«Нас разбудил звук пожарной сирены»
«Весна в 1986 году была очень теплая. Цвели сады, вспахивались и засеивались поля. В пятницу 25 апреля мы мирно заснули, а ночью нас разбудил звук сирены. По трассе в сторону Припяти шла колонна пожарных машин. Мы поняли, что случилось что-то страшное. Тем не менее, утром люди вышли на поля, некоторые даже поехали на работу в Припять, ведь никаких официальных сообщений не было, – вспоминает Татьяна Рудник. – Потом в город Чернобыль начали съезжаться правительственные машины: «ЗИЛы», «Чайки», «Волги»».
Чернобыльская АЭС считалась одной из самых мощных в мире. В городе Припять, построенном специально для ее персонала, проживали 47 тысяч человек, их средний возраст составлял 26 лет. Это был образцовый город атомщиков. В ночь на 26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке ЧАЭС проводились плановые испытания турбогенератора.
Как выяснилось впоследствии, в процессе остановки реактора было совершено несколько ошибок. Безопасно заглушить его не удалось. В 1:23 произошел взрыв и пожар. Четвертый блок был полностью разрушен. Распространение огня на другие энергоблоки пожарным удалось предотвратить.
Ликвидатор последствий аварии на ЧАЭС; начальник управления социальной поддержки департамента труда и соцзащиты населения администрации г. Евпатория. Награждена орденом Княгини Ольги (Украина) и медалью «За трудовую доблесть».
«С вертолета мы выглядели как кишащая масса»
«Меня по линии гражданской обороны послали «на песок». Речка Припять – это песчаные берега, очень красивые. Мы грузили песок в мешки, подлетал вертолет, мешки складывали на брезент, цепляли к вертолету. Потом их сбрасывали на реактор, для гашения. Было несколько карьеров.
Люди уже поняли, что случилась беда, и там работали все жители города – учителя, продавцы, повара, сыроделы, «литейщики» (рабочие чугунолитейного завода). Моя свекровь, завхоз в музыкальной школе, тоже была на погрузке песка. Наверное, с вертолета мы выглядели как кишащая масса», – рассказывает Татьяна Рудник.
Потом оказалось, что песок был неподходящим средством для тушения реактора, так как от него поднималась радиоактивная пыль.
Шахту с горящим графитом продолжили засыпать смесью карбида бора, свинца и доломита, а затем перешли к использованию латекса и каучука для поглощения пыли.
Медики раздавали таблетки с йодированным калием. «При взрыве в воздух был выброшен радиоактивный йод. А наша щитовидка способна накапливать йод из окружающей среды. Чтобы не было накопления радиоактивного йода, медики разносили по домам эти таблетки», – пояснила Татьяна Рудник.
«Я сохранила джинсовую юбку, а она фонила»
27 апреля эвакуировали город Припять. Людям говорили, что они уезжают на три дня. «Автобусы из Припяти шли мимо Чернобыля медленно, где-то 30 км в час. Население никто не предупреждал о том, что каждый автобус побывал в зараженной зоне и может быть источником опасности. Чернобыльцы стояли на окраине дороги, провожали эти автобусы, махали им вслед. Знаю случаи, когда люди при этом получили высокий уровень облучения и стали инвалидами», – рассказывает Татьяна Рудник.
После Припяти эвакуировали население 10-километровой зоны вокруг АЭС. Жители Чернобыля уезжали 5 мая.
«Медики обходили дворы, чтобы не оставлять одиноких стариков, больных людей. Послеоперационных пациентов выносили из больницы на носилках, и они лежали вдоль улицы. Потом их заносили в машины и тоже вывозили, – продолжает она.
– Когда мы уезжали, навстречу шли колонны военных, полностью в форме химзащиты. А мы ехали даже без марлевых повязок. По дороге нас останавливали, проверяли уровень радиации, заставляли переодеваться. Но я каким-то образом сохранила свою джинсовую юбку. Потом, уже в августе, у меня выявили очень высокий уровень радиации. Стали выяснять, где я была и что делала, и выяснили, что «фонит» юбка».
«Мы не знали, что там внутри»
Владимир Комаров, назначенный главным инженером ЧАЭС, приехал в Чернобыль в начале мая. Был ли у руководства станции план действий?
«Таких аварий в принципе не было нигде и никогда. Мы не знали, что там внутри творится, – говорит он. – Были разные предположения и теории. Один ученый написал в Политбюро, что топливо вот-вот прожжет реактор, прожжет грунт и соединится с грунтовыми водами, после чего будет еще один взрыв.
Он обещал, что взрыв произойдет 18 мая. Было решено охладить плиту под реактором. Послали шахтеров, чтобы прорыть туннель под этой плитой. Они бегали с тачками, а я просто был там с ними, чтобы успокоить. Я считал, что все это чушь».
