Один из самых свежих проектов наших добровольцев – занятия с детьми и помощь персоналу в Институте глазных болезней имени Гельмгольца. Редакции они рассказали, что ходят читать книги слабовидящим детям, но когда наш корреспондент отправился с ними «на дежурство», книг читать ему не пришлось. Но и скучать тоже. Читайте его отчет и присоединяйтесь к добровольческому служению!
Московский научно-исследовательский институт глазных болезней им. Гельмгольца – грязновато-желтое здание в пяти минутах пешком от Красных Ворот. Это крупнейший офтальмологический центр страны, добровольцы здесь работают с декабря прошлого года. Наша цель – детское хирургическое отделение. Со мною трое добровольцев: «А обычно по сколько ходите?» – спрашиваю их – «Ну вот на вчерашний день записались чуть ли не тридцать человек, а в итоге тоже около четырех было… Раз на раз не приходится».
Как не банально это звучит, добровольчество – дело добровольное. Здесь никто никого не заставляет: созвонились – пошли, не созвонились – нет. Ольга, координатор группы работающей в институте, на выходных опрашивает волонтеров: кто и когда может пойти, составляет примерный график. Всего активистов человек двадцать, утверждает она. Тех, которые бывают эпизодически – еще больше, подсчету они не поддаются.
«Мне сказали, вы слепым детям там сказки читаете вслух…» – «Ничего мы им не читаем! Да они там и не слепые: большинство хотя бы одним глазом видят хорошо». – «Как же так?! А я об этом-то статью собрался писать…» – «Ну, если хочешь, можешь сам почитать им, тогда и напишешь! Нет, есть и видящие совсем еле-еле. Например, такой глухонемой мальчик в во-о-от таких очках… С ним общаться, конечно, сложнее, но и с ним мы играем».
На самом деле, сказки когда-то все же читали, дети-то, хотя и не слепые, – все-таки с больными глазами. Но девочка, которая читала, сейчас больна, и заменить ее пока никто не собрался.
Минуты через две мы уже в больнице. К отделению подходим с черного хода. Открывает медсестра, и тут же куда-то убегает. Пока мы переобуваемся – с лестницы спускается уборщица: «Строители? – спрашивает – Линолеум пришли класть?» «Нет, – говорю – добровольцы». «Какие добровольцы? Ничего ни о каких добровольцах я не слышала!» – бубнит старуха, не отрываясь от тряпки.
С руководством НИИ есть однозначная договоренность – помощь больнице нужна, волонтерам зеленый свет! – и зимой администрация сама обратилась в службу «Милосердие», мол, персонала хватает только на лечение, а заниматься – с детьми некому. Но, как известно, перед уборщицей или вахтером бессильно даже самое высокое начальство, так что и пускают в отделение добровольцев не всегда: «Бывает, что и дверь не открывают – признаются они – просто некоторым сложно понять, почему кто-то просто так приходит вдруг и помогает».
Пока я копаюсь в прихожей – все уже поднялись в отделение. Приходится догонять. «Ух ты! Опять пришли, а когда играть будем?!» – с порога спрашивает какой-то карапуз. Дети в отличие от уборщиц знают кто такие добровольцы, и, как оказывается, ждут нас с нетерпением.
«Все давно на месте – встречает меня один из наших – Вот и тебе швабра…» – «А как же детей развлекать?!» – «Да, но сначала мы моем полы. Это тоже помощь. Персонал и без нас правда справляется, хотя и не всегда… Так что твой участок коридор от этой стены вот до той».
«Смотрите, не перепутайте тряпки – хлопочет рядом медицинская сестра – для каждой части помещения свое ведро, тряпка и швабра! Посмотрите, на них написано… И добавьте хлорный раствор в воду, да лейте не на пол много, дети носятся постоянно – поскользнуться еще».
Забавно, что пока ты моешь полы, малолетние пациенты к тебе относятся так же как и к обычной уборщице. То, что я даже отдаленно не похожу на стандартную в этих случаях бабулю, явно не здешний, и видят они меня впервые, значения не имеет. Раз в халате и со шваброй – значит уборщица! А уборщица для ребенка – это что-то типа части пейзажа, интерьера помещения, чего можно не замечать, и уж тем более странно воспринимать как взрослого человека. Я сам, когда в детстве лежал в больнице относился к уборщицам подобным же образом. Как только появляются взрослые – дети замолкают, перестают играть… А уборщицы никто не стесняется. Ее как будто бы и нет.
