Все наоборот
Папа: Идея взять приемных детей появилась, когда мы еще только поженились. Мы с женой это обсуждали и пришли к выводу: приемный ребенок у нас в любом случае будет.
Правда, сначала планировали завести своих. Но вот не получалось девять почти лет. Хотя условие: «Если у нас не получится, тогда возьмем», – не стояло. Думали просто: «Будет парочка своих и приемный».
Мама: Да, но, как понимаете, нам в тот момент было около двадцати, и это были такие розовые фразочки. Потом поженились, дети долгое время не получались, но меня это особо не напрягало.
А вот папа у нас принадлежит к редкому мужскому типажу. Он с детства был настроен на семью, и детей, когда мы поженились, он хотел прям сразу – даже когда я была еще не уверена.
Поэтому все идеи с детьми – это у нас папа, а я просто соглашаюсь.
Соглашаюсь я, правда, в пределах разумного, потому что, если б нашего папу не тормозить – не знаю, что бы уже было. При этом я понимаю, что вывозить большую часть повседневных проблем придется мне, а он на это все смотрит много легче. Поэтому истории «я десять лет уговаривала мужа взять ребенка» у нас не было, а было практически наоборот.
Папа: Наша мама – единственный ребенок в семье. А в моей семье было двое детей, плюс еще моя племянница – ровесница нашей теперешней старшей дочки. И как-то я за племянницей и памперсы менял, и погулять приходилось иногда…
«Дети – это, наверное, интересно…»
Папа: Еще надо сказать, когда мы поженились, то стали ходить в храм. Потом жена была добровольцем в «Милосердии» и узнала, что там открывается школа приемных родителей. И мы решили пойти в школу, чтобы во всем разобраться.
Мама: В год, когда нас набирали, прохождение «Школы приемных родителей» еще не было обязательным. Нас пособеседовали и сказали: «Ребята, вы, конечно, милые, но у нас тут есть пары, которые уже завтра готовы взять ребенка». А нам было 25-26 лет, наверное, это – не тот возраст, чтобы смотреть на нас серьезно. Тем не менее, как-то освободилось место, и нас взяли.
Из того, что мы там «проходили», я многого не знала. Школа у нас была очень хорошая.
Папа: Могу сказать, что эти курсы в Марфо-Мариинской обители нам очень сильно помогли – там были психологи, духовник, приходили приемные родители, на занятиях удалось прожить какие-то моменты.
Мама: Особенно интересно было, когда мы разыгрывали сценки: «Вы будете ребенком, вы – инспектором по делам несовершеннолетних, вы – учителем». Когда тебе описывают ситуацию, которую надо разобрать, у тебя тут же формируется какая-то позиция. Но как только тебя помещают в эту роль, ты начинаешь действовать совсем не так, как минуту назад представлял! Особенно хорошо в этот момент понимаешь ребенка, и что он чувствует.
Как папа переносил эти упражнения, я, честно говоря, не помню. У него обычно «все норм». По-моему, он в них особо и не лез, если его не назначали.
Помню, когда мы окончили школу, у нас был общий вывод: «Наверное, приемные дети – это непросто, но интересно, может быть, это бы нам подошло». Но тогда это оставалось теорией, потому что практически взять ребенка нам было некуда.
Пока кирпич не прилетел
Папа: Старшая Кристиночка появилась у нас чудесным образом. Мы с женой работали в одной компании, и у нее пошла в гору карьера.
А я в это время говорил: «Своих детей нет, давай возьмем приемного, чего время терять?» Но нет, карьера.
Но Господь все устраивает. Мы попали в аварию, жена сломала руку, ей делали операцию и на какой-то момент она выпала из работы. У нее появилась возможность ходить на встречи выпускников ШПР, и там она встретила нашего бывшего куратора, которая до того была директором Свято-Димитриевского детского дома.
Кристина тогда жила в этом детском доме, зимой на елке они встретились с Патриархом, и он благословил искать ей приемных родителей. А нас владыка благословил на приемного ребенка. До того жена периодически видела девочку в храме, но думала, что ее заберут раньше.
Но тут, поскольку долго была на больничном, смогла ходить в детский дом как помощник воспитателя. Когда Кристина с моей супругой познакомились, Кристине было уже лет девять. У Кристины с рождения короткие ручки, и на них – всего по три пальчика. Ей в даже операцию в детстве делали.
Мама: Года через полтора после окончания ШПР Игорь сказал: «Что-то нам живется слишком хорошо.
Пока нам кирпич не прилетел, давай сами вляпаемся», – и начал собирать документы на ребенка.
Документы он собирал только на себя, потому что у меня не было московской прописки, и при этом педантично ходил по инстанциям за бумажками, что вроде бы – тоже проявление не мужское.
А знакомиться с Кристиной пошла я, когда про нее узнала. Формально я пошла в детский дом помощником воспитателя, так благословил владыка: «Девочка непростая, большая, все понимает, если потом откажетесь, будет неудобно. А помощником воспитателя спокойно посмотришь со стороны и примешь решение».
