Цвета нации

Все испанские девочки в день первого причастия выглядят одинаково: они одеты в белые воздушные платья-пирожные, а на лице торжественно-радостное выражение, как у менин с картины Веласкеса. Маленькая испанка Росита мечтала о празднике несколько лет, они с мамой долго выбирали платье (чтобы как можно красивее) и составляли список гостей. А потом мама – уже одна – сочиняла сценарий праздника: с клоунами, фокусниками, надувным замком и прочими чудесами. А ведь у девочки, в отличие от других испанских детей, этого праздника могло и не быть. Потому что родилась Росита Апарисио Ногес на юге Китая в 1999 г., сразу после рождения попала в интернат, и лишь через 18 месяцев у нее появилась мама – испанка Роса Мария Апарисио, а вместе с ней и испанское гражданство, испанские привычки и мечты. Китайское имя девочки – Ксинь Чи, что значит «счастливый ребенок».

Росе Ксинь Чи и правда повезло. Неизвестно, как сложилась бы ее судьба в китайском детском доме, а в Мадриде главная забота девочки – хорошо сдать математику и решить, сколько времени в каникулы провести на море. И она не одна такая. По данным организации InterCountry Adoption Network (ICAN), за 15 лет – с момента принятия Гаагской конвенции «О защите детей и сотрудничестве в области международного усыновления» – число интернациональных усыновлений выросло втрое. Раньше тон в этом процессе задавали американцы – они еще после Второй мировой вывозили из Европы сирот, и только за последние 12 лет в США обрели семью 300 000 маленьких эмигрантов. Но теперь вперед вырывается Европа. Сейчас в ЕС живет уже 80 000 приемышей (как правило, из стран третьего мира), а Испания в 2007-м стала мировым лидером по числу усыновленных иностранцев на душу населения. В огромной испанской семье Роситы Ногес четыре маленьких китаянки, перуанский мальчик, индианка и русская девочка Юля.

Приемные родители таким образом решают семейные дела – на Западе практически нет своих сирот, поэтому бездетным парам просто не остается ничего другого, кроме как брать ребенка на усыновление из какой-нибудь страны третьего мира. А европейские политики и ученые надеются, что процесс международного усыновления станет для ЕС одним из вариантов решения проблемы интеграции в общество уже взрослых трудовых мигрантов. Сотни тысяч выходцев из стран третьего мира оседают в Европе, но практически не соприкасаются с местным социумом – живут своими общинами и по своим законам. По словам испанского социолога Мануэля Баэло, иммиграция и международное усыновление идут из одних и тех же регионов, поэтому они стали очень важным и взаимосвязанным социальным явлением. Несовершеннолетние «посредники» – воспитанные в традиционных европейских семьях, но внешне свои для мигрантов – помогут наладить диалог между старыми и новыми гражданами мультикультурной Европы.

Сделано в Китае

Китай – рекордсмен среди стран – «экспортеров» детей. И это притом что иностранцам тут отдают только девочек – от 2 до 14 лет. В одной только Испании уже около 15 000 приемных девочек-китаянок. Причина такой «популярности» в том, что в Китае быстро оформляют документы, а право на усыновление до 2007 г. имели и «возрастные» родители, то есть немолодые пары, и одинокие, как мама Роситы, женщины.

Когда Роса Мария отправилась за дочкой в Китай, девочке было полтора года. Она не умела ходить, на руках были следы от веревок (Роситу привязывали, чтобы не убежала), она не издавала ни звука и очень боялась этой европейской женщины, которая решила стать ее мамой. «Она была похожа на куколку из китайского фарфора – худенькая, с испуганными глазками-щелочками, кожа совсем белая, прозрачная», – вспоминает Роса Мария. Уже через месяц в Испании Росита загорела, стала бегать, перестала бояться чужих и полюбила маму так, что до сих пор (хотя прошло 8 лет) не отпускает ее дольше чем на полчаса.

В школе Росита стала первой китаянкой в классе, сначала другие дети над ней подшучивали. «Но дело вовсе не в ее внешности, – уверена мама. – У нас не расистское общество. Просто дети всегда найдут, за что обзывать ребенка». У троюродной сестры Роситы, индианки Аны-Марии Дипали, таких проблем нет. Хотя уж кто-кто, а она слишком явно отличается от своих сверстников – благодаря ярко-коричневой, как темный шоколад, коже.

