Николай Андреевич Белоголовый родился в 1834 году в Иркутске. Его отец был сибирским купцом, занимался торговлей и пивоварением. Пытался мыть золото, как и многие сибиряки. Но не вписался в этот рынок. Там все было очень сложно.
Жизнь так повернулась, что Николай получил образование в доме дворянина и интеллигента Алексея Петровича Юшневского. Не удивительно – после декабрьского восстания 1825 года их таких в Сибири было множество. В частности, тот же Юшневский входил в Союз благоденствия, был одним из создателей Южного общества. Мечтал о конституции, а получил каземат.
Зато никому не известный купеческий сын получил превосходное образование. Юшневские жили недалеко от Иркутска и устроили у себя нечто наподобие частной гимназии-пансионата. В ней-то и оказались братья Николай и Андрей Белоголовые.
Николай Андреевич писал: «В небольшом своем домике, состоявшем из 4-х и самое большее из 5 комнат, Юшневские отвели для нас одну, выходившую окнами на двор; она нам служила и спальнею, и учебною».
Образование продолжил офицер и юрист Александр Поджио. Александр Викторович произвел на братьев впечатление: «Длинные черные волосы, падавшие густыми прядями на плечи, красивый лоб, черные выразительные глаза, орлиный нос при среднем росте и изящной пропорциональности членов давали нашему новому наставнику привлекательную внешность и вместе с врожденною подвижностью в движениях и с живостью характера ясно указывали на его южное происхождение».
В те времена в Сибири можно было при желании получить образование не хуже университетского.
Тем не менее в 1846 году отец отправляет Николая в Москву, в частный пансион пастора Эннеса, уроженца Эльзаса. Белоголовый вспоминал: «Пансион пользовался в Москве отличной репутацией и действительно оправдывал его прекрасной постановкой преподавания, чего достигал Эннес, умело вербуя талантливых учителей среди молодых кандидатов, окончивших курс Московского университета».
И там, в пансионе, мальчика ждет очередная удача. Его другом становится учащийся того же пансиона Сергей Боткин, будущий великий терапевт и уникальный диагност.
После пансиона – Московский университет. Юноша хочет стать писателем, однако поступает на медфак. Причина – указ императора, сильно ограничивающий обучение на всех факультетах, кроме медицинского. Просто он в то время пользовался наименьшей популярностью.
Кстати, по той же причине на мехмате оказался и Боткин, такой же купеческий сын. Он собирался стать математиком.
Во время вступительного экзамена по русской словесности профессор Федор Буслаев воскликнул, слушая Белоголового: «Вот жаль, что не поступает на филологический факультет!»
Увы, поделать ничего было нельзя.
Любимый доктор города Иркутска
В 1855 году Николай Андреевич оканчивает университет и возвращается в Иркутск. Он получает довольно высокую должность городского врача. Кроме того, он принимает руководство городской Чупаловской больницей. Будучи человеком инициативным, учреждает в своем родном городе медицинское общество. Избирается гласным иркутской думы.
Но и литературе отдается должное – вместе с уже упомянутым братом Андреем Николай создает «Общество зеленых полей», или Кружок Белоголовых. Это либеральное общественное объединение, созданное на основе декабристских идеалов.
Николай Андреевич впоследствии писал о декабристах: «Они сделали меня человеком, своим влиянием разбудили во мне живую душу и приобщили ее к тем благам цивилизации, которые скрасили всю мою последующую жизнь».
В Кружок Белоголовых входят писатели, учителя, свободомыслящие купцы и чиновники.
И разумеется, общество издает газету. Называется она «Амур». Только не в честь мифологического божества любви, как это было бы в столице, а в честь полноводной сибирской реки. В Иркутске – своя специфика.
Эта газета считалась одной из самых зубастых в Российской империи и просуществовала всего-навсего два года.
Медицинское общество ратовало за распространение врачебных знаний, расширение медицинской помощи населению, открытие в Иркутске «дома умалишенных». «Общество зеленых полей» вместе со своим «Амуром» добивалось открытия в городе женской гимназии, воскресных школ. Но власти во всем этом видели крамолу. Еще бы – город декабристов, тут иначе быть не может.
Газетными заметками и кабинетной трескотней дело не ограничивалось. Однажды, например, доктор Белоголовый, принципиальный противник телесных наказаний, в силу своих должностных обязанностей осматривал преступника. Того приговорили к наказанию плетьми.
Белоголовый разыграл целый спектакль. По мере осмотра, выстукивания и ощупывания, он все больше мрачнел. И категорически заявил, что у преступника больное сердце и плетей он не переживет.
Наказание пришлось отменить. А приговоренный к нему в ужасе спросил: «Доктор, а сколько я еще проживу?»
Белоголовый был настолько убедителен, что тот, при отменном здоровье, действительно поверил в свою страшную болезнь.
И еще один характерный пример. Когда Белоголовый заболел брюшным тифом, иркутские врачи постоянно дежурили у его постели. А когда он пошел на поправку, его друзья арендовали дом напротив и устроили роскошный пир в честь этих самых городских врачей.
Один из современников писал: «Все с бокалами в руках и без шапок переходили Большую улицу и поздравляли больного с выздоровлением. Это было торжество науки и дружбы».
