Помощь должна быть системной и не должна быть адресной – говорят энтузиасты развития благотворительности. Когда исчезнет возможность адресной помощи, исчезнет свобода выбора, а с нею – внутренний смысл помощи, считает директор фонда «Предание» Владимир БЕРХИН.
На прошедшей недавно конференции «Благотворительность в России», которую ежегодно организует газеты «Ведомости», произошел довольно значимый спор. Спорили представители профессионального благотворительного сообщества, с одной стороны, и Александр Вихров, главный исполнительный директор по внешним коммуникациям ФК «Уралсиб», с другой.
Реплика Александра Вихрова о том, что благотворительность частых лиц должна быть прежде всего адресной, вызвала энергичную реакцию представителей большинства фондов – с их точки зрения подобная благотворительность неэффективна и в чем-то даже вредна. Пытаясь защитить свою позицию Александр Вихров сказал, что подобный подход лишает его свободы выбора, кому и как помогать, с чем руководитель проекта «Нужнапомощь.ру» (признан в РФ иноагентом) Митя Алешковский (признан в РФ иноагентом) весьма эмоционально согласился – «Да, я хочу лишить Вас свободы выбора!»
Сам по себе спор о том, что лучше – системные проекты или адресная помощь, стоит ли тратить деньги на конкретного ребёнка или лучше строить больницу, где можно будет когда-нибудь вылечить много детей – разумеется, вечный.
Мне же видится проблема не в самом по себе выборе, а в словах о лишении человека личного выбора в деле помощи.
Профессиональная благотворительность возникла как посредническая, менеджерская деятельность. В ней много общего с инвестированием: вы даёте нам деньги, а мы тратим их наиболее эффективно – с той разницей, что вместо максимальной прибыли они приносят максимальную общественную пользу. Ключевое слово здесь – эффективность.
А в эффективности вложений профессионал всегда понимает лучше дилетанта, ибо видит неочевидное, разбирается в малопонятном и печенью чует необъяснимое. Эффективность – это то, что можно посчитать и сравнить, она любит трезвый расчёт и ясность мысли.
Именно поэтому сторонники эффективности готовы лишить дилетантов личного выбора – неприятно же видеть, как ценные ресурсы расходуются неправильно, и там, где мог бы вырасти лес, ширится голое поле с одиноким раскидистым дубом.
Тем более в благотворительности, где личный выбор зачастую совершается в состоянии если не помраченного сознания, то сильного душевного волнения, приводящего даже не просто к неэффективным затратам, а прямо-таки к бессмысленному разбазариванию денег в никуда.
В общем, я всеми четырьмя руками «за» системную, эффективную благотворительность. И слова о том, что «пока мы строим систему помощи дети умирают» меня не убеждают, потому что в бездонную бочку адресной помощи я смотрю уже четыре года и насмотрелся вполне. Да, и я очень люблю проекты Мити Алешковского и всегда с удовольствием в них участвую.
И всё-таки так нельзя. Ну, нельзя просто.
Когда я начинал заниматься благотворительностью не как жертвователь, а как менеджер, у меня были довольно ясные желания. Я, грубо говоря, хотел помочь вот этому, этому и вот этому человеку – причем это были не те, кого зовут благополучателями, а скорее коллеги на трудных направлениях.
Фонд «Предание» тогда брался практически за любой сбор, который был нам по сердцу. Мы действовали буквально наугад, под влиянием эмоций, непродуманно, без правил и понимания задач и целей. И в этом была наша правда и наша душевная работа.
Потом, разумеется, мы подросли, набили шишек и набрались опыта, послушали коллег и почитали умные статьи. Начали разрабатывать внутренние регламенты, учились говорить «нет», оценивать системные проекты и так далее. Теперь мы стремимся работать на эффективность. И собственно, мне редко приходится думать – поможем мы тому или иному человеку или нет – всё давно решено, исключения не предусмотрены.
И стало непонятно, при чём тут, собственно, я. Эта машина давно уже едет сама собой.
И это очень напрягает. Потому что подобные отношения полагают между жертвователями и профессиональными работниками фондов непреодолимую преграду: в пределе развития жертвователи предстают глупыми эмоциональными людьми, а менеджеры благотворительности – стальными машинами без нервов и переживаний, которым неведомы жалость и сострадание, а интересует лишь эффективность и результат. Я очень хорошо знаю – по себе прежде всего – что эффективный работник эффективного благотворительного начинания может быть плохим человеком и нисколько не любить ближнего.
Непонятно, правда, почему такой человек взывает к чужой доброте.
Потому что невозможно оценивать добро исключительно с точки зрения эффективности. Добро – это не вопрос результата, а свойство человеческого сердца. Эффективностью меряются процессоры, а не люди, и выяснять «кто добрее» разумный человек бросает где-то в третьем классе средней школы, тогда же, когда перестает спорить чей папа чьего побьет.
Ну, или тогда, когда читает в Евангелии слова «Или глаз твой завистлив от того, что я добр?»
В вопросах горя и смерти нет места голой математике. Решать вопросы о том, сколькими жизнями можно пожертвовать ради Большой Стратегической Цели, должны не благотворители, а разве что военные. Подобным образом понятая «эффективность в благотворительности» выносит благотворительность как таковую из области личной этики в область социального инжиниринга, поднимает вопрос о вытеснении из филантропии человеческого начала.
Но если мы изгоняем из благотворительности человеческое, то теряем и право обращаться к жертвователям с призывами к милосердию: нельзя призывать к тому, чего лишен сам.
Сюда же относятся, кстати, многочисленные в последнее время начинания по части создания «системы помощи», в которой чудесным образом буду соединены медиа, бизнес и НКО, и в которой помощь всем и каждому будет оказываться некоторым автоматическим образом. Обычно авторы таких систем отличаются хорошими макретологическими стратегиями и полным отсутствием горения в душе: люди делом занимаются, им не до переживаний.
Подлинная эффективность в благотворительности, как мне кажется – это не только количество привлеченных денег, долгосрочность результатов и глобальность решенных проблем. Если бы дело ограничивалось этим, то граница между профессиональной благотворительностью и профессиональной вооруженной борьбой за счастье человечества была бы вовсе неразличима – как неразличима она сейчас между благотворительностью и гражданским активизмом.
Эффективность в благотворительности – это ещё и мера снижения зверства и равнодушия в сердцах. В том числе – и в сердце того, кто занимается этими вопросами профессионально. Как бы ни был эффективен в чисто рабочих вопросах руководитель трезвеннического общества – он не должен пить, а борец за безопасность на дорогах должен соблюдать правила дорожного движения. А работник благотворительного фонда не должен измерять всё на свете цифрами и прогнозами эффективности вложений.
Поэтому я не хочу никого лишать личного выбора. И сам не хочу от него отказываться. И если однажды я пойму, что в работе фонда «Предание» не осталось места чувствам и отношениям, что милосердие полностью уступило поискам эффективности – я, вероятно, пойду искать себе другое место работы.
