Крайний Север – это совсем рядом. Немногим более суток езды на поезде Москва-Мурманск – и вот оно, российское Заполярье. История русского населения за Полярным кругом не насчитывает и ста лет. За это время здесь уже успели появиться свои мученики и исповедники, свои местночтимые святые и юродивые, а летописи некоторых храмов содержат удивительные факты, похожие на легенды. Одна из самых удивительных — история церкви в маленьком городе Кировске, известном сегодня прежде всего как горнолыжный курорт в Хибинских горах.
Спецпереселенцы
Кировск возник как город ссыльных и заключенных, город-зона. В начале ХХ века в Хибинах была найдена ценная горная порода — апатит. На разработки вновь открытых месторождений в 1930 году прибыла первая партия «спецпереселенцев», как называли тогда сосланных на подневольные работы раскулаченных крестьян. Одновременно с ними в Хибины начали прибывать заключенные. До спецпереселенцев и зэков людей здесь не было, разве что две-три кочевые саамские семьи наведывались сюда летом на оленьи пастбища.
Гора. Фото из архива Кировского историко-краеведческого музея
Удивляешься одному — каким образом хотя бы некоторым из них удалось выжить? При аресте у них часто отбирали все, даже носки и варежки. Иногда разрешали оставить одеяло, несколько тряпок, сухари.
Из воспоминаний: «Погрузили нас в товарные вагоны. Мы спали вповалку на верхних нарах, на нарах внизу спали старшие. Посреди в полу дыра для нужды, закрывалась доской…»
«… Погрузили нас в телячий вагон, грязный, необорудованный, дурно пахнущий. Окон не было. Единственная мебель – сколоченные из досок во всю длину вагона нары, на которые с трудом забирались старики и дети. Вагон плотно запирался железным запором, и, так как окон не было, то мы сидели в совершенной темноте. Поезд шел почти без остановки… Часто мы не имели возможности набрать воды, справить нужду… Было душно. Голодные дети кричали, но стук колес заглушал стоны и рыдания. Куда везут – об этом никто не знал».
Реальность, встретившая этих людей в месте назначения, практически не оставляла никаких надежд. Зима здесь длится около девяти месяцев. В октябре толщина снежного покрова уже может достигать двух метров. Температура ниже 30-градусной отметки – вполне обычное явление, как, впрочем, и свирепые бураны, резкие перепады давления. В горах, где влажность воздуха значительно выше нормы, а атмосферное давление – наоборот, ниже привычного, морозы переносятся особенно тяжело. В этих условиях «новоселов», прибывших из средней полосы России, с Крыма, с Поволжья селили в брезентовых палатках.
Шалман. Фото из архива Кировского историко-краеведческого музея
Из воспоминаний: «Там, где нас выгрузили, лежали штабеля досок и бревен, куча брезента. Было объявлено, чтобы палатки ставили сами. В палатку поместили до 70 человек, нары делили по 30 см на человека. Так прожили два года».
«Поселок, в котором нас разгрузили, был из шалманов и палаток. Шалман выстроен из досок, снаружи покрыт толью… Бывало, проснешься в морозные дни, а твои волосы примерзли к стенке».
«О гигиене нечего было и думать. Начались болезни, каждое утро вывозили мертвых. Каждый день увозили в жаренку вещи, чтобы уничтожить вшей. Заболела и вскоре умерла сестра…»
Умирали от морозов, эпидемий, непосильной работы. Разработка месторождений практически полностью велась вручную, без какой-либо техники. Возвращаясь после 10-часовой смены, принимались за строительство бараков – надо было как можно скорее переместиться из палаток в более-менее теплое жилье. Эти люди и здесь продолжали работать не за страх, а за совесть. Иначе они просто не умели. Выживать им помогали две вещи – крестьянская привычка к тяжелому труду и вера.
Первоначальный способ откатки руды в забое. Фото из архива Кировского историко-краеведческого музея
Некоторым переселенцам удалось привезти с собой семейные иконы. Брать из дома в лучшем случае разрешалось только самое необходимое, и для многих в числе предметов первой необходимости оказались иконы. Маленькие образа и нательные кресты зашивали под подкладку пальто, те, что покрупнее, прятали в мешках среди тряпья. Знали, что рискуют, но вера была сильнее страха.
Разумеется, в Кировске, этом городе «побеждающего социализма», любые пережитки «поповской идеологии» сурово преследовались. И все-таки люди находили способы собираться на общую молитву — сначала в лесу, позже в бараках. Конечно, в глубине души мечтали о настоящем приходе. И мечта эта оказалась настолько сильной, что свершилось чудо. Чудо это — история кировской церкви.
Три Марии и Кремль
Несмотря на все опасности, нашлись в городе три женщины, решившие во что бы то ни стало добиться разрешения на строительство храма. Звали их Мария Пузо, Мария Рябинина и Мария Лапицкая. Три спецпереселенки отважно ходили по баракам, собирая подписи под обращением к властям. Вопрос о создании церковного прихода мог быть рассмотрен, если под документом подпишется как минимум 250 человек. Подписались четыреста. Однако мурманская администрация делу хода так и не дала, очевидно, опасаясь реакции сверху. Поняв, что на месте ничего не добиться, Мария Лапицкая решила отправиться за справедливостью в Кремль.
