Андрей Лысенко – донецкий волонтер, который загружает свою легковушку продуктовыми наборами и едет в горячую точку, чтобы кормить людей. Впрочем, в масштабе мировой карты весь Донбасс – горячая точка, включая Донецк, где Андрей живет и иногда видит, как рядом с ним падают снаряды.
Но у этой горячей точки есть зоны разной температуры – например, прифронтовые поселки, куда из-за регулярных обстрелов не приезжают социальные работники, откуда эвакуировалась поселковая администрация, где не работают магазины. Туда Андрей и едет на потрепанной легковушке. Недавно ему подарили бронированный автомобиль – вещь необходимая в тех условиях, где он работает.
Мы познакомились с Андреем в начале февраля 2022-го, в поселке Александровка под Донецком. Андрей развозил продукты стоящим у него «на учете» стареньким вдовам, похоронившим старичков-мужей. Кто-то погиб при обстреле, кто-то от сердечных болезней, сегодня сводящих в гроб не меньше пенсионеров, чем пули и снаряды. А в конце марта мы вместе поехали отвозить продукты в Мариуполь. Туда Андрей и ездит до сих пор.
Но не только. Андрей – редкий человек, помогающий людям по обе стороны фронта. Как у него получается в таких условиях сохранять доброту и человечность, когда он сам практически ежедневно рискует жизнью?
Как в компьютерной игре: прошел уровень – иди дальше
– Андрей, я давно хотела спросить – ты возишь в самые горячие места помощь и не спрашиваешь, за Зеленского человек или за Путина. Даже люди, которые далеко от бомбежек сидят – особенно те, кто далеко от бомбежек сидят, – переругались с друзьями, родственниками на все эти темы, а ты спокойный какой-то.
– Если ты помогаешь своим землякам, то ты помогаешь себе. Мы все разные, у нас нет одинаковых. Я просто люблю людей. С их тараканами в голове, с их различиями – я их просто очень люблю. Потому что я сам человек, и со многими вредными привычками.
И, как любого человека, меня что-то раздражает. Что-то не нравится. Я стараюсь это, как камень, сбрасывать. Даже когда мне пишут гадости – я такого человека оставляю в покое, и все.
У меня так по жизни – как я могу обвинить человека, который поступил неправильно? Я же тоже неправильно поступал в своей жизни. Я тоже совершал недостойные поступки. Но однажды что-то изменилось.
Не могу сказать, что это был за момент, но в какой-то миг я понял, что нет никакой логики в том, что человек построил дом, посадил дерево, вырастил сына, и в старости, когда он постиг какую-то мудрость жизненную, он просто зарывает это все в землю.
Я пришел к выводу, что смерть – просто путь дальше. Как в компьютерной игре: прошел уровень – идешь дальше. Человеческая душа бессмертна, как все и говорят. И чтобы существовать в этом мире, нам нужна оболочка. Эта оболочка – наше тело. И для меня стало понятно – у нас у многих украли смысл жизни.
Зачем человек нужен здесь, на земле? Не для того, чтобы он родился, построил дом, прожил просто так жизнь, работая на производстве. Есть же какой-то другой смысл.
Знаете, муравьи тоже выполняют свою работу, но я не хотел быть муравьем. Я старался расти и понимал, что, может быть, есть более глубокий смысл нахождения здесь. И я нашел этот смысл для себя – помогать другим. Я от этого себя чувствую хорошо – от объятий, благодарностей этих людей, что ты не дал кому-то умереть, что ты кого-то накормил. Их глаза, знаки благодарности, нежные объятия – это многого стоит.
Шанс измениться всегда есть у каждого человека. И нельзя в своем отношении к людям этот шанс не учитывать.
Любите людей, и вот этот камень в сердце – то, что вам в человеке не нравится, – просто сбрасывайте его. Сейчас я хочу сказать – если не можете любить друг друга, то хотя бы уважайте. И тогда будет все хорошо.