В первое время многие легкомысленно относились к радиации. «Прислали новобранцев, они четыре дня в армии служили. На атомной станции возле входа в административно-бытовой корпус лежали блоки графита. Естественно, они «светили». Надо было убрать, – рассказывает Владимир Комаров. – Провел инструктаж командиру полка. Командир полка – ротному. Ротный провел инструктаж для солдат. Сделали специальные кирки с длинной ручкой, чтобы этот графит можно было крошить, и лопаты с длинной ручкой, чтобы грузить его в машину.
Условие: как уберете, так вам по 1000 рублей и дембель. Что они сделали? Они взяли эти графитовые блоки на грудь, и в машину. Естественно, доза облучения получилась колоссальная».
После аварии был назначен главным инженером ЧАЭС, затем – главным инженером ПО «Комбинат» (г. Чернобыль). Награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Мужества.
«Старики, наверное, вспоминали эшелоны времен войны»
Военные прибывали в специальных эшелонах. «Ехали мы туда на литерном поезде. Это были обычные теплушки и платформы с подгруженной техникой. Запомнилось, как нас провожали глазами на станциях местные жители, особенно старики и пожилые женщины. Наверное, им это напоминало эшелоны времен войны», – вспоминает Геннадий Долженко.
Он работал на ЧАЭС с августа по ноябрь 1986 года, служил в железнодорожном батальоне, в задачу которого входило провести ветку для вывоза ядерного топлива к 4 блоку. Сначала батальон разместили в 10 км от станции, в селе Корогод.
«Никто не знал степень опасности. За первую неделю примерно 120 человек из 400 у нас получили максимальную дозу облучения, пришлось их заменить, – говорит Геннадий Долженко. – Потом выбрали другую тактику. Весь батальон перевели под Гомель, а в Корогод выезжало только то подразделение, которое выполняло работы».
Приказ отправляться в Чернобыль офицер мог получить внезапно. «Вечером проходит совещание, вдруг, после него меня вызывают к начальнику политотдела. Он сообщает: «Поступила команда тебе отбыть завтра утром в Чернобыль. Ребята, которые были до тебя, уже получили свою дозу». Пришел домой и говорю жене: нужно срочно собираться», – рассказывает Юрий Кудряков.
Служил в железнодорожном батальоне, строил дорогу к 4 блоку ЧАЭС; член правления Волгоградской РОО «Союз Чернобыль». Награжден медалями «За заслуги перед Отечеством» и «За спасение погибавших».
Офицер, сопровождал поезда с ядерным топливом. Награжден медалью «За спасение погибавших».
«Привезли солдат, а есть нечего»
«Такие полки, как, например, Сибирский полк химической защиты, прибывали со своей кухней. А сводные полки – без питания, без ничего. И мы с генералом Владимиром Пикаловым решили въехать в стеклянный магазин на БТРе, погрузить консервы и раздать их солдатам. Потом провели это через правительственную комиссию. Но сначала против нас возбудили уголовное дело за мародерство», – вспоминает Владимир Комаров.
Между тем в Чернобыле в первые дни после аварии, наоборот, не знали, что делать с продуктами.
«В Припять продолжали идти фуры с продовольственными товарами. Это ведь был город атомщиков, там снабжение было, как в столице. На КПП эти машины останавливали, – рассказывает Татьяна Рудник. – Пришлось размещать все продовольствие на базах в Чернобыле. Впоследствии его уничтожили».
Какое-то время эвакуированным чернобыльцам выдавали продуктовые наборы. В поселке Бородянка, где разместили 13 тысяч человек, для этого задействовали всю продовольственную сеть.
«Я была там второй день, а меня назначили исполняющей обязанности директора Райгастрономторга, – говорит Татьяна Рудник. – Колбасу вареную привозили фурами, а ведь это были сельские магазины, там некуда было ее разгружать. Сразу же меня прокуратура оштрафовала: у вас колбаса хранится на полу. Говорю: «Подождите, я только приняла». Но это никого не интересовало».
«Ситуация была не в голове, а в мышцах»
«Меры защиты были – респираторы обыкновенные. А так, – душ, дезактивирующие средства. Воду завозили из тех районов, которые были недосягаемы для радиации», – рассказывает Геннадий Долженко.
«Особо не волновались, – продолжает он. – В отличие от боевых действий, здесь врага как такового не было, а радиация влияла незаметно. К тому же люди были достаточно взрослые. Это вначале туда отправляли срочников. А потом стали брать людей, которым за 30. Причем семейных, с обязательным условием, что у них уже есть дети».
«Я там находился 2,5 года. Причем все работали 15 через 15, а мы трое – генеральный директор, главный инженер и главный бухгалтер – без выходных и без права уезжать, – говорит Владимир Комаров. – Вся ситуация у меня даже не в голове была, а в мышцах: вот там «светит», и там «светит». Я не думал об этом, просто рефлекс – там встать за столб, там еще как-то спрятаться.