«Она может постоять за себя, и на язык остра еще как, – с гордостью говорит Мартин, папа Аны-Марии. – Помню, когда ей было лет 5–6, мы шли по улице, а нам навстречу шел огромный двухметровый сенегалец черного, как смоль, цвета. И она ему прям в лоб говорит: «Привет, загорелый!» Я не знал, что делать, потому что был ровно в два раза его меньше. Но парень просто улыбнулся и прошел дальше».

Мари Эдион из французского Высшего совета по международным усыновлениям в беседе с Newsweek признается, что привезенные дети – «наша большая надежда». Совет регулярно проводит круглые столы и семинары на тему того, как «цветные» приемыши примирят своих новых родителей с обилием таких же разноцветных мигрантов. «Дети начинают дружить в школе, на детских площадках, в парках. Усыновленные становятся связующим звеном между обычными детьми и приезжими, – объясняет Эдион. – И что не менее важно: нормально общаться начинают их родители! Сначала обсуждают своих чад, потом заводят разговоры о погоде и политике и постепенно становятся абсолютно обычными приятелями».

Парижанка Жанет Бирэль побаивалась переводить свою дочь, 8-летнюю эфиопку Николь, в ближайшую к дому школу – «ходили слухи, что иммигрантские дети создают там настоящие банды, и вообще атмосфера не самая дружеская». Но в итоге – по семейным обстоятельствам – Николь пришлось перевестись в эту неблагополучную школу. «Через две недели мне позвонила учительница и сказала, что произошло чудо: на перемене черные дети впервые играли вместе с белыми, а игру предложила моя Николь!» – не без гордости вспоминает Жанет. Как объяснила потом мадам Бирэль, школьный психолог, девочка стала объединяющим фактором по вполне объективной причине: не из-за темперамента или легкого нрава, а из-за того, что для всех была своей. Для белых французов – из-за отсутствия акцента и абсолютно идентичной культуры, для черных – из-за цвета кожи.

Разноцветное общество

Вторая половина дня, время сиесты, Мадрид впадает в полуторачасовую спячку. На площади 2 Мая, в районе Маласанья, большой парк со скамейками, все они заняты перекусывающими «белыми воротничками» и школьниками. Вдруг уже немолодая испанка срывается с места и с криками бежит по парку. Оказывается, что она догоняет кудрявого темнокожего мальчика лет трех – своего внука. За женщиной бросается еще один малыш, копия первого. Мгновенно появившийся испанский папа хватает обоих и возвращает бабушке. Малыши Орест и Улисс, близнецы 2,5 лет, из Эфиопии, именно оттуда их забрали испанские родители Маркос и Соня. «Мы давно еще, лет 10 назад, решили с мужем, что не будем рожать своих детей, – говорит Соня. – Зачем, если в мире еще столько сирот и детей, которые в нас нуждаются?»

Соня решилась на усыновление после поездки в Россию. «На обратном пути на рейсе в Мадрид летело столько семей с русскими детишками, что я поняла – нам пора», – рассказывает она. Впрочем, вопреки логике, выбирать европейского ребенка, похожего на них, Маркос и Соня не стали: «Я всегда думала, что мы возьмем малыша из Латинской Америки. Но в этих странах сейчас процесс усыновления идет очень долго и не всегда честно, поэтому остановились на Африке».

Им все говорили: «Вы безумные! Это гиперактивные дети, все африканцы бешеные!» Но они не слушали: «Какое нам дело до остальных африканцев, если это будут наши дети». Соня с Маркосом шутят, что «испанской расе не помешает немного свежей крови». «Общество меняется, становится более терпимым и разноцветным», – уже всерьез говорит Соня. Сейчас пара занимается оформлением документов на третьего малыша, тоже из Эфиопии – «почему нет, если мы можем себе это позволить».

