Владимир Вернадский писал: «Мессершмидт был немцем, но отдал России всю свою жизнь и был почти совершенно неизвестен у себя на родине, где не было приложения его силам… Его работы не были закончены и никогда не увидели света в полном виде.
Однако они вошли в жизнь – хотя и после смерти… Мессершмидт имел все данные сделаться великим натуралистом. Это был великий неудачник».
Один за всех
Мессершмидт родился в Данциге (нынешний польский Гданьск) в 1685 году, в семье корабельного инспектора. Усердно учился, получил звание доктора медицины, занимался зоологией, ботаникой, древними языками. Вообще очень любил науки. А в 1717 году в Данциг приехал Петр I. Он возвращался в Россию после почти двухгодичного путешествия по Европе.
Там царя познакомили с молодым доктором. Доктора отрекомендовали как специалиста, способного исследовать Сибирь с точки зрения компетентного натуралиста. И уже в апреле следующего года Даниэль приехал в Петербург.
А в ноябре отправился за Урал «для изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей: трав, цветов, корений и семян и прочих статей в лекарственные составы». Кроме того, в обязанности Мессершмидта входили наблюдения и исследования медицинского, лингвистического, исторического и географического характеров, сбор древних рукописей, изучение археологических и архитектурных памятников и еще много всего.
Многие считают Мессершмидта родоначальником российской археологии. При этом жалования Даниэлю положили всего 500 рублей в год. Видимо, чиновники сразу же поняли: перед ними не приспособленный к жизни романтик, на котором не грех сэкономить. Другим экспатам платили значительно больше.
У Мессершмидта не было даже помощников – на них тоже сэкономили. Доходило до абсурда – Даниэлю помогали шведские офицеры, попавшие в плен под Полтавой и сосланные в Сибирь.
Ситуация усугублялась тем, что Мессершмидт не говорил по-русски. Правда, в 1721 году, будучи в Тобольске (в то время официальной столице Сибирской губернии), Даниэль обратился в губернскую администрацию с просьбой прикомандировать к нему двух шведов, с которыми сложились особенно дружеские отношения. И губернатор Сибири князь Алексей Михайлович Черкасский действительно определил ученому в сопровождающие «швецких арестантов обер- офицера Ивана Филиппова Табберта и ундер-офицера Даниила Каппеля». Но это счастье продолжалось только год.
Мессершмидт однако же не возмущается. Больше того, он счастлив. Он общается с аборигенами, лично набивает чучела животных и чего только не делает. Открывает Кузбасское угольное месторождение. Обнаруживает и описывает, первым в Сибири, вечную мерзлоту.
Добивается от местных, не особенно сговорчивых властей, чтобы те поставляли ему «к древности принадлежащие вещи, якобы языческие шейтаны, великие мамонтовы кости, древние калмыцкие и татарские письма и их праотеческие письмена, такожде каменные и кружечные могильные образы». По сути исполняет функции нескольких исследовательских институтов.
Уникальный дневник
Известный биолог и географ Петр Симон Паллас восхищался нашим героем: «Мессершмидт владел отличной ученостью, часто писал дневник всю ночь до утра, записывая все, что за день узнал и собрал, оставляя сну лишь несколько часов. Удивляешься, что этот человек сделал один, тем более что он во всем соблюдал излишнюю даже пунктуальность».
Этот дневник в результате составил 1599 листов, исписанных с обеих сторон мелким почерком. Там, например, содержится первое упоминание о кузбасском угле: «28 апреля 1721 (пятница) допрашивали мы лейтенанта Ээнберга, что здесь должен быть казначей по имени Вилкасельски, который о всяких делах вокруг мог дать всевозможные справки; но его надо угостить хорошей водкой. Он также сказал, здесь возле р. Оби, между ней и Иртышом, есть три соляных озера, из них сюда привозят соль. Далее, в 1,5 верстах от Верхотомска должна быть гора у деревни Мазукина, там, возможно, находится хорошая медная руда. Также между Комарова и деревней Красная, на левой стороне реки, должно быть, находится каменный уголь. У Стрельны есть Чертова гора, там стоит дом, где живет одна женщина, которая знается с дьяволом».
Вилкасельски, видимо, Великосельский. Мазукина – Мозжуха. А Комарова, без сомнения, Кемерово. Благодаря этому дневнику, именно с 1721 года исчисляется история современной столицы Кузбасса.
С «дьяволом» – особая история. Читаем в том же дневнике: «В Тунгусской волости мы увидели на одной хижине маленький белый полотняный флаг, привязанный на копье, под флагом висел на том же копье круглый кусок березовой коры, смотанный в трубочку, в которой находилось: 1/2 локтя (один локоть – чуть больше полуметра. – Ред.) грубого холста, тряпочка пестрого ситца, 2 или 3 полотняных тряпочки. Наш хозяин сообщил, что хозяин этого жилища умер и был вчера похоронен, и это была жертва дьяволу, который живет в трех днях пути от этого места, в специально для него построенном доме. Мы спросили, считают ли барабинцы этого дьявола живым богом или он имеет какое другое имя. Они отвечали, что это только изображение того, который первым пришел с неба. Все их изображения называются шайтан».
