Вертеп — кукольный театр, где каждый год играется история Рождества и последующих событий: убийства злым царем-Иродом невинных младенцев.
В театральном кукольном вертепе все – как в любом театре. Но «от вас самих зависит, будет это спектакль или мистерия», сказано в одной пьесе Серебряного века. Таинство, то есть.
В вертепе это однажды получилось — не у артистов, а у детей, которые в годы, когда Бог был под запретом, ходили и славили Христа; а потом часть рождественской истории — избиение младенцев — продолжилась в их жизни: детей выслеживали и пытали.
О вертепе и его тайне рассказывает театральный художник, теоретик театра кукол Ирина Уварова.
Как во времена древнего Рима
Впервые вертеп я увидела в 1963 году на Львовщине, в селе Городжив. Вечер сочельника мы провели в большом крестьянском доме. В селе было холодно и тихо, в эту ночь в память о вифлеемском хлеве в сени взяли корову.
Доказательство имело вид маленькой конуры с передней стеклянной стенкой. Внутри тлел одутловатый огарок. Лежал бурый мох, и в него воткнута была плоская кукла, упрятанная в красную тряпицу. Тут же лежал Младенец-сверток, его полотняное личико было помечено тремя точками, крепко поставленными измусоленным химическим карандашом.
Тут стояли и бумажные овцы, и тот же карандаш изобразил на них прямую, как щетина, шерсть. А в самой глубине была наклеена старая открытка с пышногрудой нимфой. Ее нагие икры, кокетливо показанные из вьющихся одежд, и пышные волосы выдавали причастность к польскому сецессиону.
Это и был вертеп. Ящик этот, седьмая вода на киселе гордым и пышным сооружениям, вертепам о двух этажах, при нарядных куклах с крупными печальными лицами, вырезанными из дерева знающими мастерами, — этот городживский ящик растерял абсолютно все, но помнил главное: Христос родился.
«Христос родился — солнце сияет!» — пели мальчики. Теперь их было трое; один со звездой на шесте, другой с колокольчиком, сделанным из консервной банки. Оба при торбах, в которые благодарные хозяева бросали хлеб, орехи, яблоки, сало и городские конфеты «Ласточка».
Три мальчика пришли в простоте душевной к другому Мальчику на день рождения, чтобы поздравить. Они уже были школьниками, а Он — Младенцем, и Ему шел Первый день. Их вертеп был воспоминанием о настоящем кукольном вертепе, замутненным обрубком исторической памяти, они — трое юных волхвов — хранителями исчезнувших воспоминаний.
Мой приятель, который привез меня сюда, сказал: «Только бы хлопцев не поймали». А их на самом деле отлавливали, как христиан во времена Рима. С любопытством разглядывал Рим свою дальнюю провинцию Иудею, откуда шла ересь. А правитель Иудеи Ирод-царь, охотясь за Младенцем и не найдя его, велел истребить всех младенцев — так сообщается в сюжете вертепной народной драмы.
В селе Городжив рассказывали, как спецбригада рыскала по следу мальчиков, что ходили с вертепом. Дети убегали. Один убежал в лес и замерз до смерти.
Другого пытал школьный учитель, входивший в бригаду охотников за детьми: скажи, кто сообщники, вы ведь по трое ходите, да и сунул пальчики преступника в дверную щель, так орехи кололи…
Пальцы детские в чернилах школьной науки не могу забыть. Это они, ухватив огрызок химического карандаша, тщились изобразить свечку, что на младенца изо всех сил дышала, когда он родился.
Вернувшись в Москву, написала про праздник в селе Городжив, про детский самодельный вертеп. Только никто печатать это не решился — ни «Театр», ни «Вопросы театра», вообще никто.
«Что вы хотите, — риторически спрашивал мой друг Аркадий Белинков. — Мне вот заказали статью в Детскую энциклопедию на букву «Б» — «Библия». Только нельзя, говорят, употреблять слова: во-первых, «Бог», во-вторых, «евреи». А вы — Рождество…»
Я и сейчас вижу перед собой этот короб, сохранивший, как мог, как сумел, традицию вертепа, и мох вместо соломы, и открыточную нимфу, простодушно заместившую Деву Марию — она и на кукольном театре образ нерукотворный.
Божия повесть
Родина рождественского вертепа — Западная Украина. Вертеп вышел из бурсы: семинаристы во время каникул на святках играли вертеп, правильно это называлось — ходили с вертепом, пели колядки; а за это им несли колбасу, хлеб, сладости.
Вертеп — это, во-первых, кукольный домик, как правило двухэтажный и с мезонином. Передней стенки нет, зато есть маленькие занавески на каждом этаже.
Во-вторых, вертеп — механический театр, хотя никакого особого механизма в нем нет; кукловод, скрытый за домиком, водит кукол, посаженных на штыри, снизу, по специальным прорезям в полу каждого этажа.
Столь же наивная механизация имеется и при самих куклах: солдат Ирода копьем подцепляет младенца Рахили, вытаскивает из материнских объятий, роняет с копья на пол вертепа. Смерть косой сносит голову Ироду, черт утаскивает обезглавленное тело за кулисы.