Я походила, через недельку с ней познакомился и Игорь, в какое-то воскресение мы взяли ее погулять…
Сейчас я бы триста раз подумала, а тогда возраст совершенно меня не пугал – «Я же окончила хорошую ШПР».
Кстати, помню, на одном из упражнений в школе, когда надо было представить будущего ребенка, у меня четко возник в голове девятилетка, правда, мальчик.
Потом в сложные минуты очень помогало ощущение, что Кристину выбрали не мы. Не было такого: «Ой, что-то мы сплоховали, надо было кого-то другого брать».
«Вы меня украли!»
Папа: Жена показала мне Кристиночкину фотографию, мы стали встречаться – все вместе ходили – на ВДНХ, в какой-то музей динозавров. Потом оформили гостевой режим, и со временем Кристина переехала к нам насовсем.
Поскольку жена была в детдоме помощником воспитателя, даже после этого переезда она долго оставалась для Кристины «Ольгой Андреевной».
А я для Кристины появился как «дядя Игорь». Потом жена стала «тетей Олей» и в «маму» превратилась уже после того, как мы взяли еще девочек.
А я стал «папой» еще позже.
Мама: Когда Кристина оказалась дома, все шло так, как нам рассказали в школе. Я знала, что будут истерики, неадекват, вранье – но совершенно не представляла, насколько тяжело мне будет сдерживаться.
Помню, у нас были ежевечерние истерики, которые стартовали с фразы: «Кристина, иди мыться». Дело было не в том, что ей не нравилось мытье – видимо, так выходило накопленное за день напряжение. Можно понять: она попала в странную ситуацию, когда «воспиталки» не меняются, и если ты с вечера поссорилась, утром придется не щебетать с другой, а налаживать отношения. Появились другие правила: то, что было можно в детском доме, здесь нельзя, и наоборот.
Помню, она кидалась на пол, выходила на балкон и кричала, что мы ее из детского дома украли…
И здесь очень помогло, что папа у нас дотошный, потому что меня трясло, а он начинал с Кристиной разговаривать, в ответ на ее бред задавать уточняющие вопросы.
Она пыталась отвечать, уставала, сдувалась, как шарик, и после этого с ней можно было говорить спокойно.
И еще мы нашли такой рецепт – на Кристинины истерики отвечали ей: «Мы все равно решили, что ты будешь жить с нами, но ты можешь жить с нами плохо или хорошо – если будешь вести себя нормально». Так мы убеждали ее несколько месяцев, и даже в ответ на жуткие гадости у меня тогда хватало терпения сказать: «Мы тебя любим и назад не отвезем», – хотя внутри колбасило очень сильно.
Спорт нам помог
Папа: В школе приемных родителей предупреждали, чтобы линия воспитания была одна.
Поначалу мы, конечно, были демократичны, а потом поняли, что нужна некоторая жесткость.
Тем более, Кристина – активная девочка – она тогда занималась пением, хорошо рисует. И мы все время искали ей какое-то занятие.
С пением, к сожалению, все постепенно сошло на нет. Потом она занималась на фортепиано. Но, к счастью, вырисовался бассейн. Я настоял, чтобы они с мамой стали ходить, потому что это полезно для здоровья.
Дома для нее даже ничего не пришлось переделывать – например, она сама моет посуду, очень красиво пишет. Правда, к молниям на платьях пришлось привязать веревочки. Сейчас она даже сама иногда приходит за помощью – это важно.
Косички, я правда, еще не освоил – это не мое. Но причесать, например, могу.
А с бассейном хорошо получилось. Хоть поначалу они как-то вяло с мамой этим занялись, но постепенно Кристину там заметили, и она стала плавать за паралимпийскую сборную. Недавно была в Краснодаре на соревнованиях по короткой воде, скоро – на чемпионат России поедет, вот такая звезда у нас растет.
Мама: Поначалу единственная игра, в которую Кристине было интересно поиграть, была «в зверей»: «Давай я буду тигренок, а ты тигрица». И я понимала, что для ребенка это – терапия, но пять раз на дню это было тяжело. Она и правда была как зверек – до нее нельзя было дотронуться.
Она не ориентировалась, например, в ценах, хотя ей было девять лет. А сейчас Кристина сама может не только добраться из школы на занятия, но рассчитать траты на небольшие покупки; в этом она – большая молодец.
А папа нас контролирует стратегически: «Ты позвонила? Ты записалась?» И если он решил, что нам что-то нужно, он будет прожимать это решение до победного конца.
Еще две принцессы
Папа: Когда с Кристиной все начало налаживаться, мы поняли: хочется кого-то еще. Думали о мальчике, одном, дошкольного возраста, так, чтобы подготовить его к школе. А нашлись две совсем маленькие девочки – Кристине-младшей, когда мы их увидели в базе, не было еще и года.
