Брюс Перри – американский психиатр, старший научный сотрудник Академии детской травмы в Хьюстоне, штат Техас, и адъюнкт-профессор психиатрии и поведенческих наук в Школе медицины им. Файнберга в Чикаго, штат Иллинойс. Специалист по детской травме и проблемам депривации, автор известной книги «Мальчик, которого воспитывали, как собаку».
В понятие «детская травма» даже специалисты вкладывают разный смысл
– Господин Перри, мы сегодня говорим о детской травме. Но сначала давайте все-таки уточним определение. Несколько лет назад о травме в России не знал никто. Сегодня некоторые родители видят ее повсюду: «Учитель спросил ребенка на уроке. Ааа! У него же теперь травма!» Что является ключевым в травмирующем действии? Может ли получить психологическую травму человек, который никогда не сталкивался с насилием, у которого были лучшие учителя и родители, которые старались о нем заботиться?
– Действительно, слово «травма» используют многие люди, и они и даже исследователи вкладывают в него разный смысл. Если говорить совсем кратко, «травма» – это переживание или набор переживаний, которые могут активировать и изменять систему реакции на стресс в мозге человека.
Среди множества аспектов травмы важно учитывать три; назовем их «три E».
Во-первых, это событие (event) – например, пожар, стрельба, ураган.
Во-вторых, это впечатление (experience) человека во время события. При этом важно, что степень вовлеченности и интенсивность стрессовой реакции у всех людей разная – она будет варьироваться от человека к человеку.
Наконец, третье E – это «effect» – влияние, которое испытывает на себе человек после окончания события. Это могут быть, например, постоянные проблемы со сном, беспокойство, нежелание напоминать о событии и так далее.
Если иметь в виду эту схему, мы увидим, что действительно, некоторые люди более чувствительны к стрессу, страданию (дистрессу) и травмам. Незначительное, казалось бы, «событие», которое не может «травмировать» большинство людей, у них способно вызвать травмирующую реакцию.
– Вы когда-нибудь видели человека, которому в детстве не хватало родительской любви, внимания, но он не был разрушен травмой и оказался способен к здоровым отношениям с людьми? Как он справился?
– Да, я видел такие случаи. У многих людей бывает «тяжелый старт» в родительской семье. Но при этом они находят безопасные, стабильные и прочные отношения с другими. Это может быть кто-то еще из членов семьи – дедушка, бабушка, дядя, старшая сестра. Иногда это учитель или тренер. Таким образом, даже если с родителями ребенку было тяжело, это не фатально, другие люди могут помочь его развитию и исцелению.
(В книге Перри «Мальчик, которого воспитывали, как собаку», упоминается женщина-опекун Мама П., которая качала на руках своих подопечных и называла их «малышами», даже если они были подростками. Благодаря прикосновениям и отношению Мамы П. приемные дети заново проходили пропущенный детский опыт, и их психика начинала развиваться. Опыт показывает, что установить базовые связи с внешним миром пластичная человеческая психика может не только в раннем детстве, но и в более старшем возрасте. Но то, насколько успешна будет такая работа с каждый отдельным ребенком, заранее предсказать невозможно. – Прим. ред.)
– Есть ли какие-то «мелочи», которые помогают ребенку в трудной жизненной ситуации избежать травм? Достаточно ли здесь улыбки няни в приюте или хорошего соседа, который иногда разговаривал с ребенком? Или это должны быть повторяющиеся процессы, в которые вовлечен сам ребенок?
– Да, есть много «мелочей» и положительных взаимодействий, способных помочь ребенку смягчить текущий стресс и дистресс, а также исцелить его от прошлой травмы. Эти моменты действительно могут длиться несколько секунд – улыбка взрослого, нежное деликатное прикосновение, пауза, которую взрослый делает, чтобы сесть и выслушать ребенка.
Существует мощный физиологический эффект от чувства принадлежности, сопричастности. Такое чувство испытывает ребенок, когда знает, что взрослые вокруг способны позаботиться о нем.
Конечно, чем больше таких связей будет, тем лучше.
Если это двустороннее взаимодействие, при котором и ребенок, и взрослый чувствуют взаимную связь и общение, в их мозге активируются центры, «отвечающие» за процесс отношений. Эти моменты вовлеченных отношений очень целительны и для ребенка, и для взрослого.
– В главе о детях из «Ветви Давидовой» вашей книги «Мальчик, которого растили, как собаку» вы отмечаете, что качество и количество человеческих связей в жизни ребенка помогает ему успешнее преодолевать стресс. Но не важнее ли помочь ребенку не познакомиться с множеством людей, с которыми он мог бы иметь отношения, а вырастить в себе «внутреннего родителя»?
– В раннем детстве, когда мозг ребенка пытается постичь смысл окружающего мира, крайне важно, чтобы у ребенка было хотя бы несколько безопасных, стабильных отношений. Это позволяет мозгу создать ключевые ассоциации и дальше на их основе строить необходимые нейробиологические системы, участвующие в формировании и поддержании отношений, в том числе и для выращивания «внутреннего родителя».
