«Отцу Андрею стало резко плохо дома. Он умер. Скорая еще едет…»
Эта надпись от 16 апреля 2024 года в приходском чате московского храма Царевича Димитрия при Первой градской больнице немедленно обросла комментариями: всем знакомый, дорогой дьякон Андрей Радкевич умер? Как так?
С трудом верилось, кто-то вот только недавно с ним что-то обсуждал, кого-то вот только что отец Андрей утешил, поддержал, позаботился.
А потом в чате началось не совсем обычное: посыпались дружные просьбы о молитвах … самому новопреставленному отцу Андрею.
Чтобы помянул перед Господом, чтобы, как и здесь, на земле, так и там, на Небе, не забывал и молился, и просил Бога, потому что его Бог и тут слышал, и там услышит, это ж понятно.
– Дорогой наш любимый отец Андрей! Человек Божий… Как-то и не получается молиться о твоем упокоении, только к тебе самому обращаться, чтобы ты там за нас паки и паки Господу помолился!
– Помолись о нас, дорогой отец Андрей! Ты терпел нас великодушно и все покрывал своей любовью!
– Отец Андрей всегда был очень добр и уважителен ко мне. Помолитесь о нас, отец Андрей! Господь отблагодарил вас за ваше пастырское служение, упокоив в небесных обителях, как и мы благодарим от всей души! Без его ангельского служения будет непросто. Без его исполненного мира гласа.
– …И просим его молитв о нас, здесь оставшихся и не готовых еще к переходу в вечность.
– Отец Андрей, ты – наша радость! С тобой рядом всегда было хорошо и весело. Твоя любовь ко Христу та же, что и в молодости, – яркая, горящая, глубокая.
– Помолись, отец Андрей, о нас, чтобы научились твоим беззлобию и безграничной доброте. Ты никогда не обижался и был всегда добрый. Жалко нас. Знаю, как ты трепетно относился зимой к бездомным и ждал, пока приедет автобус помощи или скорая, чтобы они не замерзли, так и Господь ждет тебя у Себя. Знаю, что слышишь, потому что Господь так сказал: где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди них.
И это все не считая молитв о самом дьяконе Андрее за упокой души и прощение грехов. Отпевание о. Андрея шло около трех часов и все не могло закончиться – столько людей прощалось и хотело сказать слово о новопреставленном.
Умел видеть в любом человеке свет
Что же был за человек дьякон Андрей (1962–2024), которого, едва умер, люди просят о молитвах и не сомневаются, что просьбы его услышит Бог?
Отец Андрей, тогда просто Андрей Радкевич, работал в редакции журнала «Нескучный сад» и сайта «Милосердие.ru» фотокорреспондентом. Была у него особенность – уметь видеть в человеке свет. Если нужна была эмпатичная съемка, да не простая, а где-то в ДДИ например, посылали «Андрюшу», а потом долго вглядывались в фотографии: оказывается, какие глубокие и умные глаза у детей с особенностями…
В 2012 году фотограф Андрей Радкевич стал победителем II международного журналистского конкурса «Евразия. Социальный портрет». В конкурсе принимали участие 135 профессиональных фотожурналистов, представляющих СМИ 17 стран Евразии и 44 регионов России. Конкурс проводится Международной конфедерацией журналистских союзов, «Евразия Медиа-Центром» и Международной академией телевидения и радио под патронажем ЮНЕСКО.
Но у будущего отца Андрея было кроме работы важное дело – он проповедовал Христа. Особенно в больницах, потому что, по мысли будущего отца Андрея, в больницах почти как на войне – атеизм не популярен.
Отец Андрей к миссионерству готовился тщательно: подбирал реальные человеческие истории об обращении людей, особенно в критических ситуациях, не оставлял в стороне и научные факты, свидетельствующие о бессилии науки в интерпретации состояния человека в коме например.
В больницах, где о. Андрей занимался миссией, он беседовал с пациентами, организовывал уголок, где выкладывал литературу, фильмы, оповещал желающих о встречах со священником с размышлением на трудные вопросы, например: есть ли Бог? У пациентов времени много, это вам не на работе, можно и о душе подумать-почитать. Или с миссионером поспорить-послушать.