Сначала я хотел стать Рембо
На моих глазах убило девочку. Последнее, что она видела в своей жизни, – мое лицо. Очень долго я переваривал это. Я должен был как-то действовать… Я хотел взять в руки автомат, хотел быть героем, Рембо, и тому подобное. Меня удерживало то, что для этого надо будет убить человека.
Я прекрасно отношусь к воинам, которые приняли присягу и выполняют приказы, защищают родину. Но я не мог преодолеть в себе это, сделать этот шаг, чтобы нажать на курок, убить человека, даже если он враг.
Поэтому я принял для себя решение – точно так же рисковать, находиться в таких же условиях, но в моих руках будет не оружие, а продуктовые наборы и кинокамера, которая покажет всему миру, что реально творится у нас на Донбассе.
– Ты говоришь – уважать людей. В мирной жизни – ну, ОК, хотя тоже непросто. А как там, где убивают, мародерствуют и много чего еще, не озлобиться, а уважать?
– Может быть, сами действия помощи хранят душу от ожесточения… Все, что ты делаешь, влияет на тебя, меняет тебя так или иначе.
Непрямолинейная ситуация
– Ты возишь помощь на обе линии фронта, и какое-то время ты был по обе стороны баррикад, то есть брал продукты, проезжал блокпосты и вез помощь людям в украинские села. Как у тебя это получалось?
– Сложная очень у нас здесь ситуация. Неоднозначная, непрямолинейная. И люди, как может показаться со стороны, порой совершают парадоксальные поступки.
Лично мне переводят пожертвования люди не просто из разных стран и разных вероисповеданий – мне переводят деньги даже военнослужащие ВСУ, которые понимают, что они стали заложниками этой ситуации, и стараются внести свою лепту, помочь мирным жителям, которые, в свою очередь, также стали заложниками и совершенно ни в чем не виноваты.
Да, я раздавал продукты в украинских селах. Были люди из гуманитарной организации, которые работали с мирными жителями на той стороне. И мы с ними общаемся, на протяжении уже многих лет. Они на той стороне, а я на этой. Получается такой вот симпозиум, взаимовыручка.
Там и там меня просят о помощи, и я спрашиваю: «Ты можешь вот здесь помочь?», мне отвечают: «Да, привезу им продукты, а ты помоги на своей стороне тем-то и тем-то». Вот такое у нас взаимодействие.
– Расскажи, а как ты ездил на украинские территории еще до спецоперации? Были какие-то истории из этого периода?
– Ездил только через территорию России, чтобы не через блокпосты. Это крюк 1500 километров. Я выезжал из Донецка в Россию и через российскую территорию заезжал на Украину. Там я помогал беженцам, которые с линии фронта приехали ближе к центру Украины. Бывало, что им негде было жить: сгорел дом, еще что-то. Помогали и вещами, и едой.
– Как ты справляешься с опасностью быть раненным, подстреленным, ведь ты реально рискуешь жизнью?
– Недавно мы с сыном (он заканчивает мединститут) поехали в Мариуполь, там еще продолжались обстрелы, кто-то из мирных жителей только-только повылезал из подвалов, но еще продолжались бои. Мы разгружались, и тут опять начался обстрел.
Сын был в бронежилете, и ему осколок попал в спину. Это в метрах ста разорвались снаряды. Он так «хоп!» и скривился. Посмотрел, все нормально, не пробит бронежилет. Вот только именно он был в бронежилете – я не был, и попало в него.
Как справляюсь? Я знал, на что шел.
– После таких историй, когда ты чуть не потерял сына, – у тебя все равно не возникает ненависти?
– К кому?
– Ну, к врагам.
– Да какие мы враги. Просто люди натасканы, понимаешь. Их просто-напросто зомбировали, но они не перестали быть хорошими людьми, многие из них. Они не перестали любить своих мам, детей. Они просто по-другому все воспринимают. Если им дать возможность свободно думать, то они станут такими же, как мы. Просто люди определенным образом ориентированы, но они не перестают быть славянами. Не перестают быть людьми.
Коллажи Татьяны Соколовой
