— Наркомания – серьезная болезнь, то же самое, что и рак, только это рак сознания и души человека. Если человек заболевает, нужно поставить правильный диагноз, найти хороших специалистов и больницу, сделать уникальную операцию, потом нужна длительная и качественная химиотерапия, и только в последнюю очередь реабилитация, – считает духовник центра священник Андрей Лазарев. – Приходит больной человек в храм – ему не до Бога, не до покаяния, не до молитвы – он не знает, что это такое, он убитый, пришел живой труп. Его нужно в реанимацию, оказать первую помощь, привести в чувство. Сначала его надо оживить, воскресить, а покаяние и причастие – когда больной пришел в себя.
Савеловский Голливуд
В XVIII веке Кимры были крупнейшим центром хлеботорговли, в XIX его жители славились как лучшие сапожники России. К началу XXI из-за бездействия властей и правоохранительных органов этот райцентр в Тверской области получил негласный статус «малой столицы русского наркобизнеса».
За доступность наркотиков и качество «обслуживания» цыганский табор, располагавшийся рядом с железнодорожной станцией Савелово, столичные наркоманы прозвали «Голливудом».
Ряд громких отставок в руководстве силовых структур города, последовавший после публикаций в федеральных СМИ и проверок из Москвы, не смог переломить ситуацию, по-прежнему остающуюся очень тяжелой.
— В конце 90-х Кимры просто погибали от героина: в таком маленьком городе было 300 наркобарыг, нас накрыла героиновая волна.
На каждого 11-классника было по одному наркоторговцу.
Появилось много зависимых подростков, детей, которые с 14 лет или раньше стали употреблять героин. Почти каждый день кто-то из родителей, близких этих ребят приходил в Преображенский собор, где я тогда служил, просили помочь справиться с навалившейся на них бедой. Мы стали пытаться искать выход. Это было совершенно новое для нас дело, непонятное, – рассказывает отец Андрей.
Как помогать больным наркоманией, священник наблюдал в разных местах – и в московском центре реабилитации наркозависимых на Крутицком подворье, и в известном екатеринбургском фонде «Город без наркотиков» Евгения Ройзмана (признан иноагентом в РФ). В 2003 году он – единственный представитель Русской Православной Церкви – принял участие в трехлетней образовательной программе одного из ведущих европейских центров лечения зависимостей «Фамилия» в польском Гливице.
— Поначалу мы ходили в «розовых очках», думали – достаточно найти место, создать хорошие условия, собрать воспитанников и начать работу: пытаться их приводить к вере, воцерковлять, лечить трудотерапией – и всё, тогда они будут возвращаться в жизнь. Ничего подобного. Должна быть четкая схема реабилитации, работать должны профессионалы, – подчеркивает отец Андрей.
Помогать жертвам наркотиков, добавляет священник, довольно сложно: зачастую у них отсутствует желание лечиться – многих из них практически насильно приводят в центр родители. Тем не менее, из Польши отец Андрей вернулся с оптимизмом и «верой в успех безнадежного дела».
Справились с капустой – справимся и с остальным
День в центре начинается с утренних молитв, зарядки и пробежки. После завтрака начинается общее собрание: все участники сообщества читают молитву, составленную преподобным Амвросием Оптинским, и хором произносят слова, лежащие в основе философии центра.
«Я здесь потому, что осознал свое бессилие перед болезнью. У меня нет другой возможности и другого убежища.
Я убегал и страдал, пока не поделился своими тайнами. Здесь я чувствую себя в безопасности.
Боюсь быть откровенным, однако знаю, что не получу помощи, если не буду честен. Здесь я могу увидеть себя со стороны и с помощью друзей могу почувствовать себя не гигантом и не карликом, а частью сообщества с моим участием. Запуская корни в это сообщество, я могу не чувствовать себя одиноким, а могу развиваться и жить для себя и других».
Смысл собрания – в налаживании обратной связи о поведении каждого, кто находится в центре, поясняет руководитель центра Андрей Вишняков. Негативные поступки можно скорректировать, хорошие – развить. У каждого участника своя область ответственности – есть староста и хозяин дома, ответственный за безопасность и завхоз, координатор спортивной жизни, культуролог, библиотекарь и даже аквариумист.
«Если я беру ответственность за аквариумных рыбок, но не кормлю их регулярно по каким-то причинам – лень, нежелание – это тоже форма зависимого поведения. И мне говорят об этом окружающие члены сообщества», – рассказывает Андрей Вишняков.
На утреннем собрании выбирается философия дня.
Сегодня она звучит так: «Здесь я учусь конструктивным отношениям». «Конструктивные отношения – это созидающие отношения, – говорит на собрании психотерапевт Инна Кустова. – Если в результате этих отношений созидается и с одной стороны, и с другой, значит это отношения правильные, честные, открытые, на их основании вырастет что-то очень хорошее. Если кто-то из двух людей страдает, паразитирует или живет за счет другого, то это нечестные отношения, несущие разрушение».
