Маленький фотоаппаратик с надписью ФЭД. Сокращенно – Феликс Эдмундович Дзержинский. Многие не верят, думают, что совпадение. Действительно – где фотоаппарат, а где Дзержинский. Наверное, какой-нибудь Фотографическо-Экономический Дом или Фотография, Эмансипация, Доступность. Мало ли.
Тем не менее, буквы на камере обозначают именно инициалы главного советского чекиста. Потому что серийное производство этого фотоаппарата было налажено малолетними преступниками, воспитанниками Коммуны имени Дзержинского под руководством легендарного педагога Антона Макаренко.
Педагог и «Лейка»
Все началось в двадцатые под Харьковом, в детской коммуне, возглавляемой Антоном Семеновичем Макаренко. Он прекрасно понимал, что трудовое воспитание должно быть романтичным, как и все на этом свете, а особенно в жизни подростков и, тем паче, в жизни тех подростков, на долю которых выпало не так уж много романтики. Разумеется, можно заставить их стругать какие-нибудь табуретки или же клепать корыта. И они будут послушно все это проделывать под угрозой наказания или просто от отчетливого чувства безысходности. Но к перевоспитанию все это не имеет никакого отношения.
Поэтому Макаренко и добился столь ответственного заказа, поэтому и выпросил лицензию у немцев, чтобы все было законно. И коммунары, наряду с электрическими сверлильными машинами, начали делать советские копии знаменитых «Леек». От сверлильных машин все же не удалось отвертеться.
На территорию коммуны доставили последнюю модель известнейшего и популярнейшего в то время фотоаппарата – Leica II.
Здесь вчерашние карманники и форточники полностью разобрали его, тщательно осмотрели, а затем собрали. Руки у них были умелые, а пальцы чуткие. Лишних деталей не осталось. Фотоаппарат свою работоспособность сохранил.
Пока рассматривали его устройство, кому-то пришла в голову идея – изменить механизм установки кассеты с пленкой. У оригинальной «Лейки» она осуществлялась с нижнего торца. Для коммунаров с их специфическим прошлым подобная операция не составляла большого труда. А вот у человека неподготовленного, а тем более пожилого, могли возникнуть проблемы.
Решили снабдить новый фотоаппарат откидывающейся задней крышкой. Таким образом, весь механизм оказывался на виду, установка и изъятие кассеты сделалось элементарной задачей.
Первые образцы, как водится, были подарены членам советского правительства. А в 1934 году первый ФЭД был, наконец, запущен в серию. Первая партия – 1 800 экземпляров – была распродана молниеносно. Следующая состояла уже из 15 000 штук. До начала Великой Отечественной было продано 160 165 аппаратов. Всего же было выпущено более 765 миллионов фотокамер разных модификаций. Их производство прекратилось лишь в начале девяностых, когда Украина отделилась от России, магазины оказались завалены недорогими пластмассовыми камерами-автоматами, а на горизонте маячила эпоха цифрового фото.
Паркет для бывших жуликов
Это был второй опыт руководства колонией в жизни Антона Семеновича. Первым его детищем была колония имени Горького, располагавшаяся рядом с украинским городом Полтавой. Она была основана в 1920 году, и Макаренко с энтузиазмом взялся за перевоспитание мололетних граждан молодой страны.
Методы его были, прямо скажем, нетривиальные. Они живо описаны в «Педагогической поэме» – педагог был еще и прекрасным писателем: «Вечером в спальне в задорном кружке хлопцев Иван Иванович сидел на кровати и играл в «вора и доносчика». Игра состояла в том, что всем играющим раздавались билетики с надписями «вор», «доносчик», «следователь», «судья», «кат» и так далее. Доносчик объявлял о выпавшем на его долю счастье, брал в руки жгут и старался угадать, кто вор. Все протягивали к нему руки, и из них нужно было ударом жгута отметить воровскую руку. Обычно он попадал на судью или следователя, и эти обиженные его подозрением честные граждане колотили доносчика по вытянутой руке согласно установленному тарифу за оскорбление.
Если за следующим разом доносчик все-таки угадывал вора, его страдания прекращались, и начинались страдания вора. Судья приговаривал: пять горячих, десять горячих, пять холодных. Кат брал в руки жгут, и совершалась казнь».
Таким образом, Антон Семенович боролся с карточной игрой.
А вот воспоминания одной из современниц: «Когда я приехала в колонию имени Горького, Антон Семенович сказал, что мне надо осмотреть колонию. А там были такие подземные ходы – интересно. Вот позвал он Семена, вошел парень в малиновых трусах и синей рубашке – у них все в трусах ходили».
Макаренко не мыслил перевоспитание без труда: «Правильное советское воспитание невозможно себе представить как воспитание нетрудовое… В воспитательной работе труд должен быть одним из самых основных элементов».
Но вместе с этим признавал другую истину: «Надо не только дать ему время поиграть, но надо пропитать этой игрой всю его жизнь».
Не удивительно, что педагог-новатор нажил себе врагов. И, что самое печальное, в лице Надежды Константиновны Крупской.
Именно после ее обвинений в использовании «несоветских методов» воспитания Антону Семеновичу пришлось оставить колонию. Которая довольно быстро перепрофилировалась в обычную тюрьму с решетками, колючей проволокой и прочей соответствующей атрибутикой.
Но Макаренко уже горел новым проектом – Коммуной имени Дзержинского. Он писал в книге «Марш 30-го года»: «Харьковская окраина. Опушка леса, красивый темно-серый дом, цветники, фруктовый сад, площадки для тенниса, волейбола и крокета, открытое поле, запахи чабреца, васильков, полыни… Здесь расположена самая молодая детская коммуна на Украине – коммуна имени Феликса Дзержинского… Сто пятьдесят коммунаров (сто двадцать мальчиков и тридцать девочек) живут в великолепном доме, выстроенном специально для них.