Более 15 лет о. Андрей создавал православную газету, в которой публиковал истории знаменитых людей, пришедших к вере. Эта газета распространяется по больницам Москвы и регионов. Благодаря отцу Андрею в больнице святителя Алексия появилось свое радио, по которому транслируются проповеди, передачи, аудиокниги на темы веры. И когда у человека отзывалась душа, он рассказывал о. Андрею уже свое свидетельство и благодарил – за встречу, за надежду, которая есть теперь в его жизни.
Работа, больница, храм, учеба в ПСТГУ – так шла жизнь будущего отца Андрея, а потом он женился на прекрасной Маше – сестре милосердия и у них родилось трое детей: старший Серафим и дочери Лиза и Ксения.
Вскоре отца Андрея посвятили в дьяконский чин.
Став дьяконом, отец Андрей уже недолго работал в нашей редакции – слишком много нагрузки, фотография отошла на дальний план. Теперь отец Андрей служил, помогал, поддерживал, растил своих детей, становился крестным, не номинальным, а очень ответственным.
Со временем забарахлило сердце – было очень отзывчивым. О. Андрею сделали операцию, все прошло хорошо. Врачи велели вести размеренный, спокойный образ жизни. Но отец Андрей не мог себе это позволить, он жил, как считал единственно верным. Понимал, что все наши сроки – у Бога.
«Вот про него никогда нельзя было подумать, что он когда-то умрет»
Знакомые отца Андрея вспоминают:
– Дорогой Андрей Радкевич, дьякон Андрей. Кроткий взгляд, добрая и теплая улыбка, мягкий голос. Когда на богослужении о. Андрей подавал возглас – это было теплое сердечное «Ты» к Отцу.
Когда-то очень давно мы вместе с о. Андреем (тогда просто Андреем) ездили в командировку по заданию редакции журнала «Нескучный сад». Одним своим добрым и мирным видом о. Андрей располагал к себе всех, с кем надо было договориться, пообщаться, взять интервью. Кто-то спросил у него: «А вы на телевидении случайно не выступали? Я вас точно где-то видела». – «Нет-нет, не выступал. У меня просто лицо такое. Общечеловеческое» – и улыбнулся.
Никогда не видела его разгневанным, даже рассерженным. Когда на него кто-то сильно сердился, взгляд его становился виноватым, но никакого ответного гнева или раздражения.
Он был очень добрым человеком, влюбленным в Бога. Отсюда и его миссионерство – изнутри его влюбленной в Бога души.
Невозможно не плакать… Но есть уверенность, убежденность в том, где и с Кем он сейчас.
И. К.
– Как сказала наша общая с отцом Андреем знакомая: «Вот про него никогда нельзя было подумать, что он когда-то умрет». У меня были схожие ощущения – казалось, что эта плавная спокойная речь, резкий хохоток, это участие и сочувствие, эти поздравления своих крестников с церковными праздниками в вотсапе, рассказы о пророчествах и проявлениях христианской веры – все это всегда было, есть и будет. Такой был человек дьякон Андрей Радкевич – отражение вечности в нашей суетной жизни.
Отчего было такое чувство? Моя версия – из-за его доброты и любви ко всем окружающим людям. Его очень волновало то, что многие люди не нашли своей дороги в Церковь, волновала судьба их душ.
Из-за этого он тратил большое время на миссионерское служение – ходил в больницы к пациентам, беседовал с ними. Мог завести разговор о вере даже со случайным прохожим.
То, что могло кому-то показаться чудаковатостью при жизни, сейчас обрело образ подвига. Особенно когда понимаешь, что себя он не жалел.
Впервые мы познакомились тогда еще с просто Андреем на совместном чаепитии редакции журнала «Фома» в начале нулевых. Уже тогда он рассказывал о миссионерских походах, показывал яркие динамичные фото оттуда.
Фотография для него всегда тоже была языком христианской миссии. И возможностью показать красоту людей, красоту души каждого человека. Он умел видеть это и запечатлеть.
С такими установками он проработал много лет фотокорреспондентом сначала в редакции православного журнала «Нескучный сад», а затем и в редакции портала «Милосердие.ru».
Результат его труда остается с нами, я постарался отобрать 10 характерных (на мой взгляд) его работ.
Дмитрий Петров, арт-директор сайта «Милосердие.ru»
Поп на улице
Эти записки отца Андрея были опубликованы в журнале «Нескучный сад» в 2011 году, после того как его посвятили в дьяконский чин. Отец Андрей надел подрясник и ходил в нем – на службы, по городу, в магазин. Это тоже была часть его миссии. За что приходилось платить.
«А говорили, его (Его) не существует!»