Кроме того, воспитанники делятся новостями. Вчера они, к примеру, заквасили почти полтонны капусты. «Важно, что мы сами эту капусту посадили, вырастили, сняли урожай и сами заквасили, при этом все помогали друг другу. Мы справились с капустой, значит, справимся и со всем остальным», – искренне считает одна из девушек.
Двуличный человек
Руслан – 37-летний черноглазый болгарин, родом из Одессы. На нем рабочая одежда, заляпанная краской.
Руслан рассказывает: «С алкоголем я познакомился в 6 лет, в 12 лет курил марихуану, в 14 начал пробовать опиум. И 21 год я был в употреблении. У меня две сестры, мать, отчим. Отец – бывший мент, приходил пьяный и сильно бил мать, даже когда она была беременна. И она забрала меня с сестрой и сбежала из Одессы в Бессарабию, там живет бабушка. Они были алкоголики с дедом.
Мою трехлетнюю сестру соседи хотели утопить, скинули с обрыва в воду, я нырнул за ней и спас, но я очень сильно разозлился тогда на мир.
Детство у меня было такое – воровство, обманы.
В основном грабил свою богатую тетю, которая занималась контрабандой. Потом вечерняя школа, столкновения с милицией. Переехал в Москву, подсел на героин.
Я мог просидеть месяц-два плотно, потом собирал вещи и переезжал в другой район или в Петербург, так ездил туда-сюда. Работал на стройке – плотником, монолитчиком, электросварщиком. Жил на самой стройке, там же воровал стройматериалы, технику. Тогда я еще мог себя контролировать. Сломался в 2011 году, три года плотно сидел».
Про центр «Радуга» Руслан узнал от сестры. «Здесь я уже 17 месяцев. Я долго сопротивлялся программе, не доверял, поэтому реабилитация была очень тяжелой. Я был очень мнительный, озлобленный, и если я разочаровывался в человеке, то я его не прощал. Тут вел себя здесь очень агрессивно, не знаю, как меня терпели. Однажды захотел уехать. Сидел на лавочке, думал, вот сейчас обижусь на весь мир, обвиню всех во всем и уеду домой.
Ко мне вышла куратор Инна Владимировна, психолог, подошла и просто поцеловала меня в лоб.
И мой мир изменился, изменилось отношение к людям. Я понял, если человек делает зло, надо его простить. И я начал прощать людей, научился с ними договариваться, стал ценить отношения».
«Но я же двуличный, – продолжает он, – одна часть меня уважает людей, я благодарен за их теплоту. Вторая часть меня – это обида и разочарование, и если я попадаю в это состояние, то мне нужно одиночество. Ведь раньше я людей ненавидел. А мог ли я любить, когда я жил в криминальном мире, с волками? Где могут просто подойти, ножиком чикнуть и пойти дальше. Я и сам мог запросто нож в спину воткнуть».
На этих словах Руслан делает паузу, прищуривается и смотрит на меня взглядом студента театрального вуза, репетирующего роль Ивана Грозного. Позже он просит: «Вы не пишите про это, про нож в спину. Я бы никогда такого не сделал, а сказал просто, чтобы проверить, испугаетесь или нет».
В октябре Руслан окончил реабилитационный курс, полностью отказался от наркотиков и трудится при центре – занимается строительными работами в Вознесенском храме.
Маска Бабы-Яги и идеальная модель бытия
«Терапевтическое сообщество – это некая идеальная модель бытия человека. Поскольку зависимые потеряли все ценности – честность, веру, дружбу, привыкли агрессивно решать свои задачи, не входить в контакт с чувствами, – они далеко отошли от нормальных человеческих отношений», – говорит психолог «Радуги» Наталья Хрулева.
В центре реабилитации действуют четкие правила: нельзя манипулировать, врать, общаться агрессивно. Зависимые люди, по словам Натальи, не избалованы доверием и очень замкнуты. Попадая в сообщество, они постепенно «оттаивают», учась заново знакомиться с любовью и заботой, «проживать» чувства без ущерба для себя и без давления на другую личность.
Наталья – специалист по работе с созависимостями. Именно этот термин чаще всего употребляется по отношению к родственникам и близким алкоголиков и наркоманов. «У созависимого так же, как у зависимого, изменено сознание, он ставит себя на пьедестал – я лучше знаю, мне лучше видно, я лучше умею – он в роли Бога, но поступает только исходя из своего ощущения, действует, как считает нужным. Это больше всего вредит зависимому человеку», – рассказывает она.