У вертепа есть своя драматургия; в основе ее — сведения о Рождении Христа, взятые из текстов двух евангелистов: Луки и Матфея. Далее развитие сюжета происходит так, как обычно в апокрифах: апокриф берет какой-либо текст какого-либо пророка и осваивает его, толкуя.
Верхний этаж отведен для Божией повести: рождество Младенца, поклонение пастухов и волхвов. Набор кукол в обоих этажах вертепа стандартен. Верхний этаж: Святое семейство, ангел, пастухи, волхвы, осел, бык. Куклы Марии и Иосифа статичны. В яслях — сверток с Младенцем; ясли (ящичек) заменяют иногда колыбелью или корзинкой. Колыбель можно качать (тогда еще одно механическое движение).
В целом же Святое семейство подается в статике, в чем свой смысл: Младенец — центр мироздания. Мир приходит в движение, к нему устремляясь.
Были и попытки выполнить куклу-Младенца в виде пупса. Но — странное дело — верхний этаж вертепа этих новаций органически не принимает. Они возникают и исчезают, не приживаясь.
Слева пастухи. Справа Волхвы. Появляются, приближаются к центру со своими подарками, сохраняя дистанцию. Подарки: ягненок, пастушьи торбы, должно быть с сыром и хлебом. У волхвов в руках что-нибудь соответствующее их царскому положению. И главное: и пастухи, и волхвы продвигаются по своим прорезям плавно и очень медленно, в ритме замедленной съемки. С паузами. Паузы заполнены безмолвием.Вертепы нового поколения, возникшие уже после 1980 года, не могут обойтись без дополнительных эффектов. Так, мне известен вертеп в одном театре кукол в Украине, где в ясли вместо свертка, символизирующего Младенца поместили электрическую лампочку, на современный лад материализовав тему Света.
В нижнем этаже все происходит иначе, там уже страсти вмешиваются: разгневанный Ирод отдает свой страшный приказ — горе Рахили — Смерть пришла за Иродом — Черт утаскивает его в ад.
Трагическое и комическое
Вторая часть вертепа — мирская. Что это значит? Если первая часть играет Божию повесть — вторая часть без всякой видимой связи с верхним играет какое угодно действие, главное, чтобы было весело. Его герои — всем известный петрушка, персонажи сказок, а также придуманные на ходу куклы-образы. Главный мотив — злободневность. В народном искусстве встречается такое склеивание сюжетов: комическое сменяет трагическое.
Первая часть — это трагедия! Представьте: полутемная комната, горят свечи, и вот уже Ирод замыслил свое злодейство, младенцы убиты, Рахиль плачет, и ее трагедия сопутствует радости Рождества Христа.
Почему Рождество сопровождается избиением младенцев? Потому что впереди у Младенца-Христа — Голгофа, крест. А плач Рахили о детях предваряет страдания Богородицы у креста.
Но как Христос воскреснет и восторжествует, так и царь Ирод получает возмездие — появляется Смерть и уносит его. История получает завершение.
И вот дальше начинается комическая часть, которая строится как любая народная драма. Нижний этаж вертепа отражает элемент смеховой народной культуры. Это свойственно народному гулянию, и здесь нет никакого обесценивания. Герои балагурят, разговаривают естественными голосами, смеются и паясничают.
Только, конечно же, вертеп нельзя путать со скоморошеством. Сюжеты нижней части, как правило, не закреплены: часто это народная импровизация: у тебя есть кукла коза — играй козой. Это история, которая сама зародилась и сама продолжает развиваться — редкий случай, когда ничего не спускали сверху, не рекомендовали, не пропагандировали.
Конечно, во времена гонений, например, в Городживе вторая часть вертепа была неактуальной. Вертеп играли, потому что — Рождество. Вместо службы: в храм пойти нельзя, он закрыт, вот мы играем вертеп и так помним Рождество. И преследовали не потому, что театр, а потому, что Бога славили.
Глубинное единство обеих частей вертепа при внешней их разности можно найти в презепе (presepe, ясли) — западном варианте вертепа. В презепе все происходит на открытой площади, причем каждый художник презепе воспроизводит свой собственный город: все заняты своими делами, вот прачка несет белье, торговец — свой товар, какие-то дикие горцы спускаются в деревню, и тут же, немного в глубине, — Дева Мария родила Младенца Христа.
Так подчеркивается всемирность действия, его литургичность — общность, вневременность — в смысле несвязанности Рождества какой-либо линейной хронологией, что, кстати, подчеркивает и наш тропарь: «Дева днесь (сейчас) пресущественнаго раждает».
Рождество произошло для всех людей, оно касается судеб всех людей без исключения, которые когда-либо родятся или уже родились, оно меняет ход мира коренным образом. Но вместе с тем презепе отражает и то, что не все люди поняли, что случилось.
И кто-то может так и остаться увлеченным собственным делом, не заметив в самом центре своего города-мира — родившегося Спасителя.