Приехал зампред Совмина, он захотел после 22:00 пойти со мной на блок, хотя его отговаривали. Кончилось тем, что у меня было 2,5 бэр, а у него 90 бэр, и он сразу отправился в Москву, в больницу».
«Никогда не пил и не курил, а в Чернобыле тем более не усугублял свое здоровье. Единственное, что я потерял прямо там же, это зубы. Все остальное осталось в норме», – говорит Юрий Кудряков.
Успеть за четыре секунды
«Все работы расписывались в штабах поминутно: кто берет лопату, кто – лом, кто – носилки, кто куда идет. Потому что солдат мог находиться в зоне только строго определенное время. Как только оно истекало, командир забирал людей, и на их место приходили другие», – рассказывает Геннадий Долженко.
«Самое опасное, конечно, это была крыша 4 блока, то, что от нее осталось. Разлетевшиеся частицы графита и топлива прожгли рубероид и находились под ним. «Светило» там до 15 тысяч рентген», – вспоминает Владимир Комаров. Чтобы не получить смертельную дозу облучения, человек должен был потратить на извлечение такой частицы не более 4 секунд.
«Потом изобрели «промокашку», которая расстилалась на кровлю, к ней прилипало все, в том числе рубероид, ее поднимали – и на захоронение, – продолжает он. – Были и роботы, уральские, например, хорошо себя зарекомендовали.
Помню, приехали французы, привезли своего робота и предложили его нам за $10 млн. Я задал вопрос: какой у вас источник света? Оказалось, обычная лампа. А у нас висел воздушный шар с прожекторами над разрушенным блоком, потому что ни одна лампа не выдержит в потоке гамма-излучения, будет короткое замыкание. Договорились, что это они нам $10 млн заплатят, чтобы мы испытали их робота. Мы взяли, испытали. Сгорел за минуту. Но чтобы этого робота установить и снять, целый полк облучился».
Бурьян, клей и яблоки
Что люди видели вокруг себя? «Пустые сады с огромными яблоками. Бурьян выше крыш. Ни собак, никого», – вспоминает Юрий Кудряков. «Осенью ездили «Кировцы», поливали территорию особым клеем, чтобы прибить радиоактивную пыль. А вокруг желтые леса стояли», – добавляет Александр Гадуш.
После эвакуации жителей из зараженной зоны остались не только пустые дома, но и около 15 тысяч легковых автомобилей. Они считались государственными, так как владельцы получили за них компенсацию.
«Предложил первому секретарю киевского обкома продать их нашим сотрудникам за 50%. Они бы сами их дезактивировали и вывезли, у них были для этого все возможности, – рассказывает Владимир Комаров. – Но он хотел продать машины киевлянам. Я отказался. Если бы с покупателем хоть что-то случилось, сказали бы, что автомобиль оказался «грязный», и на меня подали бы в суд.
Тогда машины решили захоронить. Для этого их два бульдозера сплющивали. Прежде чем сплющивать, по инструкции нужно было открыть пробку бензобака и полностью слить бензин, но это не всегда делали. Получилось так, что в одной машине оказался полный бензобак, загорелись оба бульдозера и погибли оба водителя».
Служил на ЧАЭС в 1989 году; председатель правления Волгоградской РОО «Союз Чернобыль». Награжден медалью «За спасение погибавших» и «60 лет Вооруженных сил СССР».
«Что вы хотите, возраст»
Осенью 1986 года ЧАЭС возобновила выработку электроэнергии (полностью она закрылась только в 2000 году). К ноябрю над 4 энергоблоком построили бетонный саркофаг.
В Национальном радиационно-эпидемиологическом регистре числится более 710 тысяч человек, подвергшихся воздействию радиации в результате катастрофы. Из них 195 тысяч – ликвидаторы. 40 тысяч из них умерли с 1986 по 2011 годы. По официальным данным, «общие показатели смертности не превышали соответствующих средних значений населения РФ».
Сами ликвидаторы видят ситуацию иначе.
«В Волгоградской области из 5,5 тысячи членов нашей организации «Союз Чернобыль» больше половины уже ушли, – замечает Геннадий Долженко. – Многие говорят: что вы хотите, возраст. Но все-таки 60 лет – не тот возраст, когда человек должен уходить из жизни. Мне вот в 35 лет установили инвалидность».
По законодательству РФ, «чернобыльцам» положены льготы и социальная поддержка. В некоторых городах им помогают местные НКО. Например, в Евпатории действует организация «Память Чернобыля».
«У нас есть патронаж, мы навещаем больных и одиноких людей: моем, стрижем, покупаем продукты. Установили памятник героям Чернобыля, открыли музей. Сейчас добиваемся реконструкции Сквера памяти героев Чернобыля. Устраиваем панихиды», – рассказала Татьяна Рудник.
Есть города, где «чернобыльцы» жалуются на недостаточное внимание властей. «Помощь нам, конечно, оказывают, но мало», – говорит, в частности, Александр Гадуш из Волгограда.
