Как в 2017 году спасти московскую археологию и что нового появилось в охранном законодательстве, рассуждает Илья Боровиков.
Шел по улице — глядь, траншея
— 2016 год остался в памяти как год небывалой московской реконструкции. В 2017 программа «Моя улица» будет продолжена, причём реконструкция снова пойдёт по историческому центру. Памятуя о приключившейся с вами истории, давайте расскажем любителям культурного наследия, как максимально оградить себя от претензий московских властей. Например, идёте вы вдоль очередной траншеи и вдруг что-то там в отвале видите. Что делать и куда бежать?
— Во-первых, бежать никуда не надо. На сайте «Москомнаследия» есть телефон горячей линии, по которому принимают заявки граждан обо всех проблемах с наследием. Если вы видите, как нехороший собственник сбивает лепнину с фасада, в спешке разбирает деревянный дом или сокрушает культурный слой, звоните. Ваш звонок принимают, дальше на это место выезжают археологи или другие уполномоченные люди. Это в идеале.
На практике, однако, тут много противоречий. Во-первых, скорее всего, в такой ситуации вы никогда не окажетесь, — просто потому, что любые земляные работы у нас обнесены забором. Забор этот обтянут непрозрачной сеткой, так что, чтобы что-нибудь увидеть, вам нужно будет проникнуть за это ограждение. Нормальный человек туда не полезет. Кроме того, даже если забора нет, на кучу земли в обуви и вечернем платье тоже не вскарабкаешься.
Второй момент – очень сложно отличить то, что представляет ценность от того, что нет. Московская земля состоит из бытовых отходов предыдущих эпох. Черепки и кости встречаются повсеместно. Если даже вы залезли бы за ограждения и увидели массу костей, не каждый в состоянии отличить кости животных от человеческих. И черепок тоже черепку рознь.
В итоге на телефон горячей линии может поступить масса звонков из самых разных точек Москвы, и все они будут абсолютно мотивированны. Линия не справится. А значит, в идеале надо уметь отличать ценное от неценного – древнее от недревнего, понимать, имеем ли мы дело с переотложенным грунтом, как говорят археологи, то есть, с уничтоженным слоем, либо с нетронутым. Имеем ли мы дело с закрытым комплексом, когда артефакты буквально лежат друг на друге, либо у нас обычный московский двор, по которому они размазаны столь тонким слоем, что археологам там делать нечего – находки будут жалкие. Но как это всё выполнить?
Сейчас «Москомнаследие» это всё придумало. Они собираются ввести институт народных инспекторов – людей, которые имеют право зайти на стройплощадку, присмотреться к земле. Полномочий копать у них нет, но, если они видят что-то ценное, то должны вызвать археологов. Да, для того, чтобы всё это работало, таких людей надо найти, организовать, возможно, — что-то им заплатить. Иные будут работать и за интерес, по крайней мере, я таких людей знаю. Может быть, всё это отчасти и осуществится, по крайней мере, разговоры такие я слышу.
— Откуда возьмутся люди в такую службу? Их же надо, как минимум, обучить.
— У нас достаточно много студентов-историков, есть те, кто интересуется краеведением, те, кому надо с чего-то начать… С ними можно проводить ускоренный инструктаж.
Глубоко разбираться в проблеме всё равно будет тот специалист, который приедет на вызов. Дело инспектора – «правильно» позвонить.
— Чего делать нельзя? Не создаст ли человек, зашедший на стройплощадку, себе проблем?
— Я таких случаев не знаю. Возможно, охрана попросит его уйти, но никаких штрафных санкций в этих случаях не применяется. Но вот если вы набрали с собой предметов старины, вам грозит штраф.
Вообще, уже давно имеет место ужесточение законодательства в области археологии. Например, запрещён металлопоиск – покопать монетки с металлоискателем уже года полтора или два как нельзя.