Многие товарищи упрекали коммунаров-дзержинцев в «дворцовой жизни» и даже в барстве…
– Разве это воспитание? Привыкнут ребята к такому дому и душам, и паркетам, а потом выйдут в жизнь, где ничего этого нет, и будут страдать…
Коммунары, впрочем, не особенно прислушивались к этой болтовне. Они не сомневались в том, что душ – вещь хорошая, да и паркет – тоже неплохо».
Здесь действовали всевозможные кружки – спортивные, технические, художественной самодеятельности. Работал клуб, кинотеатр, имелась и библиотека. На каникулах все вместе шли в поход – Крым, Кавказ, Поволжье. Но главным делом было производство фотоаппаратов.
Макаренко писал: «В 1932 году было сказано в коммуне:
– Будем делать лейки!
Это сказал чекист, революционер и рабочий, а не инженер и не оптик, и не фотоконструктор. И другие чекисты, революционеры и большевики, сказали:
– Пусть коммунары делают лейки!
Коммунары в эти моменты не волновались:
– Лейки? Конечно, будем делать лейки!
Но сотни людей, инженеров, оптиков, конструкторов, ответили:
– Лейки? Что вы! Ха-ха…
Вокруг те же вздохи сомнения, те же прищуренные стекла очков:
– Лейки? Мальчики? Линзы с точностью до микрона? Хе-хе!
Но уже пятьсот мальчиков и девчат бросились в мир микронов, в тончайшую паутину точнейших станков, в нежнейшую среду допусков, сферических аберраций и оптических кривых, смеясь, оглянулись на чекистов».
Дело с фотоаппаратами пошло.
Историческое падение с Эйфелевой башни
ФЭД и вправду сделался легендой. Известна история о том, как некая советская туристка уронила этот фотоаппарат со смотровой площадки Эйфелей башни. Французский гид принялся утешать ее – дескать, мадам, все к лучшему, мы вам подарим камеру известного европейского бренда, а может быть, даже американский «Кодак». Мадам, однако, от подарка отказалась, а просто попросила, чтобы кто-нибудь спустился вниз и принес ей оброненный ФЭД. У которого, как выяснилось, лишь слегка помялся верхний щиток. И, якобы, французы долго уговаривали продать им чудо-камеру, все повышали цену, а дама из загадочного СССР ответила согласием, только когда ей предложили обменять этого «железного Феликса» на ящик «Шанели № 5».
Конечно, это всего-навсего легенда и, при том, явно придуманная мужчиной – благородные духи, в отличие от коньяка и водки, ящиками не продают. Легенда, однако же, не одинока – рассказывали об альпинистах, которые на спор (конечно же с американцами) сбрасывали свои ФЭДы с вершин кавказских гор, и камеры, ясное дело, были после этого как новенькие.
Рассказывали и другие небылицы.
Факт, тем не менее, был неопровержим – коммунарам Антона Макаренко удалось создать уникальную камеру, которая, несмотря на свои малые габариты и вес, отличается не только высоким качеством съемки, но и фантастической надежностью.
Знаменитая песня фронтовых корреспондентов – «С «Лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом» – это на самом деле про него, про ФЭД. В то время все компактные фотоаппараты называли «Лейками» – как, например, сегодня все копиры называют ксероксами.
ФЭД же постоянно совершенствовался. Появлялись новые и новые модели – с расширенным диапазоном выдержек, с улучшенным объективом, с возможностью диоптрийной коррекции видоискателя, с блокировкой недовзвода – последнее обстоятельство позволяло экономить пленку. В 1988 году даже выпустили стереоаппарат, с двумя объективами, но эта игрушка успехом не пользовалась.
Увы, сегодня рыночная стоимость старого ФЭДа невелика. Использовать его по назначению готовы только самые фанатичные энтузиасты, а коллекционную ценность он, несмотря на свой почтенный возраст, не представляет именно в силу массового производства. Коллекционеры любят раритеты.
А может быть, это и к лучшему. Пусть лучше в обычных, небогатых семьях сохраняется такая камера-легенда, подлинная свидетельница педагогического гения и благородной души Антона Макаренко.
Одноглазый харьковчанин
На базе мастерских Детской коммуны имени Дзержинского был создан Харьковский машиностроительный завод. Именно он продолжал выпуск фотоаппаратов.
Сам же Антон Семенович в 1935 году переведен был в Киев, руководящий орган украинского ЧК. Занимался, естественно, трудовыми колониями. А потом – переезд в Москву, головокружительная писательская карьера, орден Трудового Красного знамени, а в 1939 году – скоропостижная смерть в пригородной электричке, на 52 году жизни.
Кстати, еще в начале прошлого столетия на заводе Оптического Харьковского общества инженер Корнелий Евтушенко разработал фотоаппарат «Циклоп». Это одноглазое произведение инженерного искусства было запущено в серийное производство, Российские фотографы предпочитали «Кодак», который уже в то время мог похвастаться не только вполне предсказуемым качеством при доступной цене, но и грамотно организованным сервисом. Этого харьковчане не предусмотрели и оказались в аутсайдерах продаж.
Немецкая «Лейка» во многом повторяет этот самый «Циклоп». Многие даже говорят, что это немцы воспользовались российской инженерной разработкой, а вовсе не наоборот. И доля правды в этом, разумеется, присутствует.