Эта идея казалась абсурдной. «Спецпереселенец» — человек абсолютно бесправный, выезд с места поселения для него равносилен попытке побега из тюрьмы. Для того чтобы привязать ссыльных к месту, у них отбирали документы, а без паспорта в 40-е годы и шагу было не ступить. Да и не выбраться было из этого пустынного края. Кругом на много километров одни горы и болота, да лагерные вышки. До Москвы почти 2000 км, до Ленинграда – 1200. Ни ограждений, ни вооруженного надзора вокруг кировского поселения не было. «Спецпереселенец» и без всяких заборов был надежно заперт среди снегов и горных хребтов. Заработки также не позволяли даже помышлять о бегстве — начисляемых денег с трудом хватало на самое скромное пропитание.
Мария и не собиралась бежать. Она просто хотела, чтобы там, где Бог судил ей доживать остаток жизни, появился храм. Если местные власти помогать не хотят, кого ж просить об этом, как не самого вождя? Без паспорта и денег она дошла до станции, села в поезд и отправилась в Москву. Она добралась до столицы и побывала на приеме у Сталина. Так записано в храмовой летописи, которую ведут нынешние прихожане кировской церкви. Правда ли это? Как ей это удалось? К сожалению, никаких письменных свидетельств Мария Лапицкая не оставила. Ее самой давно уже нет в живых. Умерли и те, кто знал ее лично. Единственный источник информации, оставшийся нам сегодня — это рассказы Марии о своем удивительном путешествии, передаваемые из уст в уста от одного поколения к другому. «Заходит Мария в вагон, — рассказывают, — а у нее никто документов не спрашивает. У всех пассажиров проверили, а у нее нет. До самой Москвы никто ни разу не остановил. Пришла в Кремль – идет, будто знаю, куда. Охрана ее будто и не видит вовсе. Наверное, ангелы ее скрыли…»
Но факт остается фактом — Мария Лапицкая благополучно вернулась домой, а в 1947 году в Кировске наконец-то была зарегистрирована приходская община.
Под церковное здание необходимо было соорудить теплый барак, за что и принялись с большим энтузиазмом. Строили в основном те, кто не работал — женщины и дети. После рабочего дня к ним присоединялись мужчины.
Храм Казанской иконы Божией Матери в городе Кировске был освящен 2 июля 1946 года епископом Архангельским и Холмогорским Леонтием (Вторым). Действовал до 1984 г. Фото из архива Кировского историко-краеведческого музея
Те, кто физически не мог помочь на стройке, вносили свою лепту в приходскую жизнь — от руки переписывали и раздавали молитвословы. В церковном архиве хранится тетрадь, в которой гусиным пером каллиграфическим почерком, практически неотличимым от типографской печати, выведены тексты акафистов. Такие тетрадки-книжечки писались во множестве для всех желающих.
В церковь сносили все, чем были богаты, в первую очередь, конечно, образа. Мария Рябинина (вторая из трех Марий) пожертвовала все свои домовые иконы, а по завещанию приходу отошли и все ее сбережения.
Служить в кировской церкви во имя Казанской иконы Божией Матери начали сразу, как только возвели стены, не успев даже настелить полы.
Исповедники
В этом краю, где подвиг исповедничества был почти нормой жизни, и батюшки подбирались под стать приходу. Одним из первых священнослужителей стал Степан Васильевич Машурин, сосланный в Кировск из Ленинградской области.
Из воспоминаний дочери о. Стефана: «Отец работал в рыболовецкой артели, а по вечерам пел на клиросе… Жили очень бедно… Но на нашу деревню пришла разнарядка на выселение определенного количества семей. Так как отец пел в храме, наша семья попала на выселение. Нас повезли до Волховстроя на подводе. По дороге делали остановки, но еще в деревне нас предупредили, чтобы не слезали с подводы, а не то обольют керосином и сожгут. И вот, как очередная остановка, то папа и мама схватят нас в охапку, и все ревем…»
О жизни о. Стефана известно совсем немного. Мы знаем только, что он прошел обычный путь «спецпереселенца» — работая за гроши на железной дороге, на фабрике, на рудниках, пытался прокормить семерых детей. После работы вместе с другими строил барак, где получил, в конце концов, комнату – 12 метров на девять человек. Священный сан о. Стефан принял в преклонных годах. Сохранились воспоминания первых прихожан кировского храма, которые о нем отзываются с большой теплотой и благодарностью.
В 1958 году в Кировск прибыл на служение отец Иаков Начис. К тому времени за его плечами было уже двадцать лет служения в сане. Десять из них он провел в лагерях, осужденный по статье «за измену Родине». Поводом для ареста о. Иакова послужило его участие в миссионерской деятельности Церкви, так называемой «Псковской миссии», занимавшейся во время Великой Отечественной войны восстановлением приходов на оккупированных территориях. По этому же делу был арестован и младший брат о. Иакова псаломщик Леонид Начис (будущий архимандрит Кирилл, наместник Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, духовник Санкт-Петербургской митрополии).