В этом году было объявлено, что все археологические предметы, находящиеся в частных руках, должны быть зарегистрированы или сданы государству. Насколько понимаю, сейчас введены ограничения на нахождение любой археологии в руках граждан. Конечно, если двадцать лет назад вы привезли из стройотряда кусочек амфоры, и она стоит у вас на полке, никто никаких претензий к вам не предъявит. Но теперь при попытке её, допустим, продать, могут начаться проблемы.
Я это где-то даже понимаю. Пускай археология целее будет. У археологов есть принцип: чем меньше копать, тем лучше. Надёжнее всего артефакт сохраняется в культурном слое. Оттого у археологов нет цели «раскопать всё», «организовать массовый промысел древностей». Археологи – не антиквары. И всякие охранительные законы – это в целом хорошо. Чем дольше древний предмет лежит непотревоженным в земле – тем ему лучше.
Строители vs археологи
— Москву перестраивали много раз. Генеральный план развития 1935 года, застройка 1960-х… В принципе, при каждой крупной перестройке должны происходить исследования. Неужели до сих пор исследовали не всё?
— Сразу должен сказать: я не археолог, а дилетант. На раскопках я работал в Историческом проезде, когда был школьником, это – единственный мой случай соприкосновения с официальной археологией. Так что, если я сейчас начну серьёзно комментировать все подробности московских археологических работ – будет смехотворно. Так что моё мнение – сугубо частное.
Но можно уловить некий общий тренд. Раскопки у нас вообще финансируются плохо, археологи здесь часто последние люди, которые не то что не распоряжаются ситуацией, но борются с гораздо более властными прорабами. Это я не раз наблюдал прошедшим летом, когда они сломя голову носились по траншеям, пытаясь хоть что-то спасти.
И так было, насколько мне известно, всегда. При раскопках на Манежной площади, как я слышал от тех же археологов, был раскрыт очень небольшой процент необходимого. То же было при строительстве Кремлёвского Дворца съездов в 1960-е. И это – Кремль, на территории которого поселения остались с древнейших времён.
— Но ведь Москва у нас – режимный объект, здесь без разрешения копать нельзя?
— Да, для того, чтобы производить раскопки в пределах Камер-Коллежского вала – примерно это улицы, близкие или принадлежащие к Третьему транспортному кольцу – нужно иметь открытый лист на ведение археологических работ. Он, насколько мне известно, выдаётся Институтом археологии.
— Ну, у Института археологии здесь свои соображения – охранные, мало ли кто захочет в Москве покопать. Но ведь в городе всё время ведутся какие-то работы – меняют асфальт, строят эстакады, ведут какие-то коммуникации…
— Насколько понимаю, при ведении любых работ разрешение Института археологии получается. Я не знаю, как конкретно это всё устроено, но, в любом случае, даже если просто меняются какие-то трубы, как это было на Гончарной, работы должны быть согласованы с охранными структурами и с археологами.
Может показаться странным, но, по ощущениям, ещё не раскрытого в Москве действительно много. Всё-таки у нас достаточно стабильная трассировка улиц. Да, они расширялись, дома разрушались и строились новые, но, например, задние дворы – это более стабильные территории, которые оказывались не всегда перекопаны до материка. Эти городские очертания оставались стабильными из века в век.
Законсервировать нельзя копать
— Давайте подойдём с другой стороны. В Москве постоянно происходят какие-то скандалы с археологическими памятниками: то разрушили, там не успели. Насколько полезно всё это вообще консервировать?
— С прагматической точки зрения ответ неоднозначен. Скажем, прошедшим летом городские власти решили раскопать на пятидесяти улицах траншею общей протяжённостью несколько десятков километров. Представьте себе археологический раскоп такой длины – когда после выемки технического грунта всё остальное исследуется уже грамотно – послойно, с обязательной фиксацией мелочей, с расчисткой кисточкой. Понятно, что эта стройка затянется на века.
Но есть спасительная вещь, которая называется «археологический план». Изучение Москвы всё-таки опирается на определённую базу знаний. Учёные примерно уже представляют, что и где скрыто под землёй. Существуют археологические карты Москвы. Поэтому, когда мы копаем траншею, можем довольно точно предсказать, на что там натолкнёмся.