Международное усыновление – удел не только крепко стоящего на ногах среднего класса. Мария Хесус работает в школьной столовой, ее муж Хосе – дворник, они живут в очень бедном – «пролетарском» – квартале Мадрида. Чтобы усыновить индийских детей – девочку Ниру и мальчика Арчера, – им пришлось взять кредит на 30 лет. Новоявленные родители с улыбкой говорят, что «лучшего вложения денег все равно не придумать».

По словам Антонио Феррандиса, руководителя департамента усыновлений Мадридского института по делам семьи и несовершеннолетних, бум международных усыновлений еще впереди. «У нас тоже когда-то, в 80-е годы, настороженно относились к усыновлению, примерно как сейчас у вас в России, – говорит он. – Все изменилось в середине 1990-х, когда появилось больше информации, люди перестали бояться усыновления, в том числе и межрасового».

Тем более что чаще всего других вариантов просто нет – испанского ребенка можно ждать десятилетиями, к тому же три четверти детей по программе внутреннего усыновления тоже «национальные», брошенные выходцами из иммигрантских семей – те же китайцы и латиноамериканцы.

«Неважно, как выглядят эти дети, – уверен Антонио. – Как только принято решение по усыновлению, они становятся гражданами Испании навсегда. Это уже испанцы, и пользуются они теми же правами, что и, к примеру, глава правительства. Национальность у них уже никто не отнимет».

То, что испанская нация неминуемо изменится, его не страшит. «Человечество всегда развивалось благодаря смешениям, – говорит Феррандис. – Если бы у нас не было арабского нашествия, мы были бы совершенно другими».

В поисках утраченного

Пока дети маленькие, проблем у усыновителей не так много. Главные трудности возникают позднее: когда дети вырастают и начинается пора самоидентификации. Усыновленные дети в 8–9 лет задумываются, почему их усыновили, кто были их родители, задают вопросы. В 13–14 – второй виток любопытства: они размышляют о том, как бы сложилась их жизнь, если бы они росли с биологическими родителями. В 18–19 лет им особенно важно разобраться со своей национальной принадлежностью, корнями и родиной.

И если раньше дети забывали про свои корни, то в последнее время приемные семьи все больше внимания уделяют культуре страны их происхождения. Китай и Южная Корея даже финансируют специальные «ознакомительные» программы – организуют и оплачивают поездки детей на родину, устраивают летние языковые лагеря, даже помогают найти биологических родителей. В некоторых случаях сами усыновители ищут биологических родителей или родственников своих детей и пишут друг другу письма, присылают фотографии. В США и Северной Европе уже появились международные детективы и специальные агентства, которые предлагают услуги по поиску родственников приемных детей.

«Постепенно будет все больше таких организаций, – уверена Мельба Арагон, социальный работник в агентстве по усыновлению и мама китайской девочки Хлои. – Если моя дочь захочет найти своих биологических родителей, я, естественно, помогу ей. Если она решит уехать, ну что ж, мне будет, конечно, очень больно, но это будет ее решение, мы не сможем ей помешать».

Немецкая пара Марион и Вифрид усыновили чилийского мальчика Пабло, когда ему не было и полугода. Малыша подбросили в одну из местных больниц. Марион, классическая немецкая блондинка, всегда хотела малыша из Чили и забрала ребенка в родной Гамбург. Пока он рос, с ним говорили о культуре его родины, учили испанский и предлагали поехать в Чили в отпуск. Пабло это будто не интересовало. Прошел сложный подростковый период, и только в 19 лет у него начался кризис национальной самоидентификации. «Он не знал, кто он – немец или чилиец, – говорит Марион. – Все его друзья были светлокожие, светловолосые, настоящие арийцы. И семья тоже. Он же – яркий мальчик, со смуглой кожей. Я видела, как он переживал, но ничего не могла сделать, поехать в Чили он тогда не хотел. А потом, когда ему исполнилось 20, он вдруг сообщил нам с отцом, что хочет пройти армию именно в Чили».

Пабло провел в Чили 9 месяцев, узнал страну, где он родился и где его бросили. Впрочем, биологическую мать искать он так и не решился и вскоре вернулся в Германию, чтобы поступить в университет. «Я немец и понял это именно тогда, когда попал на родину, – рассказывает Пабло. – Но какую-то связь с Чили я все равно чувствую, у меня теперь там много друзей, многие принимают меня за своего. Но по-настоящему свой я только в Германии».

