Смысл способен исцелять лишь тогда, когда он выстрадан, рожден в муках, когда найден в ходе упорных поисков.
Повторить путь поисков Франкла – не приведи Господь. Из таких мест мало кто возвращается живым, а тем более обогащенным. Свою логотерапию (от греческого слова «логос» – в значении «смысл») психиатр из венского гетто вынашивал и создавал в нацистских концлагерях. Он знал о смысле страдания больше, чем кто бы то ни было. В его устах назидательная истина переставала быть таковой и становилась путеводной нитью для пациента.
Взгляд в прошлое
Он лечил людей не лекарствами и не гипнозом, а смыслом. Его пациенты учились находить смысл в любом, самом неприглядном и мучительном существовании – в болезни, в страдании, в самой смерти. «Врач, – пишет Франкл, – … всегда будет испытывать что-то подобное стыду, находясь у постели неизлечимо больного, ибо …он не в состоянии вырвать эту жертву из тисков смерти. Больной же становится героем, смело встречающим свою судьбу; он не сдается, ибо принимает свою участь с тихим страданием. Таким образом, последние моменты его жизни становятся истинным достижением в метафизической области».
Он часто сравнивал жизнь с отрывным календарем. Пессимист отрывает листочки и выбрасывает со скорбью. Оптимист бережно складывает в стопочку, делая на них дневниковые заметки. Работая в качестве психотерапевта со смертельно больным человеком, Франкл просил его оглянуться назад и вспомнить все хорошее, что было в жизни.
Неужто это не имело смысла, неужто исчезнет бесследно?
Нет, – соглашался пациент, – так быть не может.
Кто-нибудь может сделать небывшим, например, счастье, которое вы испытали? Или добро, с которым вы встречались в жизни? То, чего вы добились, что осуществили?…
Никто не может зачеркнуть это!
Или то, что вы мужественно и честно перестрадали? Может кто-нибудь устранить это из вашего прошлого?
Такими нехитрыми вопросами он подводил человека к изменению точки зрения на болезнь и приближающийся конец, на прошедшую жизнь, которая вдруг стала казаться тому лишенной смысла.
«Логотерапевт в самом безнадежном случае, – говорил Франкл, – не отказывает пациенту в праве на утешение».
За это стремление его критиковали. Утешение не входит в задачи психотерапии. Но человек, который занимался групповой терапией в бараке Освенцима, знал, что делал.
… И вера в будущее
В 1941 году Виктор Франкл совершил невероятный и, казалось бы, совершенно бессмысленный поступок. На протяжении долгих месяцев он пытался получить американскую визу, чтобы бежать из нацистской Австрии. А когда, наконец, получил, понял, что не может бросить стариков-родителей, которых ждал концлагерь. Франкл знал, что ничем не в силах помочь, но – остался. Скоро вся семья оказалась в лагере. Вернулся только Виктор.
В концлагерях Франкл пытается смотреть на собственные переживания отстраненно – как психолог. Шок, апатия – вот стадии, через которые проходили узники. И, конечно, он и там оставаясь врачом, пытался нащупать и тут же применять на практике методы психологической помощи. То, что ему удалось выработать в лагере, применимо для любой критической ситуации, в которой может оказаться человек – будь то тяжелая болезнь, утрата близких, потеря чего-то очень важного в жизни.
Вот пример из довоенной жизни Франкла (Я намеренно привожу его – как менее хрестоматийный. Книгу о лагерном опыте Виктора Франкла – «Человек в поисках смысла» – не поленителсь, кто не читал, прочитайте целиком. Она невелика и невероятна, в ней почти нет ужасов, зато очень много жизни, силы и веры. Доктор надиктовал ее всего за девять дней).
В конце 1920-х годов Франкл – студент медицинского отделения Венского университета – переживал серьезный личностный и профессиональный кризис. В то время на психотерапевтическом небосклоне сверкали две ярчайшие звезды – Зигмунд Фрейд и Альфред Адлер, основатели двух венских школ психотерапии. Попытки Франкла примкнуть и к одной, и ко второй – оставили после себя лишь горькое разочарование, временную утрату веры (он рос в семье правоверных иудеев, а после лагеря стал экуменистом) и вообще жизненных ориентиров. На брошенный жизнью вызов пустоты и бесцельности он отвечает тем, что с головой окунается в общественную и благотворительную деятельность. Организовал сеть бесплатных психологических консультаций для молодежи (в Вене тогда бушевала эпидемия самоубийств выпускников гимназий), поддерживал молодых безработных, много выступал, говорил о смысле жизни, читал лекции в «народной школе». Он не мог знать, какой смысл имеет вся эта работа. Как мог студент помыслить, что очень скоро станет основателем третьей венской школы психотерапии (так называют логотерапию), наряду с легендарными старшими коллегами?! Между тем, первые наброски будущей методики он сделал именно тогда, в конце 1920-х, готовя беседы и лекции. Кстати, после университета Франкл семь лет будет работать с несостоявшимися самоубийцами в кризисном стационаре, где пригодится и опыт молодежных консультаций.
