Чек-лист для кандидатов в приемные родители составляют психолог, руководитель программы «Близкие люди» фонда «Волонтёры в помощь детям-сиротам» Алена Синкевич и клинический психолог, основной тренер школы приёмных родителей Марфо-Мариинской обители Надежда Терехина.
Если вы потеряли своего ребенка, подождите как минимум год
Алена Синкевич:
– Приёмного ребенка опасно брать во всех случаях, когда есть непроработанные травмы, связанные с прошлым родителей. В первую очередь, это потеря кровного ребенка.
Речь не идёт о том, что кандидатам, потерявшим кровных детей, вообще не стоит брать приёмных.
Но нужно очень внимательно спросить себя: «Когда я беру нового ребёнка, не собираюсь ли я вернуть умершего?»
Травма потери может быть и довольно давней; если у человека в жизни не было возможности прожить своё горе и отпустить его, появление нового ребёнка может стать триггером, который всколыхнёт старую травму.
Путь «замены» плох тем, что новый ребёнок – это ДРУГОЙ человек, со своими реакциями и потребностями. Непроработанная травма опасна: когда начнётся перестройка жизни семьи под нового члена, маму может выбросить в переживание горя. Такая мама может, например, начать ненавидеть нового ребёнка за то, что его появление напоминает о прошедшей боли, либо за то, что новый ребёнок – это не тот, погибший, и она вынуждена обнимать приемного ребенка, хотя хотела бы обнять своего умершего.
Надежда Терехина:
– Паузу стоит взять, если в семье недавно умер и кто-то из близких родственников. Например, если умерла мама будущей приемной мамы, женщине нужно время, чтобы прожить свое горе. Горюющий человек испытывает сильные эмоции, переживает множество незаконченных отношений. На это нужно много сил и времени. В это время женщина не сможет полноценно заниматься ребенком, потому что появление в доме чужого ребенка, особенно подростка, требует от родителей привлечения всех ресурсов.
Насколько человек будет горевать, измеряется не степенью родства, а то, насколько умерший был ему близок. Полное проживание потери обычно занимает около года.
Непроработанные детские травмы родителей могут стать препятствием для усыновления
Алёна Синкевич:
– Перед тем, как брать ребёнка, нужно тщательно проверить себя на наличие детских травм. Психологическая травма, даже забытая, иногда заставляет приемного родителя вести себя неразумно и непоследовательно.
Например, для мамы, у которой есть травма раннего детского возраста, простой плач ребёнка становится триггером, который отбрасывает ее в собственное детство, где она чувствует абсолютную беспомощность и растерянность.
В проработанном виде эта травма становится, наоборот, сильной стороной: «Я знаю, как страдают дети, я сделаю так, чтобы мой ребенок не страдал». Проблема в том, что о большинстве своих детских травм мы даже не догадываемся, пока «мина не взорвется».
Ситуация, когда ребенком в детстве пренебрегали или на него кричали, совершенно не означает, что, став приемным родителем, этот выросший ребенок начнет кричать на своих детей.
Ситуация «от обратного» тоже скрывает в себе опасности. Например, человек, на которого кричали в детстве и поэтому он решил: «Я никогда не буду кричать на своих детей», – не всегда сможет сформировать у детей понимание границ дозволенного, для него может быть проблемой запретить что-то ребенку.
Любая травма опасна своей неосознанностью, отрицанием и непроработанностью. Но если ее проработать с психологом, она даже поможет лучше понять своего ребенка.
Мы все так устроены: если по какому-то поводу вдруг начинаем «дико» раздражаться или впадать в несоизмеримую печаль, стоит разбираться, что за этим стоит. Дети с опытом сиротства почти всегда очень тревожные и обязательно будут фиксировать моменты, на которые взрослые реагируют слишком ярко. У ребенка, не имевшего опыта благополучных отношений, очень сильна потребность контролировать ситуацию.
Психологическое тестирование кандидатов в приемные родители, которое сейчас собираются ввести, – полезное дело, если этим инструментом пользоваться умело. Психологическое тестирование – в редчайших случаях должно быть «инструментом для выбраковки» кандидата, но при правильном подходе оно может показать «болевые точки» и помочь кандидату решить свои связанные с приемом ребенка психологические проблемы заранее. Другое дело, что сейчас лицензию на такое тестирование имеет всего одна организация на всю Москву (оно не проводится в ШПР), а регламента, как интерпретировать результаты тестов, просто не существует. Поэтому опеки нередко выбирают из текста заключений произвольные и самые «страшные», как им кажется, куски. Инспекторов понять можно, но сама процедура получается совершенно бессистемной.
