В 2019 году пропажа девятилетней Лизы Киселевой всколыхнула Саратов, а за ним и всю Россию. К поискам отряда «Лиза Алерт» тогда присоединилось множество добровольцев, в том числе — священник Андрей Мизюк. С тех пор он продолжает ездить на поиски.
25 мая в Международный день пропавших детей священник рассказал, почему недостаточно «просто молиться» о потерявшемся человеке, и что делать, чтобы дети не убегали из дома.
В волонтеры идут не за адреналином
— Отец Андрей, как вы оказались в поисковом отряде и почему в нем остались? Вам недостаточно «просто молиться» о пропавших?
— Четыре года назад в классе моего сына была встреча с волонтером движения «Лиза Алерт». Детям рассказали, как вести себя на природе, в лесу, как не потеряться и что делать, если все-таки потерялся. Промелькнула мысль, что эта встреча может быть полезна лично для меня. Промелькнула и ушла – до известных событий с погибшей Лизой Киселевой.
Тогда и случился мой первый поиск. Первым он был не только у меня – участвовало почти 4000 человек, в отряд пришло много новых людей. Резонанс был на всю страну! Страничка во «ВКонтакте» просто ломилась от анкет волонтеров. На следующие поиски ездили уже далеко не все из них, а я снова поехал, а потом еще и еще. Люди на поисках очень нужны, к тому же, у меня есть машина, которая может послужить благому делу.
Дело точно не в адреналине: я не встречал в отряде людей, которым не хватает в жизни смысла или нечего делать. Суть волонтерства — не во «вместо», а во «вместе». Это самые разные люди с разными профессиями, интересами и взглядами. Я как священник не стал ни для кого экзотикой и на равных влился в коллектив.
— В поисковых операциях «Лизы Алерт» всегда задействовано множество волонтеров. Почему?
— Нужна спокойная, методичная работа. Например, расклеивать ночью ориентировки по городу, идти «лисой» (проходить заданный отрезок, выполняя поисковую задачу), ехать «ветром» (патрулировать на машине) — все это возможно только коллективно. Одному сложно и часто просто опасно — например, когда поиски ночью, далеко от города. В отряде никогда не рискуют безопасностью волонтеров, это принципиальный момент.
Оторванный кусок души
— Расскажите о поисках, в которых вы участвовали. Что было самым сложным?
— Самые тяжелые и нервные — поиски детей, потому что надо действовать быстро, быть в состоянии повышенной готовности. Среди них Лиза Киселева, с которой все началось, и тяжелейший поиск двенадцатилетнего Артура Шмыглева. Я стараюсь поминать их на панихиде. Погибшие дети — это всегда вырванный кусок души, хотя как священник я понимаю, что со смертью ничего не заканчивается.
Поиск Артура, который пропал в селе Песчанка, осложнялся тем, что ударили первые серьезные морозы, а искать надо было очень далеко от города. В первую же ночь при минус 18 мы ездили в соседнюю деревню на расклейку ориентировок. Скотч из-за холода не липнет, вокруг глушь, темнота. Нам тогда пришлось прочесывать берег, и путь длиной в километр показался неожиданно долгим: концентрация полная плюс морально готовишь себя к возможному трагичному итогу. Увы, тогда, осенью 2019 года, поиски завершились ничем. Артура нашли через полгода, весной. Он погиб.
К счастью, поисков, которые завершаются успешно, больше. Нередко мы находим «бегунков» — подростков, которые в силу разных обстоятельств решили покинуть отчий дом, не оповестив родственников. Здесь тоже много «но», есть свои риски и опасности. Например, активный поиск может просто напугать такого бегунка и загнать его еще дальше!
Больше всего хочешь услышать заветные две буквы «НЖ», то есть «найден, жив»! Неважно, ты ли нашел или твои напарники (у меня личных «НЖ» пока нет), победа — одна на всех. А самое тяжелое — обнаружить погибшего человека. Такое тоже случалось. Это была молодая девушка, не ребенок. Я как раз шел в той «лисе», и крик нашего старшего «стоп!» мне запомнился навсегда. Как и сумерки в том зимнем лесу, как и прочес вниз к ручью, который вел к этой страшной находке.
Видишь растерянного человека — подойди
— Изменилось ли ваше отношение к людям, после того, как вы стали участвовать в поисковых операциях? Это как-то повлияло на ваше священническое служение?
— Яснее стало одно: к человеку нужно быть внимательным, и не только в храме. Иногда случайно в потоке людей видишь странного, растерянного человека, который как будто бы идет сам не понимая куда. Подойди, узнай аккуратно, не потерялся ли он, не требуется ли ему помощь. На трассе стараешься подхватить человека, зимой в городе присматриваешься к пешеходам и людям на остановках — не замерзает ли кто? Кстати, в минувшую зиму «Лиза Алерт» запускала ночные патрули, и они были очень эффективными.
— Вы думали о том, что делать, чтобы люди меньше пропадали? Ведь какая-то доля таких случаев — банальная невнимательность, случайность, недосмотр.
— Конечно же, нужна информационная работа, профилактика. Если, например, наши пожилые родственники имеют нарушения памяти, нужно уделять им больше внимание и сделать так, чтобы у них с собой всегда были какие-то опознавательные знаки и контактный телефон. С детьми все сложнее и индивидуальнее, хотя сколько трагических случаев начиналось с банальной фразы: «Получишь двойку, домой можешь не приходить». И не приходят, бывает!
— Удается ли вам сохранять «дух мирен», когда идет напряженный поиск пропавшего человека?
– Я понимаю, что Бог в этом мире часто действует через людей. И если одни люди пропадают, то другие их самоотверженно ищут. Не за зарплату, не по должности. Например, в отряде много мам, которые, уложив спать своих детей, едут искать чужих. Не чудо ли это? Какие тут могут быть сомнения в Боге!
Много лет назад люди, которые нашли погибшей маленькую Лизу Фомкину (с поисков этой девочки началось в 2010 году движение «Лиза Алерт», — прим.ред.), не опустили руки и не отчаялись. Поэтому сегодня есть возможность сделать максимум, чтобы такое не повторилось. Даже при отсутствии быстрого результата внутренне укрепляешься от ощущения плеча рядом.
— Обращаются ли к вам за утешением, поддержкой родственники пропавших?
— С ними я пока почти не встречался, потому что моя роль рядовая: я ищу людей. С родственниками общаются инфорги (информационные координаторы), и вот каково им, не представляю.
— Говорят, тяжелее всего неизвестность. Вы согласны с этим?
— Я знаю одну маму, у которой уже взрослый ребенок пропал много лет назад. Она верит, что он жив, и рядом с ней тоже хочется в это верить. Жизнь непредсказуема! Знаю только, что нельзя со своим горем оставаться один на один. Нужно искать поддержку, просить о помощи, продолжать надеяться.
Я, как христианин, знаю самую надежную опору — на Бога, мне легче. И с Ним нужно обязательно знакомить людей. Это уже моя задача как священника, и я ищу пути, как ее выполнять.