– После рукоположения мне нередко приходится ходить по городу в подряснике. По реакции на «поповскую форму» можно наблюдать, как с годами меняется отношение наших граждан к Церкви.
Еще лет десять назад на человека, облеченного саном, указывали пальцем. Смотрели настороженно, порой с любопытством, порой с холодком. Сейчас пальцем не показывают. Внимательно оглядывают с головы до пят, украдкой изучают. Бывает, что носитель подрясника словит на себе враждебный взгляд, но чаще при встрече прохожие начинают креститься. Водители маршруток изредка отказываются брать деньги, но чаще деньги просят первые встречные, и гораздо большие, если сравнивать со стоимостью проезда в маршрутке. Кто же еще должен помочь в их затруднениях, если не служитель Божий?
Часто прохожие воспринимают его как близкого родственника и, едва поравнявшись с ним на тротуаре, начинают сходу, без предисловий:
– Отец… Я с женой разошелся. Вот здесь, – стучит себя по груди, – больно. Что делать?!
От кого-то ушла жена, у кого-то злая невестка не разговаривает со свекровью, кто-то не знает, как исповедовать свои грехи, кто-то не может бросить пить и от этого разрушается семья, у кого-то умер ребенок… У людей – боль, отчаяние, страдания, душевные муки. Иногда ощущается такая очевидная польза от разговора по душам и уличной проповеди для граждан, которые в силу каких-то обстоятельств не смогли прийти в храм, что порой даже думается: не начать ли свой район специально «патрулировать» в подряснике, особенно в темное время?
Но за возможность уличной проповеди приходится платить. Работник алтаря в спецодежде не будет страдать от недостатка внимания. Окраины – заповедник непуганой дичи. Попа в подряснике, расхаживающего по улице здесь, похоже, не видели никогда. Взрослые более сдержанны в своих чувствах, стараются их маскировать, дети же не стесняясь, если имеется возможность, подходят вплотную, смотрят не мигая, снизу вверх, во все глаза, как на Деда Мороза или инопланетянина, с выражением лица, мол: «Ну вот, а говорили, что его не существует».
«Отец, хочу убить друга»
…Как-то еду в метро в полшестого утра на службу. Полупустой вагон, сижу в торце. Заходит мужчина и, увидев меня, неожиданно кланяется мне до пола.
Я смущенно киваю, здороваюсь в ответ.
При иных обстоятельствах, может быть, было бы и приятно проявление неудержимой народной любви к представителям Церкви, но только в правой руке он держит открытую недопитую бутылку шампанского и при поясном поклоне это шампанское выливается нам под ноги. Пассажиры заинтересованно взирают на бесплатное шоу.
…В другой раз после вечерней службы шагаю по темным улицам к метро. Нагоняет молодой человек, по-моему, слегка подвыпивший, и, без излишних сантиментов, интересуется:
– Ты – на Шаболовку?
– Да… А что?
– Я пойду с тобой.
«Наверное, – предполагаю, – у него зуб на церковников. Приставит сейчас в темной подворотне нож к ребрам».
По ходу движения делаю запрос:
– Нужно поговорить?
Кивает:
– Хочу тебе исповедоваться.
– Я дьякон. Мне нельзя исповедоваться. Таинство покаяния совершает в храме священник.
– Нет, – ставит он свои условия, тоном не терпящим возражений, – я расскажу все тебе. А ты пойдешь и там, – указывает в сторону храма, – все передашь.
– Я, – начинает он, собравшись с мыслями, – не знаю, бросить мне или не бросить своего друга? Он такой плохой человек, столько он сделал подлостей мне и другим людям. Столько раз он меня подставлял, предавал.
– Но тогда, – говорю, – может, оставить его, отойти?
– Если я брошу его, он погибнет. Я у него – как ангел-хранитель.
– И вам никогда не хотелось его убить?
– Был бы пистолет, – чистосердечно признался мой попутчик, – не задумываясь разрядил бы в него обойму.
Вот тебе и ангел-хранитель…
– Но если вы его убьете, он, если действительно такой плохой, попадет в ад, потому что ему не дали времени на исправление. И вы отправитесь туда же, потому что убили. Вам это нужно? А так, за длинную жизнь, может, Господь его еще изменит.
Он услышал, что хотел и, дойдя до Шаболовки, отошел с благодарностью.