Когда эти системы выстроены, ребенок (и его мозг) могут справляться с большим количеством отношений и находить в них пользу.
Если же в первые несколько месяцев жизни вместо значимых взрослых есть десятки людей с отношениями-функциями (нянечки, медсестры, воспитатели), обеспечивающими уход, мозгу трудно организовать эти системы. Возникает стабильный дефицит умения и потребности строить отношения как с другими, так и с самим собой.
Главная ошибка воспитания
– Как найти грань между запретами и нарушением границ ребенка? В какой момент нужно «воспитывать», а когда разрешить самовыражение?
– Этот вопрос – одна из самых насущных проблем воспитания, просто-таки вызов педагогике. «Обозначение границ» и «гибкость воспитания или обучения» сменяют друг друга по мере того, как ребенок растет. В любом случае безопасность младенца, ребенка или подростка превыше всего.
И воспитатель должен постоянно наблюдать, чтобы «границы» и «ожидания» менялись так, чтобы ребенок мог развиваться.
Одна из наших главных ошибок в образовании, родительстве, наставничестве и даже терапии заключается в том, что мы неверно оцениваем истинные возможности развития ребенка и создаем нереалистичные и недостижимые ожидания. Так мы создаем у ребенка внутренний конфликт и проблемы с самооценкой, чем настраиваем его на неудачу, на то, что он не оправдает наших надежд.
Подводя итог, могу сказать, что родительство – это очень трудное дело, но мы должны стараться. Конечно, чем больше мы узнаем о работе мозга, психики, тем легче нам быть объективными.
Почему детская травма повышает потребность в алкоголе и наркотиках
– Как научить ребенка проявлять эмпатию? Это очень сложный навык, у вас есть план, как ребенок может этому научиться? Удалось ли вам научить этому Коннора, одного из героев вашей книги?
– Что ж, это одновременно и сложно, и просто.
С младенцами и маленькими детьми обучение эмпатии осуществляется, 1) примером заботливого сострадательного поведения по отношению к другим людям путем; у детей так моделируются базовые схемы поведения; 2) разумеется, к самим детям нужно проявлять доброту, тепло, внимание и любить их.
Наш мозг генетически настроен так, чтобы отражать любое взаимодействие, которое происходит с нами. Мы впитываем, имитируем и развиваем все, что видели сами; как правило, любимые дети становятся любящими взрослыми.
То же самое вполне работает и с людьми более старшего возраста. Но чем они взрослее, и чем серьезнее отпечаток депривации на личности ребенка, тем больше времени и большая «плотность» отношений вам потребуется, чтобы достичь эффекта.
– В каких случаях анализ сложных ситуаций из детства вреден и мы получаем только повторную травматизацию? Например, флешмоб «me too» принес больше пользы или вреда?
– Я действительно думаю, что иногда наши благие намерения могут воспроизвести некоторые аспекты исходной травмы. Но в целом предоставление людям возможности рассказать свою историю и поделиться своей травмой – в сносных «дозах» – приводит к исцелению.
– В своей книге вы пишете, что изменения в мозге у выживших после травм повышают вероятность употребления алкоголя и наркотиков. Каков механизм этой зависимости?
– Мы не знаем наверняка, но полагаем, что система реакции на стресс также влияет на нейробиологию «вознаграждения» в мозге.
Одна из наиболее вероятных причин этого связана с идеей, что в системе реакции на стресс в нашем мозге происходит «самолечение» тревожности и дистресса, которые возникают в результате травмы. Человек, переживший травму, живет в постоянном стрессе. Алкоголь или наркотики заставляют его, наконец, почувствовать себя спокойнее, более контролируемо – а облегчение дистресса ощущается как «полезное».
Чтобы облегчить тревогу и дистресс, вызванные измененными травмой системами в мозге, человек обращается к наркотику снова и снова.
5 советов, которые Брюс Перри предлагает родителям
1) Не стоит недооценивать положительную силу простого выключения телефона на 5 минут и полного погружения на это время в интересы ребенка.
2) Помните, что внешняя структура создает внутреннюю. Если у вас в семье есть предсказуемые и последовательно исполняемые распорядок сна и бодрствования, часы приема пищи и выполнения домашних заданий – это поможет вашему ребенку выстроить внутренние регулирующие паттерны поведения.
3) Прикосновение так же важно для младенца и ребенка, как и еда. Быть физически теплым и ласковым полезно для всех частей развивающегося мозга ребенка.
4) Научитесь «последовательности взаимодействия». Если вы хотите научить чему-то ребенка, сначала вам нужно «установить связь» с ребенком. А для этого вам обоим нужно уметь регулировать свое поведение.
Итак, сначала регулировать, затем устанавливать взаимоотношения, и только тогда приводить доводы, доказывать и воспитывать. А если вы попытаетесь урезонить человека с нарушенной регуляцией, он только еще больше расстроится и расшумится.
5) Позаботьтесь о своих потребностях; хорошо высыпайтесь, занимайтесь спортом, хорошо питайтесь, проводите время с друзьями и семьей. Если вы сами не в состоянии навести порядок в своей жизни, как вы собираетесь регулировать жизнь своих детей?