+ Провокации детей
Алёна Синкевич:
– Недавно одна из наших подопечных мам увидела в Интернете фотографию ребенка и стала настойчиво говорить, что эту девочку она возьмет. Ребенок был с особыми потребностями, а семья этой мамы в тот момент – очевидно не готова к появлению еще одного ребенка; решение мамы было эмоциональным и нелогичным. Остановил женщину вопрос психолога: «Скажите, что происходило с вами в возрасте этого ребенка?»
После терапии мама осознала, что желание усыновить эту девочку означало спасти саму себя в таком же возрасте, а к ребенку все это отношение не имеет. Что именно с ней тогда происходило, мама и не сказала. Перенос собственных воспоминаний на внешне похожего ребенка в психологии называется проекцией. Это очень частая форма психологической защиты, и возможность такой реакции нужно иметь в виду.
В другой ситуации ребенок с СДВГ, приходя домой, всё время забывал снимать уличную обувь. Папа, у которого в детстве была ситуация, когда с его мнением не считались, прочитывал этот поступок как: «на меня опять плюют». Ситуация накалилась почти до возврата ребенка и разрешилась, только когда проработали детское воспоминание приемного отца.
Для сравнения: в США, тестируя кандидатов в приёмные родители, просматривают историю трёх поколений – самих кандидатов, их родителей, а также бабушек и дедушек. Жизнь всех фигурантов рассматривается в больших подробностях – развелись ли родители, создали ли новые семьи, пил ли кто-нибудь из них, проявлял ли жестокость или невнимательность к членам семьи. Таким образом исследуют, например, случаи жестокого обращения с кандидатами в детстве или пренебрежительное отношение к его интересам вроде «отец не уделял сыну достаточно внимания». Все подобные подробности биографии не мешают соискателю претендовать на приёмного ребёнка, но ребёнка ему не дадут до тех пор, пока он не проработает все потенциально опасные для приема ребенка ситуации с психотерапевтом.
Надежда Терёхина:
– А еще в семье, которую очень заботит то, как она выглядит со стороны, приемный ребенок, скорее всего, будет совершать провокации, чтобы проверить, насколько на самом деле его любят. Если маму с папой заботит мнение соседей, ребенок нарисует что-нибудь на соседской двери, подложит соседке хлопушку.
Если папе очень хочется хорошо выглядеть перед начальником, на семейном обеде, куда этого начальника пригласили, ребенок начнет говорить непристойности, неприлично себя вести.
То есть, ребенок специально навлекает на родителей гнев окружающих и ждет, как родители поступят с ним.
Не сочиняйте сценарии жизни ребенка, жизнь – не сериал
Алёна Синкевич:
– Одним из препятствий к усыновлению могут быть четкие родительские ожидания на счет этого ребенка. Даже в отношении кровных детей такие ожидания могут серьезно осложнить отношения. Если, например, родители ждут, что ребенок будет хорошо учиться, займется музыкой, выучит английский, а он этого не делает, родители начнут разочароваться. Ожидания приемных родителей могут быть еще менее обоснованы и, в конце концов, привести к возврату ребенка.
В моей практике был случай, когда у супругов существовала картинка семьи: каждый день в восемь часов вечера все садятся за семейный ужин с красивой сервировкой и свечами. Супругам было за сорок, у них никогда не было детей. По их представлению, ребенок, которого они возьмут, должен был непременно участвовать в этой трапезе – именно так в их представлении выглядела семья, а то, что выглядело не так, и семьей не было.
Взяли они подростка лет двенадцати, который иногда опаздывал с тренировки минут на сорок и даже на час, и к столу выходил грязный и потный. Ребёнка в итоге вернули.
Надежда Терёхина:
– Особенно серьезные проблемы могут возникнуть тогда, когда сценарии жизни ребенка в головах родителей разные.
Например, мама хочет взять приемного ребенка вместо умершего кровного, а папа просто считает, что в семье должен быть сын и наследник.
В итоге они не только мучают ребенка, вгоняя его в чужие роли, но и тащат в разные стороны. Например, мама постоянно вздыхает: «А Ванечка так не поступил бы», – а папа читает ребенку наставления о том, что «в нашей семье принято». Помимо нагрузки на ребенка такая ситуация чревата распадом семьи.
Приемный ребенок – не улучшитель погоды в доме
Надежда Терёхина:
– Самое распространенное ожидание от ребенка, по моему опыту, «да, у нас в семье есть конфликты, но сейчас мы возьмем ребенка, и все наладится». Это – случай, когда с усыновлением стоит повременить.