А вот еще одно из наблюдений: «Пришли мы к деревне, называемой Чупси. В эту деревню пришел музыкант с барабинской гитарой, на которой натянуты три струны, сплетенные из конского волоса. Музыкант пальцами производил звук, напоминающий звук волынки, сам же ртом и горлом ворчал и журчал, изображая бас. Это было приятно слушать».
Дневник Мессершмидта просто великолепен.
Несостоявшийся триумф
Время, однако, идет, и на одном энтузиазме долго не продержишься. А Мессершмидт держался целых восемь лет. И в результате «великие труды и поездки, лишился здравия своего от нетерпимых многократных болотных и протчих вод, сбирал в Сибири старинных мамонтовых костей, всяких каменьев и протч.».
По словам Владимира Вернадского, именно с этой экспедиции началось естественно-научное изучение России. Пора триумфатором возвращаться в столицу. Но триумфатором ли?
Мессершмидта встретили в штыки. Упрекали в том, что он срывал доставку описей. Придирались к любой мелочи. Хотя сами постоянно задерживали да и просто не выплачивали даже то скудное жалованье, которое определили.
И в результате вместо аплодисментов, фейерверков и денежного дождя – опечатывание всех материалов, а также личных вещей и арест. Обвинение абсурдно: расхищение государственной казны.
Да, Мессершмидта вскоре оправдали. Но не спешили награждать. Просто позволили работать дальше.
При этом часть имущества у него просто отобрали на правах сильнейшего. Ученый сетовал: «Да после того ж запечатывания, приходил ко мне на ту квартиру секретарь медицинского факультета, и… из тех вещей пересмотря, взял у меня без росписки пять сундуков, с тюком, а куды употребил не ведаю».
Но для ученого и это радость. Он систематизирует свои исследования, готовит десятитомное «Обозрение Сибири, или Три таблицы простых царств природы». Собранные им коллекции занимают достойное место в Кунсткамере. Жизнь понемногу налаживается.
В русской столице Мессершмидт женился на немке, своей соотечественнице. Когда ученый ее первый раз увидел, ему показалось, что он уже встречал ее в Сибири. Где та, естественно, ни разу не была. Встречал, правда, не в реальной жизни, а в каких-то пророческих видениях. Вот и женился. Даниэль Готлиб и в этих делах был романтиком.
«Человек мягкий, но сумрачный»
Тем не менее обиды все накапливались. И на царя Петра, который к тому времени уже скончался. И на российских чиновников. На здешний климат. На свою собственную судьбу. На всё. Очень хотелось вернуться домой, в родной Данциг. Но новая беда – не отпускали. В те времена попасть в нашу страну было гораздо проще, чем ее покинуть.
В 1731 году ученый все же сел на пароход, отправлявшийся к его родным берегам. При этом специальная комиссия постановила: «Опасно, ежели доктор Мессершмидт отпущен будет в свое отечество, чтоб он не публиковал о книгах, о описании и о курьезных вещах. О чем медицинская канцелярия да благоволит взять с него сказку, с присягой, чтоб об оном не публиковал без повеления медицинской канцелярии».
Даниэль был рад, что вырвался хотя бы таким образом. Но судно в пути потерпело крушение. Если уж неудачник, то неудачник во всем.
К счастью, Мессершмидт выжил. Но лишился всего своего имущества и, главное, научных записей. В родной город он приехал абсолютно нищим. И, что еще хуже, никому там не нужным. А публиковать что-либо, относящееся к сибирской экспедиции, ему было запрещено.
Некоторое время Даниэль жил впроголодь, хандрил. Пытался пристроиться к какому-нибудь делу, но безрезультатно. И в конце концов вернулся в Петербург – там его хотя бы знали и уважали как ученого. Однако же за это время характер Мессершмидта окончательно испортился, и это создавало новые проблемы.
Один из современников писал о нем: «Человек мягкий, но сумрачный и малообщительный, который считал унижением добиваться заслуженного вознаграждения».
Денег все так же не было. К счастью, ему помогали другие ученые, например архиепископ Феофан (Прокопович). А в 1735 году Мессершмидт скончался. Пережив на десять лет Петра Великого – человека, который полностью изменил его жизнь, сделав ее на редкость яркой, но не слишком-то счастливой.
А спустя 12 лет, во время пожара в Кунсткамере, погибла большая часть его сибирских коллекций. Даниэль Готлиб Мессершмидт оставался неудачником даже после своей смерти.