В базах искал, в основном, я. Узнавал про нескольких детей, но их забрали до нас. После этого мы уже ни на пол, ни на возраст особого внимания не обращали. И так бывает: смотришь на ребенка – и возникает симпатия.
Кристина-маленькая на фотографии была очень похожа на жену – обе рыженькие. А вот Лера – ее сестра – наоборот – курчавая и темноволосая.
Я стал звонить в опеку – девочки оказались в Томске, мы долго вели переговоры, когда нам удобнее приехать. Приехали в конце декабря, думали, девочек сразу забрать, но выяснилось, что отдать их не могут – не пройден осмотр врачей.
Второй раз прилетели уже в феврале. К счастью вместо положенных двух часов нам давали общаться подольше – иногда и дважды в день разрешали прийти, и мы этой возможностью пользовались.
Конечно, со здоровьем у девочек поначалу были проблемы. Во-первых, они родились сильно недоношенными, и из родной семьи их забирали с истощением. Потом были всякие подозрения на умственную отсталость – куча диагнозов.
Но мы к этому были готовы, потому что зачастую эти диагнозы снимаются. Хотя, конечно, Лерочка в два годика вообще не говорила – отдельные слоги и звуки. А сейчас они все практически одинаковые – одна смотрит на другую и подтягивается.
И их появление старшей Кристине было даже полезно: она, глядя на них, стала понимать, что такое семья.
И вообще они – забавные: каждый день – что-то новое – то умозаключение какое-нибудь выдадут, то стишок выучат и расскажут как-то по-своему.
Стихи они учат с мамой, когда просишь – рассказывают. А когда идем гулять, кто-нибудь сидит на шее, а кто-то идет за руку.
Старшая с папой за руку не особо-то и ходит – уже, наверное, некруто. Скоро у папы другая головная боль будет – о женихах.
А младших чередуешь: кого-то – на шею, кого-то за руку. (Жене). Сколько у нас там старшая из девочек весит? Пятнадцать килограмм? А на шее ощущается, как все восемнадцать. Вот со старшей Кристиной были проблемы, а маленькие приняли нас сразу – «папа с мамой». И сейчас в тот небольшой промежуток, когда я прихожу с работы – с восьми до полдесятого – купание, кормление – это все на мне.
Про семейные отношения
Мама: Когда у нас была только Кристина-старшая, проблем между нами с мужем почти не было. Как будто у нас была общая проблема – поведение ребенка, – перед лицом которой мы объединились.
А вот когда появились мелкие, не было ни адаптации, ни особенностей поведения детей, но наши отношения с мужем уже год как налаживаются заново.
У Игоря жизнь изменилась несильно: он ходит на работу, продолжает алтарничать, а вот моя жизнь поменялась кардинально. Я ушла с работы, все время сижу с детьми, привязана к ним.
Мне не хватает внимания к моим новым потребностям, а Игорю кажется: все в порядке, просто я стала более чувствительной.
Мне, конечно, очень помогали регулярные встречи с психологом. Причем это – тот психолог, которая работала в детском доме, где была Кристина-старшая, и Кристину она знает. Один раз мы попытались встретиться втроем с мужем, и я поняла, что Игорю это не надо.
В нашем случае внутренние проблемы накапливаются-накапливаются, потом прорываются в большой острый разговор, и выясняется, что другая сторона просто не понимала, как вот это важно.
Например, Игорь привык выходные проводить в храме: служба, потом еще иногда и уборка – в общем, до середины дня его нет. Когда появились дети, его отсутствие по субботам стало для меня тяжело. Ну и постепенно мы все-таки договорились: в храме по-прежнему он проводит две субботы в месяц, причем в начале месяца предупреждает меня, какие.
Соответственно, в остальные субботы я могу запланировать совместный отдых или уйти куда-то сама. Как правило, если я сдыхаю совсем, то иду с подругой пить кофе, или в кино, или в музей. Но папа у нас – человек плановый, его о таких вылазках надо предупреждать дня за три.
Раз в пару недель я оставляю детей на папу и занимаюсь своими делами. Ну, и плюс по вечерам с семи до десяти, когда муж приходит с работы, детьми действительно занимается он – кормит, моет. Бывают дни, когда этих семи часов ждешь с нетерпением, но знаешь: сейчас действительно придет помощь. И такой порядок был принят у нас по умолчанию.
Еще в первый год на муже были ночные вставания, когда дети плакали. Иногда я просто не слышу, а иногда думаю: «Да, ему утром на работу, а мне еще целый день с детьми сидеть».
Муж у меня основательный, в том числе, по отношению к детям. И то, что где-то надо помочь физически, он понимает. А то, что где-то я устаю эмоционально, Игорю неочевидно – и мы пытаемся это обсудить.
Папа: Вообще все проблемы мы стараемся решать по мере поступления. Потому что, если обо всем сразу думать, можно немножечко свихнуться.
Фото: Павел Смертин