Алёна Синкевич:
– Идея «пусть у нас все не очень хорошо, зато я воспитаю себе кровиночку и вложу в него все, что могу» в этом случае плохая, так как является, по сути, завышенным ожиданием. В голове такой мамы возникает сценарий, в котором для ребенка заранее прописана роль: «Сейчас придет ребенок и улучшит наши отношения».
Но, во-первых, у ребенка нет задачи улучшать чьи-то отношения, у него есть задача расти и учиться взаимодействовать с людьми. К тому же в этой ситуации родители пытаются за счет ребенка решить какие-то свои проблемы, а ребенок становится средством.
Надежда Терёхина:
– Кровные дети действительно могут удержать семью от распада – не в том случае, когда, надеясь улучшить свои отношения, супруги рожают ребенка, а тогда, когда папа и мама «ради детей» не разводятся. В некоторых случаях у супругов в этой ситуации появляется время проговорить ситуацию и выяснить отношения, и семья сохраняется.
Ситуация, когда в семье появляется приемный ребенок, принципиально иная. Кровного, своерожденного ребенка мама ощущала всю беременность, она чувствует с ним телесный контакт. Приемный ребенок – это человек чужой, с ним нет контакта на уровне тела, его нужно прочувствовать, выстроить отношения с нуля. Очень часто при этом перестраивается вся семейная система.
Очень многие приемные родители на определенном этапе по отношению к приемному ребёнку испытывают ощущение «Этот человек мешает мне жить».
Если в семье и до появления ребенка были проблемы, они усугубятся. В самом серьезном случае – ребенка ещё и обвинят в том, что семья разрушилась.
Когда вражда с родственниками может помешать усыновлению
Алёна Синкевич:
– Конфликт со свекровью опасен, во-первых, тем, что он довольно легко может превратиться в конфликт жены с мужем. Во-вторых, в любом случае такой конфликт будет забирать у женщины силы, которые в период адаптации ребенка ей и так понадобятся.
Самое меньшее, что можно сделать в этой ситуации – проработать с психологом свои отношения с родственницей, чтобы хотя бы реагировать на ее выпады спокойно.
Конфликты с родственниками сейчас попадают в поле зрения психологов ШПР из многочисленных опросов, которые проходят кандидаты в приемные родители.
Надежда Терёхина:
– Плохие отношения с родственниками не особенно влияют на ребенка, если семья живет отдельно. Единственное, чему мы учим родителей на тренингах, – не стоит свои ссоры с бабушкой или свекровью проговаривать при ребенке. Информацию о конфликтах в семье ребенок воспринимает как «в семье небезопасно».
Алёна Синкевич:
– Плохие отношения человека с собственными детьми – это ситуация, которую надо тщательно изучать психологам в школе приемных родителей. Как минимум, она опять-таки чревата возникновением ожиданий:
«Мои дети были плохими и неблагодарными, а вот сейчас я возьму сиротку, и он меня оценит».
То есть, на ребенка опять возложили некую функцию, которую он совершенно не должен выполнять. Если до этого родители не справились с кровными детьми, их способность вырастить приемного сомнительна.
Надежда Терёхина:
– Проговаривая вопрос отношений кандидатов с собственными детьми, важно различать объективно неуспешных родителей, выросший ребенок которых, например, не имеет работы или имеет судимость, и людей, которые считают, что «не смогли стать достаточно хорошими родителями своим детям». Вторые как раз внимательно слушают советы психологов, чтобы «наконец, понять, как же воспитывать детей правильно».
Но вот у людей, которые мечтают «вырастить знаменитого спортсмена или Нобелевского лауреата» есть заведомые проблемы с самооценкой.
Нобелевский лауреат нужен им для того, чтобы почувствовать себя значимыми, то есть, реализовать за счет ребенка свои потребности.
Чем нельзя болеть приемным родителям
Алёна Синкевич:
– Ребенка нельзя брать, если вы лечитесь от булимии, либо от нервной анорексии. Оба эти диагноза не прописаны в противопоказаниях, но, как правило, связаны с высокой тревожностью, что говорит о психологическом неблагополучии кандидата. Такому человеку может быть тяжело пережить стресс периода адаптации, вероятность того, что его состояние в этот период дополнительно ухудшится, чрезвычайно велика.
К сожалению, и булимию, и анорексию не в крайней стадии довольно сложно заметить со стороны. То есть, кандидат с такими заболеваниями может остановить себя только сам.
