Сегодня наша подопечная Елена Константиновна причастилась. Я пришла, чтобы открыть и закрыть дверь, помочь священнику, подать все, что нужно, – она очень медленно передвигается по квартире.
Я закрыла за батюшкой дверь и вернулась в комнату – поздравить с причастием, посидеть, поговорить.
– А знаешь, я ведь батюшке все очень кратко сказала… Сказала, что раздражаюсь все время, людей и Бога не люблю… А вот ушел батюшка, и я думаю, принимает ли Господь такое покаяние?
– Да почему ж не принимает? Ведь причастились.
– Я сорок лет назад в церковь пришла, сорок лет молюсь, исповедуюсь, причащаюсь, в Бога верю, а все двух слов нормально связать не могу. Вот можно же было поподробнее рассказать, о грехе и о своей лени.
Вот сказала я, что раздражаюсь. Но перед Богом ведь это страшно. Очень страшно. Вот кошка моя, Муся. Люблю ее, одна она у меня. Кормлю, она прижимается, спит у головы. А вот начинет шалить – как я на нее гневаюсь! А ведь говорила, что родная, любимая.
А недавно соседа попросила хлеба по дороге в магазин купить. Так он что-то пробурчал-проворчал, не куплю, говорит. Так я снова гневаться, да еще начала вспоминать, какие раньше хорошие отношения были, и осуждать, думаю, а раньше-то, когда я из дома выходила, все ему старалась помочь. А теперь я хуже него болею. Да и хлеб-то… Лена бы пришла на следующий день, купила бы. А я сижу дома и весь день грешу из-за этого…
А евангельские заповеди-то? Я вот Евангелие каждый день читаю. Читаю и ужасаюсь. Так неисполнимы-то эти заповеди, думаю. Вот, говорит Господь, «любите врагов ваших». А я? Ближних не люблю. Говорит, идите тесным путем. А я своего-то не принимаю. А проклинающих благословлять? А отсечь все? А не оглядываться? Какой он тесный путь веры-то…А я и не знала…
Знаешь, только что меня утешает? Что разбойник на кресте в последний момент покаялся и в рай вошел. Может и у меня получится? Получится исправиться хоть немножко в последний момент?
Я вот еще нашу молодежь осуждала, ох, как осуждала. А мне Господь таких добровольцев послал… Таких девочек. Молоденьких. Они ж теперь мне как ангелы.
В спасении внучки совсем отчаиваюсь, прости Господи. Не понимаю, что Ты ее своим путем ведешь. Привезла она мне эти большие иконы. А иконы большие, на досках, писаные, качественные). Молись, говорит, пусть у тебя будут. А я ей говорю: «Не могу я жить одна, поживи у меня, помоги. Я после больницы, мне, может, недолго уже осталось – 82 года ведь». А она отвечает, мне, мол 22 года всего, надо свою личную жизнь устраивать. Я почти плачу, говорю: если ближним служить, личная жизнь сама образуется, Господь все устроит. Она не слушает, говорит, что это мои сказки, а я плачу и отчаиваюсь. А ведь со мной жить-то тяжело. Капризная я. А внучку жалко. У нее ведь мать быстро и страшно умерла – машиной сбило. А мне, когда это случилось, страшные мысли приходили: казалось мне, что это Бог ее наказал такой смертью без покаяния. Тогда я уже слегла, а внучка за мной полгода ухаживала и говорила мне: «Когда ж ты умрешь, проблемы только доставляешь».
А у меня, когда ночью все болит, и я не сплю, – вот уж я отчаиваюсь…
Еще отчаиваюсь в спасении нашей страны – страшные ведь вещи творятся.
Соседей своих полжизни знаю, и ведь хорошие все люди, а в храм не хотят, ходят лишь на Пасху, раз в год.
Вот сижу я так дома и в грехах погрязаю… Да ведь с такими грехами в рай хочу ни за что ни про что. Вот у меня любимая икона – Владимирская. Мне страшно иногда, думаю, простит ли Христос, что я Матерь Божию так сильно люблю? Ты посмотри, какой у нее лик-то. Посмотри на лик.
Только на девочек никогда не обижаюсь. Они приходят, помогают, бегают по квартире, а я сижу и слава Тебе Боже. Только вот стыдно их просить окна к зиме поклеить…
Устала я немного жить. 82 года – это долго. Вот я и думаю грешным делом: Господи, забрал бы Ты меня до зимы. Прости Господи. Ты же меня всю жизнь, как неразумную овцу тащишь… А я ни покаяться нормально, ни нормально умереть…
Только знаешь, что меня больше всего пугает до сих пор?
– Что?
– А я читала в каком-то рассказе, про Антония Великого, что у него было видение, где было, что по всему миру такие диавольские сети расставлены, что как не сделаешь, куда не пойдешь, все в них запутаешься… А это ведь страшно… Теперь из этих сетей и в рай-то попасть невозможно, выходит.
– А не читали в этом же рассказе, дальше?
– Нет.
– А там сам Антоний Великий спрашивает у Бога, как же избегнуть этих сетей. А Господь отвечает, что смиренный избегает их, они его даже не касаются… Неужели не читали?
– Нет… Правда? Ох, счастье-то какое! Тогда и говорить нечего. Какая я глупая… Молодые, которых я все осуждала, какие же все умные, образованные! Про Антония Великого знают… Это же счастье, если сети даже не касаются. Я все сидела, думала, как же из грехов выпутаться, а ты так сразу все и разъяснила! Через месяц пригласишь священника причаститься?
– Конечно.
– Ну, иди тогда, беги. Я тут и так много говорю. Беги, милая. Кошку из кухни выпусти и иди.
У Елены Константиновны неважно и с памятью, и со здоровьем. Такая она, чудит иногда. Когда рано утром я бежала к ней под проливным дождем, я просто хотела помочь причаститься малознакомой одинокой бабушке. А уходила от нее, как от родной, думая: «Дай нам Бог дорасти до такой глубины». Пусть для кого-то она просто старая, одинокая, несчастная бабушка. Мне открылось другое: я увидела светлую, красивую душу, стремящуюся к Богу.
Духовный отец митрополита Антония (Сурожского) как-то сказал ему: «Никто и никогда не сможет отвратиться от греха, если не увидит в глазах хотя бы одного человека сияние вечной жизни». Я увидела, а значит, у меня все-таки есть шанс.
Наталья МУРЗИНА
Вы тоже можете стать нашим добровольцем! Для начала – просто загляните на наш добровольческий форум!