«1 мая». Фото из архива Кировского историко-краеведческого музея
В 1945 году все миссионеры, побывавшие на территории врага, были объявлены изменниками родины и отправлены в лагеря. Архимандрит Кирилл вспоминал впоследствии: «Дело против священников Псковской миссии было специально сфабриковано. В оккупации были такие же русские люди, как и по другую сторону фронта, и кому-то ведь надо было причащать живых, отпевать усопших. В тех приходах, где я служил, с немцами вообще не общались».
В 1956 году «псковское дело» было пересмотрено военным трибуналом. Но, несмотря на «оттепель», гонения на семью Начисов продолжались и в Кировске. Преследовали старшего сына о. Иакова Ростислава, преподававшего пение в городской школе. От среднего сына Сергия учителя открыто требовали публично отказаться от отца.
В 1960 году Начисы уехали на родину в Ригу. Через месяц после кончины о. Иакова в 1991 году состоялась его посмертная реабилитация. Латвийская Православная Церковь причислила его к лику святых.
Были в Кировске и свои юродивые. Мария Пузо (третья из Марий) почиталась как пророчица. Ее странные, загадочные предсказания становились понятными не сразу.
Из воспоминаний: «Шла служба. Мария, как всегда, стояла у входа. Вдруг обращается к женщине за ящиком: «Давай скорее большую свечу! Да бантом, бантом завяжи!» На следующий день мы узнали о смерти патриарха Алексия I».
«… Мария неожиданно заметалась по комнате. «Нет, ты только подумай, на батюшку в милицию жаловаться! Слыханное ли дело! На батюшку!» Вскоре по клеветническому доносу был арестован и осужден на два года наш настоятель игумен Дорофей».
Мария жила одна в маленькой барачной комнатке без печки. Из мебели — тумбочка да кровать без матраса и подушки. Приносили ей и белье, и теплые одеяла — она все передаривала, себе ничего не оставляла. Ходила круглый год в черном платье и мужской рубашке, в грубых ботинках или босиком. Ей было многое открыто о человеческих судьбах. Иногда придет в гости, а, уходя, молча положит на окошко маленький образок. Люди знали — это знак того, что скоро в дом придет смерть.
Продолжение истории
Старый Казанский храм, оказавшийся сейчас далеко за чертой города, в районе, где давно уже никто не живет, преобразован сегодня в Казанский ставропигиальный женский монастырь. Пока единственной его насельницей является наместница игуменья Акилина.
Скромная деревянная монастырская церковь, увенчанная двумя луковками, — крохотный живой островок среди угрюмых, безжизненных горных склонов и полуразрушенных зданий, останков когда-то кипевшей здесь стройки. Во дворе — нехитрый огород, представленный в основном картошкой. У ворот — крест, выложенный зеленым камнем амазонитом. Этот скудный, неприветливый край богат самоцветами. Ими не только орнаменты выкладывают, но и дорожки мостят, а иногда и двери подпирают.
Казанский ставропигиальный женский монастырь
В монастыре тихо и безлюдно. Люди сюда добираются редко. Преодолеть непростой путь из города на автобусе, а затем пешком под пронизывающим ветром решаются в основном бабушки, по старинке привыкшие ходить к Казанской. Но их становится все меньше. Службы, совершающиеся ежедневно, часто проходят в совершенно пустом храме. Кажется, это идеальное место для тех, кто ищет уединения и молитвенной сосредоточенности, – среди заснеженных горных вершин, под черным полярным небом, освещающимся время от времени всполохами северного сияния, мысли сами собой обращаются к вечности.
А кировский приход переместился в новую кирпичную церковь, освященную в 2004 году во имя образа Спаса Нерукотворного. Здесь кипит жизнь. В то время как население города упорно сокращается (за последние десять лет в Кировске стало на 10 тыс. жителей меньше), людей в храме становится все больше. Тут есть кому петь на клиросе, следить за чистотой, ухаживать за храмовой территорией, вести летопись… Церковь дружит с городским детским домом и интернатом для инвалидов, опекает городскую больницу. Все как у всех. Здесь точно так же учатся и работают, водят детей в школы и ездят в отпуск к морю, задаются вечными вопросами и возводят храмы. Разве что люди здесь особой закалки — потомственные «спецпереселенцы».
Церковь Спаса Нерукотворного в Кировске
В статье использованы материалы сборника «Спецпереселенцы в Хибинах», изданного обществом «Мемориал» (признан в РФ иноагентом) в 1997 году.
Документальные фото предоставлены Кировским историко-краеведческим музеем.
Благодарим кировчан И.А. Анкушева и Алевтину Ляпинскую, любезно поделившихся своими воспоминаниями и собранными материалами по истории города.
Для желающих оказать помощь Казанскому монастырю и приходу церкви Спаса Нерукотворного в г. Кировске сообщаем контактные телефоны:
Казанский монастырь:
(815-31)-9-66-19 Мать Акилина
Церковь Спаса Нерукотворного: (815-31)-592-60 о.Михаил, матушка Ярослава
Евгения ВЛАСОВА
См. также: Горная Шория: между иконой и бубном