Также не стоит брать ребенка в активной стадии депрессии. К счастью, от депрессии как следствия драматического события, например, потери близких, есть терапия, лечение. При отсутствии депрессивного эпизода к моменту, когда вы начинаете собирать пакет документов, ребенка брать можно. В случаях, если депрессивное состояние хроническое, необходимо проконсультироваться с лечащим врачом.
Ребенка нельзя брать, если в семье кто-то болен алкоголизмом. Как правило, выпивка бывает симптомом гораздо более тяжелых состояний. «Если я не выпью вечером, мне невыносимо дома» – это нестабильная семья с тяжелой обстановкой. Если «без выпивки не могу расслабиться», – у человека проблемы с эмоциональным статусом. Если без спиртного человек сваливается в депрессию, разбираться нужно с угрозой депрессии.
Надежда Терёхина:
– Лечение кого-то из членов семьи от любой зависимости – однозначное противопоказание к тому, чтобы брать ребенка. К нам в школу часто приходят пары, в которых муж недавно «подшился» или закодировался. Им кажется, что они уже готовы на ребенка.
Но даже если лечение от любой зависимости идет давно, человек достиг ремиссии и социализировался, брать ребенка не стоит как минимум полтора года от начала реабилитации.
Дело в том, что во время лечения от зависимости человеку нужно внимание и поддержка. Если в период, когда человек только-только начал налаживать стабильную жизнь, в семье появится новый ребенок, весь уклад претерпит изменение, очень повысится уровень стресса. Кроме того, человеку, который только-только приучился отвечать за себя, нужно будет отвечать еще и за кого-то другого. В этой ситуации есть вероятность, что человек сорвется.
Инвалидность родителей: когда это повод отказаться от усыновления
Алёна Синкевич:
– Инвалидность у кого-то из членов семьи может быть препятствием к приемному родительству, только если она серьезно ограничила функциональность человека. Например, известны случаи, когда детей приемным мамам давали даже после нетяжелого инсульта. К сожалению, здесь достаточно трудно провести формальную грань между теми, кто справится с воспитанием детей, несмотря на ограничения возможностей здоровья, и теми, кому они станут помехой для воспитания ребенка.
Надежда Терёхина:
– Однажды я видела ребенка, который воспитывался в семье двух инвалидов третьей группы. Это нетяжелые особенности здоровья, но оба родителя не работали. В тот момент, когда ребенку пришла пора идти в школу, ему оказалось очень сложно объяснить, зачем куда-то уходить из дома, какая активность там вообще бывает, и что, помимо семьи, нужно взаимодействовать ещё с другими людьми в обществе. Примера этому у ребенка перед глазами просто не было.
Дети из детских домов иногда не знают совсем элементарных вещей. Например, понятие «все люди работают» ребенку гораздо легче объяснить, если он видит, что папа ежедневно уходит куда-то на несколько часов. Если родитель работает из дома, ребенку нужно специально проговаривать: «Это – папино рабочее место, сейчас он занят», – описывать, что именно папа делает и в чём смысл его действий. Так контакты с окружающим миром возникают в сознании ребенка хотя бы в описаниях.
«Я так одинок» – не причина для усыновления
Не стоит брать ребенка социально неустроенным родителям, которые неуютно чувствуют себя в обществе. Если сами родители такими навыками не обладают, научить им ребенка они не смогут. При этом «адаптированность в обществе» – это не только уровень зарплаты, но доверие и открытость миру, наличие интересов и любимой профессии, умение общаться с друзьями. Такой родитель не будет прятать ребенка от мира, спокойно отдаст его в школу и так далее.
Одинокий мужчина-усыновитель: а вдруг он маньяк?
Алёна Синкевич:
– К сожалению, абьюзера в большинстве случаев заранее нельзя вычислить. Абьюзерами часто оказываются люди, которые таковыми совершенно не выглядели.
В некоторых случаях абьюз может быть следствием той же детской травмы.
Например, родитель, которому в детстве строго-настрого запрещали оставлять еду на тарелке, вдруг застает себя трясущим за плечи ребенка, который не доел обед. Ведь в картине мира такого родителя такой поступок строго-настрого запрещен, он сам много лет страдал, давясь кусками остывшей еды.
По закону, одинокий мужчина в России опеку над ребёнком оформить может, на практике в такой ситуации детей дают редко. Увы, вычислить педофилов и маньяков на этапе подготовки практически невозможно, иначе мы бы не имели всех проблемных историй, которые со временем стали известны. Более того, как правило, как раз подобные люди умеют производить неплохое впечатление на окружающих.