Археологи и созданы для таких предсказаний, они могут дать точные рекомендации: «Вот здесь достаточно, чтобы сидел человек и смотрел за работой экскаватора. А здесь нас ждёт стена Китай-города, ограда Страстного монастыря или «Тиунская изба», и надо быть к этому готовыми, заранее иметь план действий». Например, согласно древним чертежам Москвы, траншеи, которые в будущем году пойдут по улицам Китай-Города, затронут десятки сооружений, местонахождение которых более-менее известно. То есть специалисты ещё до начала работы техники могут спрогнозировать ситуацию, а значит, охранные работы будут эффективнее: «в таком-то месте есть такой-то памятник, и у нас даже есть представление, что с ним делать, когда мы с ним столкнёмся – консервировать или, изучив, разобрать, или обойти, чуть изменив конфигурацию траншеи, чтобы работы ускорить – потому что исследование требует остановки». Всё это должно быть согласовано до того, как начал работать ковш.
Насколько мне известно, в 2016 году такого плана не было, то есть экскаватор ехал впереди учёных. Отсюда постоянно возникали ситуации экстренности, типа «строители наткнулись на стену Китай-города… Кто бы мог подумать, что она там стоит!».
— Но ведь этак надо было всё заранее планировать. Согласовывать работу московского стройкомплекса и федерального ИА РАН, выделять деньги…
— Да, конечно, это лишние, хоть и небольшие, расходы. Но для московского правительства это могла бы быть прекрасная имиджевая акция. Потому что сейчас ситуация – то и дело на грани войны. Люди возмущены, им кажется, что происходит постоянное ограбление наследия.
Как превратить скандал в имиджевый проект
— В будущем году московская реконструкция продолжится. А значит – взаимные претензии опять возможны. Как, на ваш взгляд, можно выйти из этого вечного противостояния властей и ревнителей московской старины?
— На самом деле расходы на археологию – не такие уж большие. Ведь культурный слой разрушали всегда, столицу сносили всегда – и в XVII веке, и в XIX, и при императрицах, и при диктаторах. Если нынешняя ситуация изменится, нынешнее руководство города, в каком-то смысле, увековечило бы себя в образе просвещённых правителей.
Представьте: был бы хороший сайт (да хотя бы страница в Фейсбуке), на который наши уважаемые археологи ежедневно выкладывали бы информацию о находках этого дня, дополненную профессиональными комментариями историков и краеведов. Фундаменты снесённых зданий, деревянные мостовые, некрополи — призраки старого города – открывались бы для кратковременного доступа москвичей, там дежурили бы специалисты или волонтёры, дающие разъяснения.
Пусть потом это всё зафиксируют, сфотографируют, закопают назад, проложат кабели, положат сверху плитку и поставят фонари. Но такая акция в глазах абсолютного большинства «думающих» москвичей поднимет авторитет московского мэра на огромную высоту. Причём люди сами всю работу сделают, тут не надо ни огромных затрат, ни дорогостоящих программ. Желающих будет море.
К сожалению, в 2016 году всех постоянно преследовало ощущение: «Что-то важное было… вчера». Что-то нашли, прибежали – закопано. И ломаются копья: «Что это было? Оно разрушено или сохранено?» Была уникальная ситуация: вскрыта Тверская улица, когда такое будет в следующий раз? Теперь дорогая плитка и дорогая реконструкция простоит, быть может, века, и следующая возможность исследовать центр Москвы представится очень нескоро.
Так уже было при Лужкове – сносились здания, весь центр стоял вскрытый, и можно было недорогой ценой сделать много ценных археологических открытий. Чуть побольше надзора, чуть больше времени, капля средств – и люди, неравнодушные к судьбе исторической Москвы, воспряли бы духом. Вроде бы что-то в этом отношении уже предпринято. Если это так, думаю, люди будут очень благодарны.