Треба не по уставу
…Выхожу на конечной станции подземки, в переходе сидят бомжеватого вида молодые мужчины, окликают меня в спину:
– Батюшка! (по внешнему виду не всегда определишь: священник перед ними или дьякон).
Останавливаюсь. Приближается запущенного вида представитель.
– Я, – объявляет, – хочу освятить крестик.
– Нужно сходить в храм, там его освятят.
– Нет, я хочу сейчас.
Из-за пазухи бомжовских недр извлекает, можно сказать, эксгумирует замусоленный деревянный нательный крестик, подносит к моим губам и настоятельно предлагает:
– Целуй.
Думаю, как бы его сбить с этой мысли?
– Так он не освятится. Нужно, – повторяю, – идти в храм, чтобы священник прочитал молитву. Я – дьякон.
– Нет, – он продолжает держать у меня перед губами крестик, словно это микрофон, и требует, – скажи что-нибудь.
– Так он не освятится.
– Нет, скажи.
Устало сопротивляюсь:
– Не освятится.
– Скажи.
– «Господи, – читаю молитву, – помилуй нас грешных». Пойдет?
Утвердительно мотнул головой:
– Пойдет.
Выхожу из подземного перехода, следую к автобусной остановке мимо ларька, над которым крупными буквами начертано: «Мороженое». Вдруг в нем приоткрывается дверь, оттуда появляется продавщица и, увидев меня, не скрывает своей радости:
– Ой! Батюшка! Как хорошо, что я вас встретила!
И затаскивает меня в свое царство заиндевелых сладостей. Повествует об усопшей маме, которая является ей в сонных видениях, спрашивает, что предпринимать?
– Почаще ходить в храм, поминать вашу маму. И вообще, есть заповедь, одна из десяти самых серьезных, где написано: «Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй» и одна из них: «шесть дней делай дела свои и седьмой – отдай Богу».
– Не могу, – жалуется, – у меня ноги больные.
– Но торговать мороженным вы же приходите.
– Так это – работа.
Вдруг – стук в дверь.
Предвкушая немую сцену, спрашиваю:
– Открывать?
– А че? – не понимает продавщица. – Открывайте.
Открываю и по округлившимся от удивления глазам стучавшихся догадываюсь, что попы в будках с мороженным действительно явление неожиданное и диковинное.
Вот так мон-а-ах!
Негативные проявления при встречах с людьми случаются крайне редко, но все же бывают, и тогда являются поводом для огорчения.
В троллейбус на Юго-Западной входит престарелая женщина с ярким, ну просто очень ярким макияжем. Пытаюсь уступить ей место:
– Присаживайтесь.
– А с такими как вы… – она на секунду запнулась, вероятно, подыскивая слова помягче, – я вообще не желаю разговаривать.
Обидно и горько.
…Тороплюсь из дома на автобусную остановку, опаздываю на службу, настроение, помнится, не очень хорошее, опять – в подряснике, прохожу мимо какого-то бугая. Тот поворачивается:
– Вы где служите?
Останавливаюсь.
– В Москве, в Первой градской.
Молчит.
– Все? – переспрашиваю не очень приветливо.
Не отвечает.
Хотел уже бежать дальше.
– На душе скверно, – объясняет с заминкой.
– Вы знаете, я сейчас опаздываю на службу, у меня нет ни минуты, запишите мой телефон, в девять вечера позвоните.
Вечером встретились. Он тоже рассказывает мне о своей жизни. Я интересуюсь:
– А чем вы занимаетесь?
– Ну, как вам сказать, – мнется. – Я даже не знаю, как вам сказать. В общем… стрелок я хороший.
«Опять киллер? – встревожился я. – Да что же у нас одни киллеры вокруг?..»
Однажды, перед тем как идти домой, завернул в гипермаркет. В тележку для продуктов нагрузил только сок, бублики, еще какие-то невинные продукты. Даже шампанского еще не взял, хотя в тот раз оно мне было нужно. Слышу за спиной, две покупательницы обсуждают мою персону:
– Вот это мон-а-ах!
Похоже, тетушкам невдомек, что кроме монахов в черном ходят священнослужители, а у них дома – дети и те иногда просят принести к ужину сок.
Рассказал это своему духовнику, спрашиваю:
– Владыка, не нужно заходить в магазин в подряснике? (Он, к слову сказать, свой сам 30 лет уже не снимает.)
– Ну, почему. Возьми черного хлебушка, воду. Скажут: «Вот настоящий монах».