Надежда Терёхина:
– Нужно понимать, что источником потенциальной опасности для ребёнка может быть не только одинокий мужчина, но и одинокая женщина. При этом отследить ситуацию, когда ребёнок берётся для того, чтобы в перспективе стать сексуальным партнёром или психологическим супругом опекуна, нынешняя система подготовки приёмных родителей не в состоянии – для этого период наблюдения и общения с кандидатами надо сделать гораздо более долгим, чем 5-10 семинаров в Школе приёмных родителей.
Как православная ШПР, мы отдаём приоритет семейным парам, если к нам придут учиться одинокая приёмная мама или папа, мы дополнительно попросим у них рекомендательное письмо от духовника. То есть, попытаемся привлечь к ситуации дополнительного человека, который давно знает кандидата в приёмные родители.
Максимум, что может сделать специальная лицензированная организация – несколько раз посетить семью кандидата в процессе обучения в ШПР, посмотреть на обстановку или выявить, что человек сообщил о себе недостоверную информацию. Например, опека оформляется на одного из родителей, по документам он состоит в браке, на самом деле – живёт один. У нас лицензии на такую проверку нет.
Мы обращаем внимание, если во время тренинга некоторые участники определённым образом реагируют на ситуации, связанные с сексуальным насилием. Такая информация записывается в характеристику, которая выдаётся по окончании ШПР. Некоторым кандидатам мы просто не выдаём документы об окончании ШПР, разумеется, с подробным обоснованием.
Но проблема шире, чем тема собственно сексуального насилия. Например, по закону принять в школу приёмных родителей мы должны всех, отказать человеку с признаками психиатрических заболеваний, если он принёс справку о том, что не состоит на учёте в психиатрическом диспансере, мы не имеем права.
Между тем, такая справка носит абсолютно формальный характер. А среди соискателей иногда встречаются люди, у которых совершенно отсутствует критичность по отношению к себе. То есть, человек странный, у него проблемы с работой, он не вписывается в общество, при этом своё состояние он оценивает фразой: «Я очень одинок».
К счастью в последние годы постепенно создаётся общая база школ приёмных родителей. Как минимум, по ней можно посмотреть, учился ли человек до нас в какой-то другой ШПР и почему он не получил сертификат.
А вот возраст и площадь квартиры – не проблема
Надежда Терёхина:
– Разумеется, есть разумный барьер физических и эмоциональных сил. Возраст кандидатов в приемные родители за шестьдесят, которые собрались брать маленького ребенка, считается критичным из тех соображений, что в два-три года ребенок очень подвижен, с ним надо бегать, играть, активно взаимодействовать.
Но по-хорошему, здесь нужно оценивать каждую пару индивидуально – не только по степени здоровья и активности, но и с точки зрения жизненной позиции. Именно для этого по окончании ШПР обычно делается психологическая диагностика, по итогам которой опеке выдают рекомендацию, детей какого возраста мог бы взять тот или иной кандидат.
Алёна Синкевич:
– Когда-то давно, когда я еще работала переводчиком и сопровождала приехавших в Россию американских усыновителей, мы ездили в детский дом с одной мамой. Женщине было 55 лет, брала она мальчика четырёх-пяти лет, и я – молодая переводчица и такая же молодая сопровождающая думали тогда только о том, как бы не отвлечь на себя внимание ребёнка.
Но на месте выяснилось, что беспокоились мы совершенно зря. Мальчик сел на колени к своей новой маме, видимо, ощутил ее внутренний покой, прислонился к ней и больше от неё не отлипал. Видимо, этому ребенку с опытом сиротства было очень важно, что рядом большая спокойная теплая мама.
В конце концов, есть много кровных бабушек, которые вполне успешно воспитывают внуков, пока их дети заняты зарабатыванием денег, например. Важно, чтобы воспитатель видел реального ребенка и умел понимать его нужды (иногда, возможно, отдавая удовлетворение некоторых из них «на аутсорс» репетиторам и тренерам).
Алёна Синкевич:
– Маленькая площадь жилья, вопреки воззрениям опеки, не является жёстким противопоказанием к приёмному родительству. Однако надо понимать, что эмоции и ощущения, которые может вызывать приемный ребенок, бывают сложнее, чем эмоции от общения с кровными детьми. Иногда у родителей возникает желание разойтись по разным комнатам с детьми и побыть отдельно. Если квартира маленькая, такой возможности нет.
К тому же разнополых детей или детей разного пола с родителем лучше селить в отдельной комнате.
Коллажи Татьяны Соколовой