Современник писал о докторе: «Даровитый врач, внимательно следящий за движением науки, гуманный, общедоступный, бескорыстный, безукоризненный блюститель всех требований медицинской этики и с независимым характером».
Затем Николай Андреевич по традиции того времени отправляется за рубеж, слушать лекции европейских светил. Пользуясь случаем, присутствует в 1861 году на свадьбе друга Боткина в городе Вене.
А вернувшись в Россию, защищает в 1862 году докторскую диссертацию.
Николай Белоголовый селится в Санкт-Петербурге. Поначалу он думал вернуться в Иркутск, но приятели – в первую очередь Боткин – уговорили остаться в столице. Там больше возможностей для совершенствования в медицине. Кроме того, желание стать писателем с годами притупилось, но не исчезло окончательно.
В Петербурге доктор сходится со многими известными литераторами. Ему нравится само пребывание в писательской среде среди остроумных и ярких людей. Там его знают как писателя-любителя и как врача. Многие обращаются за медицинской помощью именно к своему приятелю Белоголовому.
Занимался доктор и благотворительностью. Если у пациента не хватало денег, доктор просто отказывался от гонорара. А во время многочисленных торжественных обедов мог подняться и предложить присутствующим собрать деньги на то или иное доброе дело.
Высокий сибиряк с классической докторской бородкой и добрыми глазами, немного нескладный и очень застенчивый, он постоянно получал поддержку у присутствующих.
В 1878 году умирает Некрасов. Белоголовый его наблюдает во время болезни, а потом пишет о нем книгу в редком жанре – мемуарно-медицинский очерк.
Жанр, впрочем, весьма специфический: «Николай Алексеевич тотчас же пришел ко мне с сугубыми жалобами на свою невралгическую боль; она стала и чаще, и продолжительнее, и острее, особенно по ночам, так что иногда заставляла его вскакивать с постели, причем вскочивши, он становился на правую ногу, а левую пригибал к туловищу в тазобедренном суставе под прямым углом, и так оставался неподвижно несколько секунд, что ему доставляло облегчение».
Книга, однако, пользовалась у читателей успехом.
Постепеновец Белоголовый
Тем более неожиданным выглядит решение, принятое в 1880 году, – полностью уйти из медицины, заниматься исключительно литературой. Годы шли, времени оставалось все меньше. Усталость накапливалась. Кроме того, Белоголовый, по его признанию, «безвозвратно утерял то нравственное равновесие, которое необходимо врачу для добросовестного исполнения его обязанностей».
А работать без этого не позволяет порядочность.
Возможно, для того чтобы окончательно спалить за врачеванием все мосты, Николай Андреевич переезжает из России в Швейцарию. Он с удовольствием погружается в компанию русских эмигрантов. Становится главным редактором эмигрантского «Общего дела». Публикуется в «Колоколе».
У него даже появляются собственные политические взгляды. Бывший доктор против революционных перемен, но и существующая ситуация ему не нравится. Он – сторонник постепенных преобразований.
Николай Андреевич даже придумывает для своей позиции полушутливое определение – «постепеновец».
Пишет стихи на остросоциальные сюжеты:
К просвещенью щель убогую
На твой счет законопатили
И ведут своей дорогою
К кабаку тебя предатели…
Связи с родиной, конечно, остаются. Салтыков-Щедрин и вовсе утверждает, что любит Белоголового «больше, чем кого-либо из друзей».
Впрочем, бывших врачей не бывает. Антон Павлович Чехов до самой смерти консультировал своих приятелей, а живя на дачах, открывал медпункты. Белоголовый же лечил Тургенева в Париже. А потом описал это в очерке. Жанр мемуарно-медицинского очерка, начавшись с Некрасова, оказался на редкость удачным.
В 1892 году в серии ЖЗЛ (она в то время уже издавалась) вышла книга Николая Андреевича о его друге Боткине. Белоголовый честно признавался: «Трудность составления биографии Боткина… усугублялась еще и тем, что писать ее приходилось за границей, вдали от всяких живых и мертвых источников, столь необходимых для подробной и всесторонней характеристики описываемого лица. Вот почему настоящий очерк цельной характеристики Боткина не дает, а, скорее, знакомит с теми биографическими данными, которые находились в нашем распоряжении, и послужит хорошей канвой для будущих, более объективных биографов».
Книга же «Воспоминания и другие статьи» до революции выдержала целых четыре издания. В 1898 году иркутская газета «Восточное обозрение» писала: «Недавно вышла из печати новая книга – «Воспоминания Николая Андреевича Белоголового», выдержавшая уже два издания и готовящаяся к выходу в свет третьим изданием. Такой успех книги указывает на ее обаятельное влияние самой по себе».
* * *
В 1891 году «Общее дело» закрылось. Белоголовый вернулся в Россию. В этот раз он поселился в Москве.
Там же он спустя четыре года и скончался. Как говорится, на руках у Сергея Боткина. Но это был другой Сергей Боткин, не Сергей Петрович, а Сергей Сергеевич. Сын старого доброго друга, тоже ставший врачом.
Друг Сергей Петрович Боткин умер еще раньше, в 1889 году, на руках у доктора Белоголового.
Николая Андреевича похоронили на кладбище Покровского монастыря, за Таганкой. Рядом с могилами Боткиных. При советской власти монастырь был упразднен, кладбище ликвидировано. Монастырь со временем восстановили. Кладбище, конечно, нет.