Своих соседей по баракам Освенцима он «лечил» тем, что помогал им думать о будущем. У узников оно было не просто туманно и непредсказуемо. Его – не было у обитателей Освенцима, как не было вообще ничего, в буквальном смысле слова. Но без мыслей о завтра нельзя. «Заключенный, который потерял веру в будущее – свое будущее – обречен. С потерей веры он теряет также и духовную стойкость; он позволяет себе опуститься и стать объектом душевного и физического разложения… Тому, кто больше не видел ни смысла своей жизни, ни цели, ни стремлений, … незачем было переносить ее тяжесть. Он скоро погибал», – пишет Франкл.
Трагический оптимизм
Со временем он выработает концепцию, которую назовет «трагическим оптимизмом». Жизнь в критических, тяжелейших обстоятельствах становится чередой вызовов, которые надо ежечасно и ежеминутно принимать, вопросов, на которые надо отвечать, так находя свой смысл и всякий раз – свое маленькое будущее. Здесь речь не о смысле жизни вообще – раздумья на эту глобальную тему могут завести в тупик и в буквальном смысле погубить – а о решении конкретных задач, уникальных для каждого. В каждую минуту жизнь открывает человеку множество разных возможностей, главное – не упустить их и делать правильный выбор, беря за него ответственность. Тогда – как бы ни были тяжелы обстоятельства – жизнь не может казаться бессмысленной.
Есть шанс погибнуть завтра в газовой камере, есть шанс избежать ее; твоя задача: делать все, чтобы, по крайней мере, не снижать своих шансов на жизнь – вот суть такого подхода к жизни.
Конечно, случались моменты, и не раз, когда Франкл был близок к крайнему отчаянию, после которого – гибель. Он умудрился протащить с собой в лагерь рукопись книги о логотерапии, а после утратил ее – то ли в санпропускнике, то ли в тифозном бараке. Спустя некоторое время собрался с силами – и начал работу заново, найдя где-то огрызок карандаша и подбирая клочки бумаги. Переплавленные в адской лагерной топке концепции будущей теории обрели иное содержание и смысл.
Смысл страдания
Но что может придать смысл жизни в аду?
Созидательный труд – как показывает пример доктора Франкла.
Любовь: в самые тяжелые моменты, на грани жизни и смерти, он вспоминал о жене и мысленно разговаривал с ней.
Природа и искусство: «В лагере человек мог привлечь внимание товарища к прекрасному зрелищу заката, когда солнце просвечивает сквозь высокие деревья баварских лесов (как на знаменитой акварели Дюрера) – именно в этих лесах мы строили огромный подземный военный завод».
Но главное, что смысл есть и в самом страдании, и в смерти.
Если верить, что они имеют смысл, который нам не дано постичь, можно выдержать все.
Смысл – наверху
Для верующего логотерапия открывалась во всей полноте.
– Разве не возможно, что Бог хочет увидеть, как Анастасия будет переносить страдание? И может быть. Он должен будет признать: «Да, она была очень мужественна», – говорил Франкл больной раком женщине, и та исцелялась от депрессии.
Человеку, потерявшему в концлагере жену и шестерых детей, врач цитировал псалом, где сказано, что Бог видит все наши слезы. Тот сокрушался, что дети ушли как невинные мученики, а он сам никогда не станет достойным такой участи.
– Годы страданий смогут очистить вас от ваших грехов и вы присоединитесь к ним там, – возражал психотерапевт, и пациент уходил утешенным.
За открытую религиозную позицию Франкл подвергался критике от коллег. Не секрет, что одной из причин рождения психотерапии на стыке столетий явилась утрата человечеством веры в Бога – и психотерапевт, использующий религиозные категории, словно бы грешил против самой профессии.
В 1949 году он защитил докторскую диссертацию, посвященную связи психотерапии и религии, изданную в виде книги «Подсознательный Бог». При этом Виктор Франкл всегда стремился подчеркнуть, что логотерапия не была ни религиозной, ни нравственной проповедью, но за скобками в его текстах и записях консультаций всегда стоит Высший смысл (Сверхсмысл, как он называл его). В работе с людьми он не стремился выводить его из-за скобок раньше времени или навязывать неготовому принять такое «лекарство» пациенту.
Рассказывая о сущности логотерапии в нерелигиозной аудитории, Франкл приводил аналогию с лабораторной обезьяной, у которой постоянно берут пункции для изготовления противополиомиелитной сыворотки. Она не может знать, ради чего мучается. «Разве нельзя представить себе, что есть еще другое измерение, мир выше человеческого; мир, в котором вопрос об окончательном смысле человеческого страдания найдет ответ?»
Смысл, по Франклу, нельзя изобрести или придумать, его можно только отыскать, причем не внутри себя и даже не в пределах видимого мира. Упование на искусственные ценности (например, успех или даже счастье) и придуманный смысл он уподоблял лазанью по канату, подброшенному в воздух. Этот канат надежен лишь когда крепко привязан к чему-то очень прочному и сильному наверху. Гарантию, что он выдержит наше карабканье по нему, может дать только вера, только Бог. И тогда ничего не страшно.