Именно таким образом будут создаваться новые, родственные связи между общинами внутри Европы, между Европой и другими континентами. Впрочем, самих участников процесса геополитика волнует в последнюю очередь. Бренда из Мадрида рассказывает, как недавно она гуляла по городу с двумя дочками – одной рожденной в Испании и другой в Индии, – и столкнулась со старушкой, которая стала восхищаться ее «добрым делом». «И я не могла смолчать: надо уметь отличать усыновление от милосердия, это совсем другое, – горячится Бренда. – Многих из нас считают просто спасителями мира, но это же на самом деле совсем не так. Мы просто хотим семью и детей».

Национальный вопрос

Для России «международное» усыновление – это забота о брошенных детях студентов-африканцев и гастарбайтеров-таджиков

В России международного усыновления фактически нет, да и быть не может – незачем: в России около 2 млн своих сирот, ожидающих усыновления. А вот межнациональное усыновление очень распространено: в каждом городе обязательно найдется трогательная история приемной мамы с негритенком или маленьким узбеком – как правило, это биологические дети россиянок, родивших от иностранных студентов или гастарбайтеров.

Правда, по словам Алексея Рудова, руководителя проекта «К новой семье», благотворительного фонда «Семья» и основателя «Школы приемных родителей», таких детей усыновляют, как правило, тоже нерусские – евреи, армяне или грузины. «Ищут похожих, – объясняет Рудов. – Бывают случаи, когда усыновляют негритенка – или чтобы привлечь внимание к себе, или когда просто понравился ребенок и не важно, как он выглядит».

По словам большинства приемных мам таких «нерусских» детей, главная проблема с ними – отношение окружающих. «Конечно, страшно за нее – страшнее, чем за старшего сына, типично русского, – говорит Наталья Телепаева из Нижнего Новгорода, удочерившая девочку Иру – то ли цыганку, то ли армянку. – Потому что, к сожалению, на сегодняшний день в России разница в отношении к людям с типично европейской внешностью и так называемым «черным» есть. Не страшно, что будут дразнить в школе или на улице – пугают случаи вроде убийства таджикской девочки в Санкт-Петербурге».

Мама двух таджикских детей Дина Магнат уверена, что сама постановка вопроса о «национальных детях» – это уже ксенофобия. «В интернете я часто читаю про страхи потенциальных усыновителей – они боятся таких детей. Сразу много страшилок: вырастет, начнет воровать, потому что отец сидит в тюрьме, – удивляется Магнат. – А ведь это все так условно и не имеет никакого значения».

По словам Лены Васильевой, усыновившей двух азиатских малышей, девочку и мальчика, со временем дети все равно становятся похожи на своих пусть и приемных родителей. «Вот прошел год, и все уже говорят, как они на меня похожи, хотя они смуглые с раскосыми глазами, а я русская, – смеется Лена. – Но ведь когда много общаешься, то усваиваешь мимику, жесты, походку». Одна знакомая Лены, удочерившая маленькую девочку, шутит: «Была никому не нужная таджичка, а стала очень упитанная еврейка».

Так что «превращение» таджиков в евреев, китайцев в американцев и эфиопов в испанцев – процесс совсем несложный. По крайней мере, куда легче, чем ассимиляция уже взрослых иммигрантов.

Общий дом

Бессменным лидером по количеству международных усыновлений остаются США, а в лидеры по приему детей из-за рубежа на душу населения в 2007 г. вышла Испания

Источник: InterCountry Adoption Network, 2007 г.

Русские на экспорт

Российские дети пользуются стабильным спросом на Западе. Однако в последние годы в связи с серьезным ужесточением законодательства поток сирот за границу сокращается. В 2000–2004 годах ежегодно в приемные семьи за рубежом отправлялись около 8000–9000 маленьких россиян, в 2007 г. государство дало разрешение на выезд только 3241 ребенку.

Источник: InterCountry Adoption Network, 2007 г.

Ольга Павлова

Источник: Материал журнала «Русский Newsweek»

См. также: Чем больше берут под опеку в России – тем меньше усыновляют за рубеж

Ситуация с международным усыновлением в свете недавней гибели ребенка в США