Классический пример такого вреда – «переход» созависимого на территорию зависимого, попытка полного контроля за его жизнью. Последнему зачастую не остается ничего, кроме как от этого излишнего давления убегать в употребление, в чрезмерную свободу.
«Мы говорим родственникам и близким – ответственность лежит на всех. В 75-90% случаев срывы зависимых происходят оттого, что их семьи не могут измениться», – подчеркивает Наталья.
Бывает и так, что родственники, осознанно или нет, противодействуют реабилитации.
Одной из воспитанниц центра свекровь запрещала проходить программу, мотивируя это ее «неправославностью»: «Я думала, вы здесь с утра до вечера молитесь, с Богом общаетесь, а вы и трудитесь, и беседуете терапевтами – это не та информация, которая тебе нужна». На одном из занятий по созависимости психолог предложила женщине нарисовать маску Бабы-Яги – «очень мягко, чтобы человек понял, в каком обличье он предстает и в каком видит нас». В результате – извинения и благодарность, а воспитанница продолжила проходить программу.
Программа реабилитации насчитывает несколько уровней, от новичка до резидента, старшего резидента и волонтера, каждый из них длится от двух до трех месяцев. Изначально каждого реабилитанта курирует наставник. На волонтерском этапе воспитанники покидают сообщество и живут на адаптационной квартире, постоянно поддерживая связь со специалистами центра. Андрей Вишняков оценивает программу как сложную, «выживаемость» в сообществе низка – мало кому, оказывается, по силам пройти ее до конца.
«Но чем сложнее программа, тем потом легче человеку будет в «большом» мире. Около 70% наших выпускников — тех, кто прошел программу до конца — живут в устойчивой ремиссии. Мы поддерживаем с ними связь – они звонят, пишут, некоторые приезжают в гости. И мы уверены, что они живут в трезвости», – считает руководитель «Радуги».
Научиться жить всерьез
Оля – обеспеченная москвичка, у нее есть муж и дочка, любимая профессия. Она сидит рядом со мной на диване с взъерошенными волосами, в джинсах и футболке с принтом «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека».
«В нашем PR-агентстве творческая атмосфера, в шкафу не переводится алкоголь, который из командировок всегда привозят коллеги, – рассказывает Оля. – Долгое время для меня это было нормальным, я часто выпивала, но не считала это чем-то за гранью. Нравилось думать, что я пью только для творческого вдохновения, что я не больна, многие так живут.
Я упустила тот момент, когда появилась потребность пить каждый день, потом начались утренние «ломки». Первый раз пошла к наркологу сама, прокапалась, а мужу что-то наврала. Потом пришлось ему все рассказать, и так мы протоптали дорожку в наркологию – я в проблеме два года, и за последний год нарколог с капельницей ко мне приезжал 17 раз.
Как-то утром я решила перетерпеть «на сухую», а к вечеру вызвали психиатрическую помощь – у меня начались галлюцинации. Четыре дня пролежала в психбольнице. В 60% таких случаев, когда человек пытается справиться без медикаментов, начинается отек мозга и он умирает.
Стыдно вспоминать, что я делала в пьяном состоянии. Как, например, привожу ребенка в школу, бутылка в сумке, тут же за углом ее выпиваю – поднимаю голову, а из окна на меня смотрит директор школы. Меня не остановила даже психбольница, моя самоуверенность говорила, что я справлюсь, ничего страшного не происходит».
Поехать в реабилитационный центр Олю убедили коллеги.
«Я была в ярости, когда мне сказали, что в центре надо пробыть минимум полгода. Как, вырвать меня из жизни на целых шесть месяцев, поселить в этом «пионерлагере»?! На что муж мне очень грустно сказал: «Это очень долгий срок, но тебя не было с нами два года, и изо дня в день смотреть на то, как ты себя убиваешь, невыносимо. А так будет надежда на нормальную жизнь, которой мы жили раньше»».
«Вся программа, которую мы тут проходим, учит на трезвую голову справляться со сложными жизненными ситуациями, из-за которых вне центра ты сразу схватишься за наркотик или алкоголь, – говорит Оля. – Нет смысла находиться тут, бездумно выполнять какие-то задания, как бы участвовать в тренингах, не всерьез. Если играть в реабилитацию, то уйдешь таким же, каким пришел, так и не разобравшись, что с тобой не так. С алкоголем я уже играла, и эту партию я проиграла. А здесь началась новая жизнь, осознание себя, здесь я пришла к вере».
Веру здесь никому не навязывают, подчеркивает отец Андрей: «И покаяние, и причастие – все только при условии, что человек сам это для себя выбрал. Мы к этому приводим очень аккуратно, деликатно. Попробовали без Бога жить – а теперь попробуйте, как оно – с Богом. Потом сами выберете, как жить дальше».