Вот, кто-то самый задиристый стучит по голове худого и длинного своего товарища: «У тебя много ума и мало силы, а у меня наоборот сила есть – ума не надо!» – безапелляционно заявляет он. Жертва, как я догадываюсь и есть тот самый «глухонемой в очках», правда он никакой не глухонемой, а просто слабослышащий (с аппаратом), и не слишком разговорчивый.
Другие двое, оперевшись на стену, знакомятся: – Тебя как зовут? – А тебе зачем?! – Я уже знаю тебя, и вот решил спросить, как зовут. Я здесь все время стою и все лица запоминаю. А ты часто проходишь то туда, то сюда…
Мамаши с малышами на руках аккуратно обходят меня, стараются не наступить на мокрое. Дети, предоставленные сами себе – лихо перепрыгивают швабру, почти опрокидывают ведро. Специальных воспитателей или педагогических работников в отделении нет, в их роли – как раз добровольцы, приходящие сюда раза три в неделю, и лежащие в палатах вместе с детьми мамы.
Наконец я отставляю швабру и могу воссоединиться с остальными нашими: пол вымыт. Пациенты постарше сидят по койкам, уткнувшись в книгу или сотовый телефон. Те, что помоложе – уже ждут нас в столовой. Туда мы несем коробки с настольными играми, карандашами, конструктор и бумагу для аппликаций.
Каждый выбирает себе что-то по душе. Часть ребят моментально окружает настольную «стратегию». «А я делаю открытку на восьмое марта. Отвезу с собою в Минск – домой!» – хвастается круглолицая девчонка лет десяти – одиннадцати. «Здесь пациенты бывают со всего бывшего Союза в принципе» – объясняет какая-то из мамаш. Остальные мамы, тем временем, оставив детей на нас, собрались в круг. Играют в «интеллектуальную игру». На карточках слова, нужно их объяснить с помощью синонимов, чем больше слов – тем больше баллов.
Павел, один из наших добровольцев, студент – математик показывает нам какую-то хитрую китайскую головоломку. «Вчера над ней целая группа студентов сидела и несколько часов, никак не могла отгадать… А здесь, наверное, на неделю хватит» – улыбается он. Из клочков бумаги причудливой формы нужно собрать квадрат. Пока я в недоумении перебираю руками треугольники и всякие трапеции – тот «глухонемой» в очках показывает мне результат своего пятиминутного труда. Потрясающе, но он уже собрал! В одиночку обогнал и студентов, и добровольцев, и других ребят.
Часов в девять отбой. Все, пора домой!
«Павел, а как ты сюда попал?!» – «Есть такая книга Чака Паланика. «Бойцовский клуб», ты ее читал? В фильме не то – режиссер смеется ведь над такими людьми, как главный герой. То есть над теми, которые пытаются такими странными способами реализоваться, но сам Паланик – он все писал всерьез, и сам, насколько я знаю, работал волонтером какое-то время. Впервые, во всяком случае, мысль стать добровольцем пришла ко мне в голову после этой книги, а вообще-то я здесь только третий раз» – признается он.
«Текучка очень большая, лица все время разные, так что я может и не помню всех наших, которые сюда ходят» – говорит Женя – «бывалый» доброволец. Когда мы уже совсем собрались, и даже одели куртки, в дверном проеме неожиданно появляется чья-то физиономия, это тот самый «задиристый» мальчишка у которого «сила есть – ума не надо»: «А когда вы еще раз придете?!» – интересуется – «Ну когда лично мы не знаем, а другие волонтеры – где-то в субботу» – «Блин – отзывается тот – ну так всегда…» – «А в чем дело?» – «В пятницу меня уже выписывают!» – с досадой говорит он. Мы растерянно разводим руками. В субботу будет другая смена, сегодняшние добровольцы придут второй раз в хирургическое отделение возможно еще не скоро – то есть, как созвонятся. Звоните и вы: телефон службы «Милосердие» 972 – 97 – 02, или заходите на форум добровольцев на нашем сайте.
Дмитрий Ребров
